Читаем без скачивания Мёртвый город - Лев Пучков

Я с трудом уворачиваюсь и проскальзываю мимо.

– Ненавижу!!! Я вас всех сожгу, подонки!!! А-а-а-а, твари!!! Гореть вам в аду!!!

Мы торопливо скатываемся по лестнице, подстёгиваемые истеричными воплями.

Вот этой замечательной женщине три недели назад Нинель с Валентиной отдали наши продукты. Кто сказал, что милосердие ненаказуемо? Теперь она каждый день стучится к нам и требует еды. В общем, она ко всем стучится, постоянно сидит в засаде у двери и не даёт проходу жильцам нашего дома, но нас она любит особо. Потому что мы были единственные, кто с ней поделился.

– Вас я первых сожгу, твари!!! А собаку вашу сожру!!! А-а-а-а, ненавижжжу!!!

Любе двадцать шесть лет, у неё трое детей, свёкор – мерзкая скотина, и нет мужа.

Муж умер две недели назад, от осложнения после гриппа.

Тут у нас полгорода болело какой-то странной формой гриппа, избирательно вызывающего тяжелейшие осложнения, часто с летальным исходом. Ходят слухи, что этот грипп специально распространяли Власти, но у меня есть другая версия, основанная на личных наблюдениях.

Что странно, избирательность этого вредного гриппа не вписывается в привычные стандарты: Любин муж, например, был совершенно здоровым и крепким парнем, никогда не злоупотреблял алкоголем в отличие от своего гадкого папаши, хроника со стажем. Так вот, болела вся семья, папаша даже осложнение не схлопотал, а молодой здоровый парень заболел одним из первых, мучительно страдал и стремительно угас, словно свеча на ветру.

После смерти мужа у Любы случилось помутнение рассудка. Теперь она бросается на всех, кого увидит, требует еды и ведёт себя очень агрессивно.

Она так всех достала, что её ненавидит весь дом. Когда её насиловал свёкор, она кричала и звала на помощь, но никто даже пальцем не шевельнул. Эта сволочь (я про свёкра) весь день пропадает у своих дружков из соседнего квартала, они ловят рыбу где-то неподалёку, там жарят и жрут её, но внукам он ни разу даже протухшего плавника не принёс, а к Любе пристраивается каждую ночь.

Надо будет найти уважительный повод и зарезать эту скотину или топором зарубить, ибо патроны на такую падаль тратить жако. Повод найти сложно, мы никак не пересекаемся, вообще я его не видел никогда, просто знаю со слов домашних, что он есть. А просто так, без повода, будет нехорошо. Никто из местных за Любу не впрягся, а мне, что же, получается, больше всех надо?

Так… Вот это последнее – про «повод для зарезать», это была не метафора. Это я рассматриваю как вариант на ближайшее будущее. Если вы давно со мной знакомы и я вас шокировал, не удивляйтесь.

Я это… Немного изменился за три недели пребывания в Городе. Или даже не немного…

Мы выходим из подъезда. Нинель подносит лучину к лицу, бережно прикрывая ладошкой огонёк, чтобы не задуло ветром.

Из окна на первом этаже раздаётся стук: «бдим, узнали, проходите».

Нет, у нас тут некому насаждать армейскую дисциплину, нет никаких инструкций, и вообще никто не заставляет делать лишних движения.

Но жест с освещением лица на выходе точно не будет лишним. На первом этаже сидит «дежурная служба» (мы с Нинелью, кстати, позавчера дежурили). «Собачья вахта», если кто-то вдруг прикорнул и спросонок увидел две тёмные фигуры на крыльце, подумает ещё, что «курки» пожаловали, и может запросто пальнуть с перепугу. Так что лучше подстраховаться.

Предъявив личико, мы становимся на лыжи и направляемся к Дому Инвалидов. Лучинку Нинель гасит и бережливо прячет в карман.

Город утонул в ночной мгле, во всей округе не видать ни одного огонька. Метёт легкая позёмка, ветер привычно скрипит ржавой дверью раскуроченной трансформаторной будки, и всё – более никаких звуков нет. Не «шумят деревья», не «гавкают собаки, и орут коты», нет ничего этого.

Деревья спилены на дрова, собак и котов давно нет. Сейчас одолеем половину пути, останется позади скрип ржавой двери, и будет реальная мёртвая тишина, без кавычек.

Мёртвый город.

Если днём это определение можно как-то оспорить, то ночью оно будет наиболее удачным или даже единственно верным.

Мы ориентируемся по едва различимой во мгле зыбкой грани между сугробами и стенами домов. Без этой спасительной линии здесь запросто можно заблудиться.

Раньше, до Хаоса, я не обращал внимания на многие вещи, которые казались простыми и естественными. Вы в курсе, что в ваших городах (пока что не охваченных Хаосом) ночью очень светло? Светящиеся окна домов, уличные фонари, огни рекламы, фары машин – ваши города похожи на яркие китайские фонарики с разноцветными гранями.

Наш Город если и напоминает китайский фонарик, то потухший.

Ночью он наполнен Мглой и Страхом, здесь нет места для Света в мирном понимании этого слова – разве что для пожарного зарева и вспышек выстрелов.

Но это тот свет, который никого не радует, так что Мгла предпочтительнее.

Мы двигаемся без особых опасений, на всякий случай прислушиваясь к ветру. В принципе здесь опасаться нечего, да и идти всего ничего, метров двести. В некоторых местах Город напоминает слоёный пирог: территория «курков» перемежается с позициями ДНД и там опасно ходить, можно запросто схлопотать пулю. В нашем квартале, слава Богу, нет ничего, что привлекало бы вышеназванные группировки, поэтому мы избавлены от «сильных мира сего» и существуем в относительном спокойствии.

В мирное время я читал много книг. В постапокалиптических романах обычно пишут, что собаки во время катаклизмов сбиваются в стаи, ведут какую-то свою коллективную жизнь и даже охотятся на людей.

Хм… Экие выдумщики.

У нас всех собак давно сожрали. Так же как и кошек. Потому-то, как и было сказано выше, никто не мяукает и не гавкает.

Никогда не думал, что нормальные, вменяемые люди будут есть собак и кошек. Но, как оказалось, едят и нахваливают. Когда мы выводим Шаляпина на прогулку, обязательно вооружаемся. А то отнимут и сожрут.

В общем, самый опасный хищник в природе Мёртвого города – это человек. Все прочие виды рядом с ним просто не выживают.

Глава 2

Мучной рейд

В Доме Инвалидов живут инвалиды.

Нет, это не глупая шутка, а элементарное обоснование боевого и численного состава предстоящей операции. Проще говоря, народу много, бойцов мало. Со стороны инициатора рейда присутствуют четверо вооружённых мужчин, один из которых однорукий, и плюс пять женщин, которые будут на равных с мужчинами таскать мешки, если у нас всё получится.

Мы бодро проскальзываем мимо подъезда, вроде как нам совсем не сюда, за домом сворачиваем и прямо через сугробы заходим во двор.

Да здравствуют лыжи. Без иронии.

Лыжи – это великая сила, свобода манёвра, скорость и вообще мощный фактор выживания в заваленном снегом Городе, улиц которого три недели не касалась рука коммунальных служб.

Помнится, в самом начале Хаоса один болван тут бегал как заяц, шарахаясь от всех подряд и мучительно завися от протоптанных тропинок… пока не додумался встать на лыжи.

Сейчас вспоминаю и даже смешно, а тогда столько неудобств и страху натерпелся, и было ведь такое, что чуть не убили местные самаритяне. Нет, не зомби, не мутанты, а милейшая интеллигентная дама с топором, учительница русского языка, под влиянием Хаоса стремительно преобразившаяся в кровожадного монстра.

Во дворе за домом расположились кладовки – небольшие клетушки под одной крышей, в которых хранится всякий хлам. Да, я в курсе, что в таких местах бывают и нужные вещи, но тут их нет однозначно: все кладовки разграбили ещё в самом начале событий, и жильцы дома не в силах были этому помешать.

В одной из клетушек нас поджидает рейдовая группа в полном составе… Пардон, не в полном. Оказывается, мы не последние, с минуты на минуту должны подойти ещё двое.

В кладовке накурено, горит свеча, облачённые в самодельные маскхалаты люди плотной шеренгой сидят у стены, молча ждут недостающих.

Свеча – это роскошь. У нас, например, давно кончились, сейчас лучиной пробавляемся. Надо будет потом подкатиться к Ивану, нет ли у них свечного запасца, если акция будет удачной, можно раскрутить сурового вождя инвалидов на подарки.

Иван шёпотом рычит на нас, зачем пришли парой – надо было по одному.

– Да никто не видел, – успокаиваю я его. – Я проверялся…

Конспирация, однако. Маскировка.

Дело будет подлое и злое, вполне резонно ожидать разборок со стороны «своих» (это я ДНД имею в виду), так что договорились по возможности сохранить в тайне факт участия в акции, чтобы не только соседям невдомёк было, но и непричастным жильцам Дома Инвалидов.

Через несколько минут к нам присоединяются ещё двое. Иван дежурно ругает их за то, что пришли «толпой», а не по одному, выставляет «часового» из числа вспомогательной группы женщин, затем расправляет наспех начерченную схему объекта и проводит уточнение боевой задачи.

Совещание проходит молниеносно, по задачам всё просто: если сложится как планировали, то работы будет совсем немного. Если не сложится, работы не будет совсем, просто развернёмся и топаем обратно несолоно хлебавши.