Читаем без скачивания Подлинное искупление (ЛП) - Коул Тилли

Царапая ногтями каменный пол, я попытался встать. Я заставлял свои ноги двигаться, но они меня не слушались. Снова сделав над собой усилие, мне удалось подняться на колени. Но ослабленные мышцы не выдержали моего веса, и я с грохотом рухнул на спину. Спина ударилась о жёсткий пол, выбив из легких весь воздух. Я тяжело дышал через нос, и внутри меня росло чувство безысходности. Когда мною овладело отчаянье, из правого глаза скатилась предательская слеза. Навсегда въевшееся в меня тёмное существо начало терзать меня своими когтями.

Снаружи послышался визг оживших динамиков.

— Жители Нового Сиона!

В камеру проник голос Иуды, и я прикрыл свои утомлённые глаза.

— Страшная буря, и тьма небес знаменует конец. Не сомневайтесь, грядёт Армагеддон! Наводнения, подбирающиеся к нашему дому, ежедневная борьба, которой подвергаемся мы все, следуя Божьим путем… всё это открывает нам путь к спасению. Усерднее трудитесь над возложенными на вас задачами. Молитесь с еще большей самоотверженностью. Мы победим!

Мой затуманенный разум не уловил остальные слова Иуды. Но это не имело значения. Они были одними и теми же изо дня в день. Мой брат ввергал наш народ в ужасающую истерию. Он вселял страх в каждую минуту каждого дня.

Это Иуда умел лучше всего.

Перед глазами мелькали пятна, пересохшие губы потрескались. Я больше не чувствовал вытянутых вдоль тела рук и знал, что скоро меня потянет вниз. Я чувствовал, как оно надвигается, чтобы меня сломить. Но я боролся. Каждый день я боролся с последствиями наказаний.

У меня не осталось ничего, кроме моей борьбы.

— Люди дьявола уже близко! Наши дни сочтены! Мы должны спасти себя!

Сквозь пронзительный звон в ушах мне все же удалось расслышать последнюю фразу Иуды. Пальцы сами собой сжались в кулаки и задрожали от ярости.

Много лет назад Пророк Давид проповедовал, что однажды посланники сатаны нападут на нашу общину, чтобы стереть с лица земли избранный Богом народ. Только через Пророка можно попасть в рай. Только повинуясь каждому его слову, можно спасти душу. Когда к нам ворвались Палачи и убили моего дядю, многие решили, что это конец. Это оказалось не так. Теперь Иуда проповедовал, что они придут снова.

Где-то прямо надо мной раздался громкий раскат грома. Вздрогнув, я отвлёкся от своих мрачных мыслей. Единственное, что занимало меня все эти дни — это мрачные мысли. Сомнение, самое главное оружие дьявола, словно рак, пожирало мое сердце и душу. Я ощутил на языке привкус соли. Мои длинные каштановые волосы прилипли к лицу; от удушливой жары по коже струился пот.

Я облизал потрескавшиеся губы, жалея, что у меня нет воды. Я предположил, что меня скоро накормят и напоят. Меня кормили дважды в день, как по часам. Ко мне в камеру заходили незнакомые мне женщины и ставили у моих ног поднос с едой. Они оставляли меня на некоторое время, чтобы я поел, а затем молча возвращались, чтобы его забрать. Иногда, если повезёт, они с пустым, отстраненным взглядом омывали мне раны. Потом я оставался один до тех пор, пока не возвращались последователи-охранники и не принимались меня избивать. Все начиналось заново.

Я еще не видел Иуду.

Казалось, всё его внимание было сосредоточено на том, чтобы втянуть общину в истерический хаос. Плести зловещую паутину, чтобы способствовать тому, что я отказывался продолжать. Он хотел священной войны. Хотел уничтожить Палачей.

Во мне боролись противоречивые чувства. С одной стороны, мне было плевать, даже если все Палачи сгорят в вечном огне сатаны. С другой стороны, когда я думал о трех окаянных сестрах, трех сестрах, которых Иуда снова подчинит своей воле или попросту убьет, мне становилось трудно дышать.

Представив себе, что у них будет за жизнь под властью моего брата-близнеца, я почувствовал, как к горлу подступила желчь. Меня затошнило, как только я вспомнил испещрённое ранами лицо окаянной Далилы, ее остриженные волосы. Когда я подумал о том, что сотворил с ней Иуда на Холме погибели. Я, Пророк, ничего не знал о том, что замышлял Иуда. После этого я понял, что не имею ни малейшего представления, на что он способен на самом деле. Если бы кто-нибудь рассказал мне о том, что случилось с Далилой, я бы в жизни не поверил. Но я видел ее лицо. Я видел страх в ее глазах, когда её заперли на старой мельнице. Это произошло. В этом не было никаких сомнений.

И я не сделал ничего, чтобы это остановить.

Я вспомнил Мэй и последние слова, что она мне сказала. Когда я отпустил ее вместе с сестрами.

«Я всегда верила в тебя, Райдер… Всегда верила, что в глубине души ты хороший человек».

Слова Мэй врезались мне в мозг. И всякий раз, когда я о ней думал, меня накрывало волной боли. То, как смотрели на меня окаянные сёстры, навсегда останется в моей памяти. Они боялись меня и ненавидели. Но хуже всего то, что Мэй заблуждалась на мой счет. Несмотря на то, что я сделал, она считала меня хорошим.

Она ошибалась.

Всё это время во мне жили два человека. И теперь я начал понимать, что ни один из них не был настоящим. Они оба были непревзойдёнными притворщиками. Райдер притворялся Палачом, но при этом всегда оставался лишь сторонним наблюдателем. Каин притворялся Пророком, внешне прикидываясь сильным, но на самом деле захлебывался собственным страхом. Но если оба этих человека всего лишь обман, то кто же тогда я, черт возьми? Кто я на самом деле?

Я понятия не имел.

Снаружи до меня донеслись звуки шагов. Сквозь щель под тяжелой дверью хлынул свет, и мне в нос ударил запах еды. Мой желудок взвыл от голода, рот свело от жажды.

В двери повернулся замок, и в темноту камеры, склонив голову и отвернувшись от меня, вошла женщина. На ней было длинное серое платье, закрывающее ее от шеи до самых ступней, а голову прикрывал белый чепец. Когда она поставила поднос на пол, мне стало видно ее лицо. Заметив выбившуюся у нее из-под головного убора непослушную прядь волос, я удивленно распахнул глаза. Рыжая. Ярко рыжая. У девушки были ярко-голубые глаза; щеки и нос усыпаны веснушками.

«Я ее знаю…»

«Фиби»

Фиби расположила на полу поднос с едой. Она всячески избегала моего взгляда. Изо дня в день мне приносили еду только две женщины, они же промывали мне раны. Фиби никогда раньше ко мне не приходила.

Лицо Фиби ничего не выражало. Не сказав мне ни слова и даже на меня не взглянув, она встала и вышла из комнаты.

Мое сердце забилось быстрее. К моей камере приблизился человек, с которым я общался ранее… сердце замедлилось, потом сжалось. Она никогда не поверит, что я настоящий Каин.

Её запрограммировали верить всему, что говорит ей Пророк.

Это бессмысленно.

Я остался совсем один.

Сделав над собой усилие, я поднялся в сидячее положение, и стиснул зубы, почувствовав, как от напряжения у меня задрожали конечности. Своими опухшими глазами я оглядел содержимое подноса: овощной бульон, кусок хлеба и стакан воды. Сперва я потянулся к воде, с рекордной быстротой опрокинув в себя прохладную жидкость. Я ахнул, затаив дыхание от облегчения. Не обращая внимания на дрожь в руках, я зачерпнул ложкой бульон и поднес ее к губам. Саднящая плоть запылала от боли, когда по поврежденной коже потекла теплая соленая жидкость. Но когда еда попала в мой пустой желудок, я закрыл глаза.

Фиби вернулась с тазом и тряпкой. Встав рядом со мной на колени, она начала смывать с меня кровь. Не произнося ни звука, она методично оттирала мою кожу. Всё это время я за ней наблюдал. Она низко наклонила голову, избегая моего взгляда. Когда мы виделись с ней в последний раз, она выглядела иначе. Ее платье стало еще скромнее. Кожа совсем бледной. Я украдкой покосился на ее щеку, на то, что напоминало заживающий синяк. Сквозь стоящую у меня перед глазами пелену, мне было трудно как следует разглядеть.

Рука Фиби скользнула к моим волосам. Кое-где они присохли к щекам, остальные длинные, спутанные пряди липли к моей груди, закрывая моё лицо. Борода у меня сильно отросла, и тоже вся спуталась. Я не видел своего отражения более пяти недель, но знал, что меня будет сложно узнать.