Читаем без скачивания Дракон Золотого Pуна - Александр Башибузук

Неожиданно наткнулись еще на одну дверь, а за ней, еще и на развилку. Сразу пожалел, что с собой нет комочка пряжи. Млять… заплутать еще не хватало…

Пришлось разделится. Еще несколько поворотов и тупик. Пришли… Принялся долбить по всем выпуклостям, но только отбил кулак. А что? В кино, в таких случаях, обычно, что‑то нажимают… Правда там еще и на голову хрень какая‑нибудь может свалится. Или стрелами затыкает. Но не затыкало… и перегородка не открылась. Пришлось вернуться к развилке, догнать вторую группу, и… и опять наткнуться на тупик. Точно такой же, как первый.

— Ломай… — махнул я рукой и с досады двинул ногой по стене — Да что за напасть!..

— Осмелюсь возразить… — Хорст внимательно изучал камни на стене. — Так вот же… потертый самый…

Я собрался было наорать на казначея, но после его манипуляций, за стеной зашуршал противовес, а перегородка поползла вверх. Долбаные архитекторы!

Мы очутились в небольшой каморке с еще одной дверью, к счастью, незапертой. А за ней… а за ней, я узрел самую настоящую монастырскую темницу. Причем, тайную — явную, мы уже обыскивали.

И в этой темнице…

Да неужели…

Это правда?!

Сука… спалю курву заживо…

2

— Что это такое? — я ткнул в четко выделяющиеся на стене длинные прямоугольники с высеченными на них словосочетанием на латыни: «in расе»*

Соратники подавленно молчали. Хотя я мог бы и не спрашивать. Все и так ясно. По периметру стены шли ниши. Половина из них была заложена, а остальные так и оставались пустыми.

Такие, не очень глубокие ниши, с небольшим уступом внутри. Как раз помещается человек, а на уступ даже может присесть. И тесаные из камня кирпичи рядом лежат…

Сука… Значит правда…

— Вот она казна!!! — радостно завопил Клаус сунувшийся в боковую дверцу. — Господин барон!..

— Заткнись! — рыкнул я на него. — Слышите?

Ближники недоуменно на меня уставились.

— Вот, опять…

По комнате пронесся едва различимый вздох. Тихий, как дуновение ветерка и одновременно неимоверно зловещий. Сами посудите… Неровный порывистый свет факелов едва освещает сводчатые поросшие мхом стены, решетки, колодки, кости в цепях и тут, полный страдания стон… Жуть!

— Матерь божья! — все одновременно истово закрестились, а Питер Нидербоккер, здоровенный головорез и отъявленный храбрец, с выражением крайнего ужаса на морде, с грохотом брякнулся в обморок.

У меня волосы стали дыбом, а рука сама совершила крестное знамения.

— Здесь!.. — один казначей не стал креститься, а тем более падать в обморок. Он подскочил к крайней замурованной нише и приложил к камню ухо.

Я подхватил лом, но путь загородил Михель Кауфман. Десятник спитцеров из последнего набора. Рядом с ним стал Гвидо Зеллер и еще два пикинера, имен которых я пока не запомнил. Всех их, восполняя потери, я нанял месяц назад одной ватагой. Прошлым не интересовался. Солдаты справные и дисциплинированные. Обретаются пока в роте на вспомогательных ролях — к охране Карла, естественно не допущены.

— Не гоже капитан в эти дела лезть… — у угрозой прошипел Михель. — Наша мать церковь, не ошибается в своих определениях. И не нам вмешиваться в деяния ее.

— В самом деле… — поддакнул ему Зеллер. — Не стоит вмешиваться…

Остальные промолчали, но руки положенные на эфесы палашей явно свидетельствуют о намерениях.

— В сторону солдаты! — лязгнул голосом Якоб Бользен и стал со мной рядом. — Кому сказал! Иначе!..

Вот так значит… Якоб со мной с самого начала — в нем сомневаться не приходится. Кто еще? Клаус, Иост и казначей. Сука… считай один сержант, пажи даже не одоспешенные, а Хорст, так вообще божье недоразумение. А арбалетчики в кирасах, капеллинах, при мечах и алебардах. И олух Нидербоккер до сих пор без памяти лежит…

— Что это значит? — вкрадчиво поинтересовался я и сделал маленький шажок вперед выбирая позицию. — В чем дело ребята? Я так понял, вы решили мне… мне, своему командиру воспрепятствовать? Да я же ничего пока не собираюсь делать. Замуровали — значит так надо…

Еще шажок…

— Не своему командиру, а человеку собравшемуся попрать деяния церковные! — выспренно и фанатично ответил Михель. — Я устав зна…

Но не договорил… Клинок эспады перерубил ему голосовые связки вместе с кадыком. Одновременно дага, с легким хрустом проткнула глазницу Гвидо. 'Удар быка' — одновременный удар эспадой и дагой по разным направлениям. Мастер Понс из Перпиньяна может гордится мной, все сделано как по его учебнику…

Разворот, сближение, махи и одновременный дикий захлебывающий вой обоих спитцеров. Пикинеры даже не успели палаши из ножен вытащить. Первый шлепнулся на пол с перерубленными связками на ногах, а второй скрючившись, зажимает фонтан крови бьющий из паха…

М — да… В самом деле, черт знает что… Порой, я совершаю грандиозные ляпы. Рояли в кустах сверкают своими полированными боками. Думал, обвыкся уже. Пообтесался… Ан хрен! Ну как должны среагировать невежественные, средневековые и глубоко верующие персонажи, если на их же глазах, кто‑то соберется исправлять правосудие, исполненное их матерью католической церковью? Думать надо барон. Думать, а потом делать. Тьфу… Таких солдат собственными руками изничтожил… Тем более, непонятно пока из‑за кого. Но ничего уже не исправишь.

— Эка вы их капитан! — Якоб восхищенно развел руками. — Сколько раз видел вас в деле, а все равно впечатляюсь. Я уже рубиться собрался.

— Добить? — хором поинтересовались Клаус и Иост потянув из ножен мечи.

— Да… и Якоб… Сколько я их тогда нанял?

— Десяток… — почесал голову под саладом Бользен. — Здеся четверо. Троих срубили обозники вчера… Одного, самого крепкого из них, еще раньше ядром достало. Ну, да… осталось двое. Все, одна компания. Они и держались особняком. Давно на них обращал внимание… Я вас правильно понял капитан?

— Да. Сразу после того как поднимемся на поверхность… — я не стал объяснять причины приказа.

Якоб правильно все понимает. Оставшаяся парочка, может превратится в источник ненужных проблем. Да, я подозрительный урод. Да, я оскотинился по самое не хочу. Но живой. И собираюсь таковым оставаться как можно дольше. Формально я прав. Ослушание приказу, наказывается смертью однозначно. А в данном случае, просто действую на опережение.

Подошел к казначею:

— Займись казной. Тебе привычней будет. А мы тут сами…

Некрепко схватившаяся кладка с одного удара посыпалась на каменный пол. Поднес факел к нише…

Так и есть… Скрюченное, тоненькое тельце в белом саване. Девушка… Совсем молоденькая. Почти ребенок. Живая?

Якоб поднес кинжал к губам девушки, а потом понурившись отрицательно покрутил головой:

— Не успели капитан. Уже отошла. Мы ее последние вздохи слышали.

— Но как?.. — я безуспешно пытался нащупать пульс у пленницы. — Не может быть…

— Может капитан… — Якоб осторожно оттер меня от тела. — Может… Дело такое… Забрал ее боженька к себе…

— Твою мать… — от безысходности выругался я. — Верните ее назад, что ли… Будет хоть какая‑то могилка.

— Сделаем капитан. — Якоб принялся приводить в чувство так и валяющегося в беспамятстве Нидербоккера

— Ваша милость! Вам надо это видеть!.. — в зал ворвались вездесущие Иост и Клаус. — Там такое!.. Такое!..

— Что еще?.. — я проследовал за ними в еще один коридорчик и опять выругался. — Ад и преисподняя! Я все‑таки нахрен спалю чертово аббатство!

Клетки… Похожие на пеналы железные клетки с высохшими человеческими костяками внутри. Да что же это такое?! Похоже, несчастных женщин заморили голодом. Зачем? Млять, изуверы!

— Господин капитан… — меня деликатно тронул за руку Хорст. — Здесь живых уже нет. Займемся насущным…

— Сам решу чем заниматься… Что там с казной?

— Два запечатанных бочонка с флоринами. Судя по печатям, там должно быть по пять тысяч в каждом. В сундуках утварь драгоценная, золотые оклады. Поднимем наверх, смогу точно сказать сколько и чего…

— Ну так поднимайте… — буркнул я. — Клаус, Иост помогите казначею… Якоб, дай вина…

Вот так… Право дело, лучше бы я в эти подземелья не совался. Да и хрен с ней, казной этой. Знаете… Я как будто извалялся в грязи. Прикоснулся к мерзости… гадости… Будь эти церковники прокляты! И самое дерьмовое… Они же творят подобное, искренне веруя. Млять!.. Настроение испортили на год вперед, суки…

— Капитан!!! Она все‑таки живая! — вдруг заорал Бользен. — Ей богу живая!

— Твою же мать! Ну что тормозите? Бегом за обер — медикусом!..

Девушка опять стала проявлять едва заметные признаки жизни. Держись милая, держись…

Привели метра Бельведера. Толстяк глубокомысленно похмыкал и приказал своим подмастерьям тащить несчастную наверх. М — да… Бельведер явно не обладает талантами Самуила, но уже не дикий коновал. По крайней мере, руки моет перед осмотром. Почти всегда…