Читаем без скачивания Основатель службы Диалог - Александр Борянский

Князья молчали.

- Ваське Шуйскому кузькину мать! - вдруг рявкнул царевич Петр, бешено вращая черными зрачками.

Шаховской тяжело вздохнул. Болотников выжидающе смотрел исподлобья.

- Конечно, можно сделать вылазку, - сказал Шаховской. - Но они этого наверняка ждут. А коль ждут - значит, приготовились не хуже нашего и отпор сумеют дать достойный. Посему выжидать следует. Царь Димитрий уже в пути. Не пройдет и двух месяцев, как он будет под стенами Тулы. Вот тогда, как верно заметил Петр Федорыч, и наступит для Шуйского судный день.

- Это так, - согласился Болотников. - Но эти два месяца в городе будет страшный голод. Начнется мор. Не свернет ли народ нам шеи, как считаешь, князь?

Шаховской подумал.

- Я не против вылазки, Иван Исаич. Я лишь говорю, что она ничего не даст. Перегороду порушить не удастся. А попробовать, конечно, можно.

Болотников протянул руку и взял с большого блюда кусок отварного языка. Положил в рот, медленно прожевал. Пригубил вина.

- Помните Калугу? Есть у меня одна мыслишка. Какая?..

- Порох, - выдохнул Алеша.

Когда войско Болотникова сидело в осаде в Калуге, царевы стрельцы возводили деревянный "подмет", под защитой которого намеревались подобраться под самые крепостные стены и подпалить город, построенный сплошь из дерева. Тогда в Калуге Болотников сделал подкоп и подорвал страшный "подмет" к чертовой матери, до смерти напугав царскую рать и обрадовав калужских жителей. С тех пор в нем прочно угнездилось пристрастие к пороху.

- Я думал об этом, воевода, - сказал Шаховской. - Нагрузить ладью порохом и взорвать все их сооружение. Но ладья просто не доплывет, они взорвут ее ранее. Надежда ничтожно мала, ее почти нет. Сидеть, Иван Исаич, сидеть до конца и беречь силы.

Болотников нахмурился. Обратился к Телятевскому:

- А что у тебя на уме, князь? Поведай.

Телятевский поставил кубок, который все время, не опуская на стол, держал в руке.

- Худо мне что-то, - проговорил он.

Затем с трудом встал и пошел вон из горницы.

"Да что это, не пил вроде совсем", - подумал Шаховской.

- Куда ты, князь? - попытался остановить его Болотников.

Телятевский обернулся и поглядел неожиданно мутным взором. Открыл рот, чтобы что-то сказать, но ноги его подкосились, и он упал на колени. Алеша бросился помочь князю подняться, но тот резко оттолкнул его, коротко вскрикнул и упал без сознания.

Тогда Болотников положил кулаки на стол и, сурово оглядев всех присутствующих, сказал:

- Князь отравлен.

Однако князь не умер. Напротив: утром следующего дня он окончательно пришел в себя, был бодр и весел.

Болотникова это обрадовало. Когда-то, лет двадцать назад, отец князя Андрея Телятевского был хозяином Болотникова, и именно его преследования вынудили молодого тогда Ивана бежать на вольные земли. Об этом вряд ли кто знал, и все же: а вдруг? Поэтому несчастье с Телятевским встревожило Болотникова. Люди могли бы сказать, что Набольший Воевода свел счеты, умертвил князя, добром пришедшего со своими ратниками.

Вообще отношение воеводы к князю было сложное. Вроде и недурной князь человек, и в Болотникове искусство воинское уважает, но Бог знает, чего от него ждать. Все портило одно: вообще-то Андрей Телятевский мог считаться по наследству господином Ивана Болотникова, хотя теперь это казалось уже смешным. И все-таки Болотникову было неприятно.

Воевода рвался действовать, а перед его войском стояла задача отсидеть свой час и выбраться из этой мышеловки. Ох, не любил Болотников взаперти сидеть, ох, не любил!

Он стоял на крепостной стене и смотрел вдаль. Взгляд его был задумчив, даль туманна. В последнее время он все чаще стал появляться на стенах и простаивать вот так, стараясь разглядеть что-то необычное где-то далеко-далеко. Он любил простор. Он привык, что жизнь бьет ключом в нем и вокруг него, и размеренное, нудное сидение в стенах крепости тяготило его, давило на душу тяжелым грузом. Единственным светлым пятном была эта голубизна там, над горизонтом. Он даже отослал зачем-то Алешу, который постоянно крутился рядом, чтобы побыть сейчас одному.

Но его одиночество нарушил Андрей Телятевский.

- Хороший день, воевода, - сказал он, поднимаясь на стену.

- Хороший, - нехотя отозвался Болотников. - Как здоровье, князь?

- Благодарствую.

Телятевский пристально оглядел Болотникова.

- О чем думу думаешь, Иван Исаич? - вдруг спросил он.

- Думы мои тебе любопытны, князь?

- Так ведь соратники мы с тобой, а соратникам друг друга получше знать надобно. Я хоть и больше других о тебе ведаю, а все одно: душа твоя - темный лес.

- Ваську Шуйского скинуть желаю. Чего тебе еще знать хочется?

- Его скинуть непросто - голову положить можно. Сошлись два князя, да царевич, да Набольший Воевода, да сколько времени воюют вместе, а кто ради чего рискует - неизвестно.

- Повторял не раз: счастья для Руси хочу.

- Так ведь счастье - такая птица, что в облаках летает. Изредка на землю спускается. Какова она и откуда - то людям не ведомо.

- Воли хочу, князь, воли.

Телятевский пожал плечами.

- И так вольны мы с тобой. Тебе ли еще воли желать? Значит, чего-то еще хочешь. Али сам не знаешь, чего?

Болотников промолчал.

- Не гневайся, что опять старое поминаю - сказал Телятевский, только чего ты все-таки от батюшки моего сбежал?

- А он меня засечь обещал, - очень ласково ответил Болотников. - Вот и пришлось уматывать из-под княжеского крылышка. А с чего это ты со мной такой разговор завел, князь?

- Любопытен ты мне, Иван Исаич. Из-под кнута бежал, бесправным смердом по свету скитался, а стал вон кем - Набольший Воевода, в ратном деле искусен. Согласись, не с каждым такое случается.

- Не каждый свою судьбу ищет. Я искал. А не искал бы, сейчас бы под тобой холопом ходил; может ты б меня уже засек давно, - я, знаешь, княжескую волю не больно-то жалую.

- Крепко князей не любишь, воевода, - усмехнулся Телятевский.

- Не люблю. А чего любить? - Болотников указал вниз. - Вон, видишь, сколько князей да прочих бояр за моей головушкой буйной аж до Тулы приперлись.

- Так и за моей тоже, - возразил Телятевский.

- Тебя да Шаховского царь еще простить может, меня - никогда. Я для него враг лютый.

- Лютый, лютый, еще какой лютый, - согласился Телятевский. - Ну, а как, скажи, Иван Исаич, без князей да бояр ты Русь мыслишь, ведь на них все держится, без них разбой жуткий начнется да разброд по всей земле русской.

- Авось не начнется.

- Начнется, - уверенно сказал Телятевский, разбой начнется и разброд.

- Почему ты, князь, всех, кроме себя, разбойниками да развратниками считаешь?

- Зачем всех? Тебя я не считаю ни разбойником, на развратником, хотя ты вон сколько народу согнал да каждому по сабле в руку всунул. Однако ж ты всех по себе тоже не меряй, Иван Исаич.