Читаем без скачивания Пираты южных морей - Говард Пайл

Например, некий Пьер-Франсуа, который на баркасе с двадцатью шестью головорезами дерзко ворвался в гущу жемчужной флотилии у побережья Южной Америки, под дулами пушек двух кораблей охранения напал на флагманский корабль, захватил его, хотя судно и было вооружено восемью пушками, а экипаж его насчитывал шестьдесят человек, и благополучно увел бы флагмана, не свались за борт при подъеме парусов грот-мачта, вследствие чего кораблям охранения удалось подойти к флибустьерам, и те лишились добычи.

Но даже имея два этих корабля против уцелевших буканьеров (напомним, первоначально тех было всего двадцать шесть), испанцы сочли за благо предоставить пиратам судно и позволить Пьер-Франсуа с товарищами безнаказанно скрыться.

Другой флибустьер, по прозвищу Бартоломью Португалец, заслуживает, пожалуй, более подробного рассказа. На суденышке с командой из тридцати авантюристов он напал близ мыса Коррьентес на мощный корабль, чей экипаж насчитывал около семидесяти человек.

Его атаки следовали одна за другой, отражаемые единственно за счет количественного перевеса оборонявшихся, все усилия которых приводили лишь к возобновлению нападения. И так продолжалось до тех пор, пока наконец выжившие испанцы, числом около пятидесяти, не сдались двадцати уцелевшим пиратам, немедленно заполонившим палубы их судна, словно орда залитых кровью и прокопченных порохом чертей.

Однако затем корабль у пиратов все же отбили, а сам Бартоломью Португалец едва уцелел, пережив ряд невероятных приключений. Но стоило ему благополучно избежать лап испанцев, как он с командой вновь набранных авантюристов под покровом ночи повторно напал на тот же самый корабль (на этот раз стоявший на якоре в гавани Кампече под охраной пушек форта), благополучно захватил его, вытравил цепь и дал ходу, не потеряв при этом ни одного человека. Вскоре, однако, разразился шторм, и корабль затонул близ острова Пинос, что, впрочем, никоим образом не умалило лихость сего деяния.

С двумя вышеупомянутыми героями вполне мог сравниться по известности и Рок Бразилец: жестокий и бесшабашный выходец из Голландии, прибывший в Испанские моря с бразильского побережья, чем и объясняется его незамысловатое прозвище. Этот человек прославился после первой же предпринятой им авантюры: он захватил корабль с серебром немыслимой ценности и благополучно привел его на Ямайку. Когда же испанцы с немалым трудом все-таки пленили сего флибустьера, он так запугал их рассказами о беспощадной мести, которая неминуемо последует со стороны его приверженцев, что те предпочли его отпустить.

И это лишь три наиболее выдающихся из великого множества заполонивших Испанские моря буканьеров. А сколько их еще было — не менее отчаянных, не менее безрассудных и не менее алчных, обуреваемых безумной жаждой наживы.

Последствия пиратства вскоре стали очевидными. Владельцы кораблей и торговцы не желали понапрасну рисковать, и испанская коммерция в тех водах практически сошла на нет. Суда не осмеливались покидать порты, кроме как под конвоем мощных военных кораблей, но даже такая предупредительная мера не всегда избавляла от нападения. Товары из Центральной и Южной Америки попадали в Европу через Магелланов пролив, маршрутами же между Багамскими и Карибскими островами почти никто не ходил.

Так что в итоге «буканьерство», как его стали повсеместно называть, перестало приносить те баснословные барыши, на которые флибустьеры могли рассчитывать поначалу. Сливки сняли, и молока в плошке осталось совсем чуть-чуть. Уже нельзя было сколотить сказочное состояние всего лишь за десять дней плавания, а те деньги, что добывались, едва ли стоили подстерегавших пиратов опасностей. Необходимо было изобрести что-то новое, иначе буканьерству суждено было прекратить существование.

И вот появился человек, который показал пиратам новый способ выжимать из испанцев деньги. Это был англичанин по имени Льюис Скот.

Следствием прекращения торговли в Испанских морях стало неизбежное накопление всех собранных и произведенных богатств в наиболее крупных, укрепленных городах и селениях Вест-Индии. Поскольку море пиратов добычей больше не баловало, ее теперь приходилось взимать на суше: ведь разбойничать можно и там. Льюис Скот был первым, кто додумался до подобного решения.

Он собрал многочисленный отряд таких же отчаянных и жадных до наживы головорезов, как и он сам, обрушился на городок Кампече и разграбил его подчистую, захватив все, что только можно было унести.

Когда же в городе остались лишь голые стены, Скот пригрозил жителям сжечь его дотла, если не получит крупной суммы денег в качестве выкупа. С награбленным добром он отправился на Тортугу, куда благополучно и прибыл. Итак, проблема была решена.

За Скотом последовал некий Мансвельд, буканьер менее известный, который совершил налет на остров Санта-Катарина, ныне Провиденсия, захватил его и, использовав в качестве базы, предпринял не слишком удачную высадку в Новой Гранаде и Картахене. Его имя, быть может, и вовсе не дошло бы до нас, не будь он учителем наиспособнейшего из учеников — великого капитана Генри Моргана, самого известного из всех буканьеров, человека, несомненно, выдающегося, одно время занимавшего пост губернатора Ямайки и посвященного в рыцари Карлом II.

Потом был храбрец Джон Дэвис: он родился на Ямайке, где тягу к пиратству впитал с молоком матери. С отрядом из всего лишь восьмидесяти человек он под покровом ночи напал на крупный город Никарагуа, перерезал часовых и затем «безо всякого почтения и уважения» принялся грабить церкви и дома.

Конечно же, беспорядки в целом городе не могли длиться долго, и вскоре горстке пиратов пришлось убраться восвояси. Однако за весьма непродолжительное время они ухитрились награбить и унести с собой денег и драгоценностей на сумму в пятьдесят тысяч песо да еще вдобавок захватить в заложники более десятка знатных граждан, за которых впоследствии потребовали выкуп.

Ну а потом на сцене появился человек, которому удалось достичь гораздо больших высот, нежели всем его предшественникам. То был Франсуа Олоне, разграбивший города Маракайбо и Гибралтар. Холодный, бесстрастный и безжалостный, с ледяным сердцем, не ведавшим приливов человеческой теплоты, этот страшный флибустьер не знал милосердия и ни разу не испытал хоть малейшего проблеска жалости к тем несчастным, кто по воле злого рока попадал в его обагренные кровью руки.

Губернатор Гаваны направил против него крупный боевой корабль с негром-палачом на борту, дабы после захвата пиратов не возникло непредвиденных проволочек и правосудие немедленно свершилось. Но Олоне не стал дожидаться прихода военных: он отправился им навстречу и обнаружил корабль на якорной стоянке в устье реки Эстера. На рассвете он напал на него — стремительно, внезапно и решительно. Скоро корабль был захвачен, а испанцы загнаны в трюмы. Затем последовала развязка. Одного за другим испускавших отчаянные вопли пленников выволакивали наружу и хладнокровно убивали, в то время как Олоне стоял на палубе полуюта и бесстрастно взирал на происходящее. В числе прочих вытащили и негра. Тот умолял сохранить ему жизнь, обещая рассказать все, что знает. Олоне учинил негру допрос и, выжав из него что только мог, равнодушно махнул рукой — и бедняга отправился к остальным. Был помилован лишь один человек: Олоне отослал его к губернатору Гаваны с посланием, что впредь он не пощадит ни одного испанца, которого встретит с оружием. И это не было пустой угрозой.