Читаем без скачивания Гиблая Крипта (СИ) - Халезов Виктор Николаевич

Трактирщик вернулся паче чаяния быстро. Долговязый человек нес в руках деревянный поднос. Вскоре перед Дроггом на серой поверхности камня возникли тарелка высушенных фиников, копченый окорок макхара, пшеничная лепешка и плошка похлебки, сваренной из похожих на бобы зерен неведомого орку растения. Не оставил радушный харчевник гостя и без напитка, поставив рядом со снедью кувшин финиковой браги и потрескавшуюся глиняную кружку.

— Благодарю тебя, постенный хожяин, — охотник не стал медлить с оплатой и выудил из-за пояса истершийся желтый кругляш. За одну золотую марку орк мог позволить себе месяц праздной жизни в куда более богатых заведениях, нежели таверна Вахира Остроглаза, но у Дрогга не было выбора, чем платить харчевнику, ибо за долгое время путешествия охотник успел истратить все мелкие монеты.

Расплывшийся в улыбке хозяин, забрав деньгу, поспешил исчезнуть, дабы не докучать своим присутствием столь щедрому гостю. Проводив корчмаря взглядом и убедившись, что остался в одиночестве, орк извлек из внутреннего кармана куртки крохотный флакончик темного стекла. Выдернув пробку, коей служил кусок вощеной ткани, Дрогг, поднеся горлышко сосуда к губам, запрокинул голову. Вязкая капля дурно пахнущего зелья, по вкусу пуще всего походящего на смесь трупной жидкости с отстоявшимися на жаре человеческими испражнениями, медленно, точно силясь елико возможно досадить пьющему мерзким зловонием, стекла в рот болдыря. Орк болезненно поморщился, не без отвращения проглотив положенную меру териака. Спустя пару минут, когда в глотке подрастаяло тлетворное послевкусие, полукровка, прислушавшись к своему животу, едва заметно усмехнулся. Последние две недели его внутренности перестали отзываться на волшебный декокт болезненными спазмами, сопровождавшимися ярыми позывами смрадного зелья вырваться обратно.

Сглотнув последнюю порцию горькой слюны, охотник взялся за еду. Сызначала орк опорожнил миску безвкусной похлебки, закусив ее свернутой в трубку лепешкой. Затем прожевав горсть кукожистых фиников, Дрогг впился клыками в пересоленную ляжку макхара.

Он услышал шаги еще за несколько секунд до того, как отворилась входная дверь. Болдырь не стал поворачиваться и разглядывать пришедшего. Орку хватило лишь немного скосить глаза, дабы заметить возникшую в распахнутом проеме фигуру Поденника.

Завидев полукровку, старик тотчас направился к нему. Охотник не поднял головы, продолжая бороться с жестким мясом ящерицы.

— Прости, шо прерываю твою трапезу, Дрогг-охотник, — негромко заговорил склонившийся над плечом орка седовласый пустынник. — Но голова нашей деревни, старейшина Вурнхи, желает тебя видеть.

— Сто надобно от меня постенному штарейшине? — вопросил охотник, после того, как, не сумев разжевать, целиком проглотил чересчур жесткий кусок.

— Он желает предложить тебе работу, — неохотно пояснил Фариз. — Подробностей я не ведаю.

— Ражумеет ли постенный штарейшина, сто я не проштой наймит, а вольный охотник? — понимая, что его хотят втянуть в истребление окрестной нежити, хмуро поинтересовался орк.

— Никто не смеет сомневаться в мудрости старейшины, — фраза вышла несколько более резкой, чем на то рассчитывал Поденник, и, малость струхнув, старикан сделал порывистый шаг назад.

— Может ли штарейшина подождать, пока я жаконсу с брашном? — спросил орк, удовлетворенный поблескивавшим в глазах человека страхом. Пустынники, похоже, зело боялись его, а, следовательно, им проще будет дождаться, пока таящий опасность зеленокожий странник по собственной воле уберется прочь, нежели нападать на него.

— Старейшина велел мне привести тебя прямо сейчас, — пояснил седовласый и тотчас добавил, верно, тщась упредить возможный гнев собеседника:

— Встреча с Вурнхи не займет много времени. Покамест тебя не будет, никто не тронет твою еду.

— Ладно, — Дрогг отложил окорок. — Веди меня к швоему штарейшине.

Вдвоем они проследовали в здание ратуши. В оном строении отсутствовали какие-либо сени. Войдя в широкие двери, они тотчас очутились в просторной комнате, по-видимому, занимавшей весь первый этаж. В тусклом помещении, куда дневной свет проникал лишь сквозь узкие щели врезанных под самым потолком окон, находились трое. Паче чаяния только один из присутствовавших являлся человеком. За дощатым столом на высоком стуле восседал белый с черными подпалинами иркун. Сих существ путем скрещивания коз с людьми некогда сотворил один из величайших магов Садрии — Адобар. Представший взору орка полукровка имел тщедушное, аки у отрока, тело и казавшуюся непомерно большой голову с выраставшими изо лба высокими рогами. От узкого подбородка иркуна опускалась тонкая бородка. Охотник несколько удивился, встретив в людском поселении сие создание. Особливо выведенные для войны с колдунами козлолюди обладали могущественными чародейскими способностями, из-за чего священники Лигта, не признавшие иной волшбы, окромя собственной теургии, нещадно истребляли рогатых болдырей. По левую руку от иркуна, скрестив мускулистые руки на груди, стоял еще один «отпрыск» Адобара — поросший короткой черной шерстью восьмифутовый зурхал, представлявший собой ни что иное, как ходившего на задних лапах быка. С другого бока возле иркуна застыл худощавый человек в серой монашеской рясе. Посередь впалой груди тускло поблескивала висевшая на золотой цепочке звезда Лигта. В отличие от большинства жителей Шархидата священник имел голубые глаза и соломенного цвета волосы. Сие указывало на то, что происходил клирик из северных областей Этролда, а то и вовсе из Сибидора. На вид носившему жиденькую бородку преподобному отцу было чуть более двадцати лет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Фариз Поденник подошел к столу и в пояс поклонился козлочеловеку.

— Старейшина Вурнхи, я привел охотника, как ты и просил, — почтительно молвил седовласый.

— Благодарю, Фариз, — проблеял иркун, а затем возвысил голос, обращаясь к Дроггу:

— Подойди, странник.

Орк неспешно вышел на середину залы. Поденник расторопно порскнул к дверям, дабы не маячить между правителем и гостем.

— Как ты уже понял, меня зовут Вурнхи, — после краткого молчания важно изрек козлочеловек, — народ Шархидата избрал меня своим головой.

— Да даруют боги изобилие тебе и твоему роду, доштостимый Вурнхи, — ответил принятым среди народов Дормира приветствием Дрогг.

— И тебе желаю долгих лет жизни, охотник, — поморщившись, отозвался иркун, — Полагаю, ты уже раскумекал, что я вызвал тебя не просто так.

— Велепостенный Фариж Поденник шкажал, сто у тебя ешть ко мне дело, — с деланной настороженностью, будто он даже не догадывается, что его могут просить сделать, уточнил орк.

— Именно так, — мекнув, кивнул сельский голова. — Но сначала я представлю тебе остальных членов правящего совета. Негоже починать разговор, не ведая имен друг друга.

— Ты глаголишь иштину, штарейшина, — согласно склонил голову зелекожий путешественник. — Меня жовут Дрогг, я — охотник иж народа орков.

— Фариз Поденник уже сообщил нам твое имя, гость, — снисходительно молвил Вурнхи, после чего указал на священника, — Это преподобный Вилфрид.

Церковник слабо улыбнулся в ответ на легкий кивок охотника.

— А это Брумар Травник, кузнец Шархидата.

Орк встретился глазами с зурхалом и поклонился куда глубже, чем приветствуя священника. Про себя Дрогг отметил, что прозвища жителей Шархидата, похоже, не имели никакого отношения к их повседневным занятиям.

— Рад знакомству, охотник, — прогудел быкочеловек, мотнув рогатой башкой.

— Теперича все обычаи соблюдены, и мы можем приступить к обсуждению того, ради чего я просил тебя явиться, Дрогг-охотник, — облегченно вздохнув, заговорил Вурнхи.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Так засем я понадобился тебе, многодоштойный штарейшина? — спросил Дрогг, несмотря на слова иркуна, сохраняя прежнюю патетику и куртуазность.

— Фариз Поденник рассказал нам о том, что по пути в Шархидат, ты стал свидетелем гибели двух наших собратьев, — с тем же апломбом молвил деревенский голова. — Ты знаешь, Дрогг-охотник, уже много лет нашему селению досаждает нежить. По ночам скелеты людей и бестий штурмуют наши стены, а днем устраивают засады на жителей, осмелившихся выйти за пределы селения.