Читаем без скачивания В Иродовой Бездне. Книга 2 - Юрий Грачёв

А потом встал хор. Брат регент обратился к юноше:

— Это для тебя, брат, споем, специально для тебя.

И они запели. Это было чудное, оказывающее глубокое впечатление стихотворение С. Я. Надсона:

Друг мой, брат мой, усталый, страдающий брат,

Кто б ты ни был, не падай душой.

Пусть неправда и зло полноправно царят

Над омытой слезами землей,

Пусть разбит и поруган святой идеал

И струится невинная кровь, —

Верь: настанет пора — и погибнет Ваал,

И вернется на землю любовь!

Не в терновом венце, не под гнетом цепей,

Не с крестом на согбенных плечах, —

В мир придет она в силе и славе своей,

С ярким светочем счастья в руках.

И не будет на свете ни слез, ни вражды,

Ни бескрестных могил, ни рабов,

Ни нужды беспросветной, мертвящей нужды,

Ни меча, ни позорных столбов!

О, мой друг! Не мечта этот светлый приход,

Не пустая надежда одна:

Оглянись. — зло вокруг чересчур уж гнетет,

Ночь вокруг чересчур уж темна!

Мир устанет от мук, захлебнется в крови,

Утомится безумной борьбой —

И поднимет к любви, к беззаветной любви

Очи, полные скорбной мольбой!

Лева слушал это дивное пение, и из глаз его одна за другой капали слезы.

— Господи — думал он. — Неужели придет то время, когда наконец люди перестанут ссориться друг с другом, не будут огорчать, судить друг друга, сажать в тюрьму, убивать?.. О, когда же это будет и настанет Царство Твое и будет братство, любовь на земле?.. Неужели, неужели еще долгие годы насилие и злоба будут царствовать в сердцах людей? Впереди на земле кажется темно, и очень темно, ибо люди уходят от Бога, теряют все Божье… Лишь там, в глубине небес, царство мира и покоя. Но оттуда, из этих глубин, проникают эти чудные — лучи света, и вот поэтому здесь, в простой деревенской избе, эти озаренные солнцем правды люди, братья и сестры. Может быть, и даже наверное, они не так образованы, между ними могут быть и вовсе неграмотные, но они высоки в духовном, евангельском смысле, ибо, как однажды выразился один поэт, настоящее образование одно — по образу Божию. Между ними нет зависти — только Христова любовь. О, если бы каждый человек жил по Евангелию! Ведь на Земле, при современных ее богатствах и знаниях человека, кажется, был бы рай… Но почему, почему же люди, не могут, не злобствуя, по любви, мирно жить? И ответ на все эти вопросы напрашивался один: Бог есть свет, любовь. Люди ушли от Бога, не слушают Его и попали во мрак, вот почему жизнь человека полна страданий.

Собрание кончилось. Каждый подходил и прощался с Левой, от души желал ему благословений. Большинство знало, что встретятся они с ним еще раз только на небесах. На дорогу ему положили в сани большой мешок с провизией. Как ни отказывался от него Лева, ему сказали, что это от Господа и что, так как в тюрьме голодают, он сможет поделиться едой с другими.

Поехали дальше. На этот раз конвоир Леву не сопровождал. Он был приближающимся братом и поручил вознице, который был тоже приближающимся, сдать Леву в Тайшете в тюрьму.

— С собой я винтовку не возьму, — сказал брат-возчик, она мне не нужна.

— Конечно, не нужна, — подтвердил Лева. — Так что бери пакет с надписью «Совершенно секретно» и пошли…

И опять они поехали среди тайги, и над ними было голубое небо, и яркое солнце освещало сосны, покрытые местами снегом… Лева глубоко дышал полной грудью. Любовался открывающимися картинами и с грустью и горечью сознавал, что, увы, скоро, очень скоро, тюремные двери надолго сокроют от него красоту природы, а этот чистый свежий воздух сменится смрадом и вонью переполненных камер.

Дорогой беседовали. Возница рассказывал, что когда он не знал о Христе, то был очень жестоким человеком: дети прятались от него, жена плакала, а вот теперь, когда стал посещать собрания, зло ушло из его сердца.

— Я еще не принятый ваш брат, — говорил возница, — но я уже понял: только жизнь по заветам Евангелия — настоящая жизнь. Курить тоже бросил, но, по правде, еще грешный человек. Вот спекулирую товарами сельскими, а ведь это не совсем честно.

— Господь силен сделать вас честным, — сказал Лева. — Только стремитесь.

— Буду, буду стремиться, — заверил юношу возчик. Когда прибыли в Тайшет, было далеко за полдень.

— Ты вот что, — сказал возчик. — Иди сейчас, гуляй, знакомься с городом, а я пойду тут своими делами заниматься. А потом придешь, и уж к ночи я тебя отведу.

Лева пошел гулять. Он походил по улицам, по базарам, прошелся по перрону железнодорожной станции, посмотрел, как уходят и приходят поезда. Юноша еще пользовался полной свободой, но его уже не покидало сознание, что впереди тюрьма и другой дороги нет. И как это ни странно, ему захотелось поскорее попасть в тюрьму. Он вернулся на квартиру, где остановился возчик. Они попили чаю, и Лева стал уговаривать своего провожатого, чтобы тот отвел его в тюрьму.

— Да ты что? Насидишься еще, иди гуляй, там не нагуляешься: прогулки дают на пять — десять минут.

Лева опять походил немного, но вскоре вернулся и решительно заявил, что гулять больше не хочет, а просит отвести его в тюрьму. Хозяева квартиры смеялись над юношей:

— Удивительный ты парень, арестант! Другой бы на твоем месте давно бы побег совершил — уехал бы куда угодно с этим самым пакетом, где твой паспорт и документы.

— Нет, он сделать этого не может, — сказал его сопровождающий. — Он готов идти на страдание ради Христа.

И они пошли на станцию, близ которой было помещение пересыльной тюрьмы. На платформе сопровождающий остановился:

— Вон брат идет, давай подойдем к нему! — Это был один из братьев, о котором Лева слышал, что он самоотверженно трудится для Христа. Они поприветствовались.

— О, брат дорогой, так ты в тюрьму! Вот тебе и на! — он с особой любовью и жалостью посмотрел на Леву. — Ты молодой и некрепкий, тяжела тебе будет тюрьма!

Потом он задумался и, обнимая Леву, сказал:

— Если бы, брат, сейчас, разрешили мне за тебя пойти в тюрьму, я бы с радостью. Ты бы остался на воле, а я бы сидел за тебя.

Лева слушал эти слова, полные любви и сострадания, и сердце его трепетало:

— Господи, в первый раз встретились — и такая любовь! Брат хочет душу свою положить за меня…

…А кругом по станции ходили люди, хмурые, озабоченные. Каждый искал только своего, и никто не замечал, что, здесь, на этой станционной платформе, была истинная Божья любовь, Христово чувствование.

— Я думаю, дорогой брат, — сказал Лева, — что вам так или иначе придется тоже познакомиться с тюрьмой. Темнеет, и репрессии, возможно, увеличатся. Многих невинных людей еще лишат свободы. Раньше я, признаться, был наивным и думал, что если хлопотать перед правительством и лично перед товарищем Сталиным, то разберутся и освободят невинных. А теперь, наблюдая все, что творится, я прямо не знаю…

— Все зависит от Господа, — сказал брат. — Без Его воли и волос с головы не упадет. Он откроет дверь — и никто не закроет, закроет дверь — и никто не откроет.

Они еще некоторое время беседовали о деле Божьем. Брат рассказал о том, что во многих местах Сибири продолжают отбирать молитвенные дома и сажают все новых и новых верующих.

— Да, сказал Лева, — видимо, труд, на нивах Божьих пока закрывается, и, вероятно, я вовремя попадаю в тюрьму для того, чтобы быть более очищенным, приготовленным…

— И еще для того, — добавил брат — чтобы там прославить имя Господа…

Он проводил Леву до самых дверей станционной пересыльной тюрьмы. Здесь сопровождающий Леву передал пакет, и они расстались.

Открылась большая кованая дверь, и Лева вошел, неся свой мешок с провизией, в большую переполненную камеру. Людей в ней было так много, что буквально не было куда и ногой ступить. Сидели на нарах, лежали под нарами.

Глава 4. Есть ли Бог? Нужна ли Вера?

«Побеждающий облечется в белые одежды; и не изглажу имени его из книги жизни, и исповедую имя его пред Огнем Моим и пред Ангелами Его».

Откр. 3:5

Лева посмотрел крутом: бледные, грязные лица, масса оборванных людей, много и крестьян, но они выглядывают из-под нар. Кто-то указал ему место около вонючей бочки-параши. Юноша, положив мешок, присел на край нар. Тут же его окружили плотной стеной интересующиеся. Задавали обычные вопросы: «Кто ты?», «За что попал?». Спокойным голосом Лева рассказывал о своей вере, что обвинений пока не предъявлено, а везут его в Красноярск. Рассказывая, он заметил сквозь головы окружающих его людей, что там у окна на нарах какое-то большое оживление: что-то делят, о чем-то спорят. Он оглянулся на свой мешок. Но мешка и след простыл. Лева сразу все понял. Но это его нисколько не расстроило. От окна отделился какой-то немолодой человек (как потом Лева узнал, один из старых воров — «пахан»), подошел к Леве, задал ему несколько вопросов, и, внимательно посмотрев на юношу, вернулся к окну.