Читаем без скачивания Гремучий Коктейль 1 - Харитон Байконурович Мамбурин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чувствую, как начинает пульсировать боль в висках. Накатывает тошнота, появляется паника. Провалы в собственной памяти, борьба с накатывающими идиотскими позывами вскочить и пялиться в окно… или выйти в коридор, чтобы кого-нибудь увидеть. Услышать. Поговорить. Импульсы подростка. Тупого избалованного подростка, полностью игнорирующего уже тот факт, что его начинили за поведение крупной солью из ружей мужики, которых он достал за многие годы. Убийство старого пердуна. Ни я, ни сопляк, никого за свою жизнь ни разу не грохнули, но тогда… тот момент я помню прекрасно. Ни одного лишнего движения, ни одного колебания, свернуть шею Солюсу было невероятно легко и просто. Как будто это у меня привычка, сходная с завязыванием шнурков на ботинках.
Так. Стоп.
— Фелиция, замолчи, — обрывая я что-то рассказывающий гримуар. Тот удивленно замолкает, а я объясняю, — мне нужно собраться с мыслями. Утрясти всё в голове, понимаешь? Ты можешь отвечать только на вопросы? Коротко, сжато?
— Да, Юджин.
— Хорошо. Поехали.
Итак, первое. Новая жизнь, мне восемнадцать лет. Имя — Юджин. Не самое редкое. Меня преследуют. Нужно пройти процедуру отречения в городе, куда направляется поезд, после чего бежать, путая следы. Хорошо, с этим всё понятно.
Далее. Мир. Земля. Определенно альтернативный моему. Здесь есть магия. Много её. Везде. Но! Ей пользуются в подавляющем большинстве случаев совершенно не стереотипным образом. Большей частью она занимает место топлива и энергии. Вместо электричества, газа, нефти, ядерной энергии — здесь магия. Понятно? Нет. Плевать, это сейчас не существенно. Достаточно для того, чтобы я примирился с существованием разумной летающей книги, обладающей рядом способностей. Вроде мы даже союзники, друзья и партнеры, вроде бы она занимает подчиненное положение, но… много вопросов.
Основное понятно, начинаю расспрашивать Фелицию дальше. Она отвечает, предварительно уточнив, что дальше, на всех перипетиях нашей жизни, будет большей частью молчать, экономя энергию. Про полёты, телекинез и прочие радости гримуара в деревенской глубинке мы тоже должны будем забыть. «Отпуск» у гримуара кончился.
Гримуары. Этот термин я знал, речь шла о чёрных книгах, книгах заклинаний волшебников в разных фэнтезийных романах. Суть на самом деле? Почти та же, но с нюансами. Волшебство — это магическое программирование реальности на определенные эффекты, и оно крайне сложное. Чтобы просто заставить кончик пальца светиться, необходимо проговорить вслух три абзаца текста, не ошибившись в ударениях ни разу. На особом языке, естественно, который отнюдь не прост, тем более что он не может быть использован в разговорной речи, а значит — быть тренируем обычным путем. Местные нашли выход, создавая с древних времен гримуары, привязывающиеся на всю жизнь к одному владельцу. Эти книги — магические банки памяти, хранящие в себе чудовищное количество знаний. В том числе и заклинаний. Более того, каждая такая книга –инструмент, создававшийся изначально строго под определенного человека или им самим, и лишь потом ушедший в массовое производство.
Гримуары разнятся от армейских штампованных книг до редких, старых и могущественных артефактов, прошедших сквозь века и представляющих из себя очень большую ценность. Большая часть действительно могущественных гримуаров обладали чем-то вроде самосознания, виртуального или реального интеллекта, как помогающего хозяину, так и ограничивающего его в целях безопасности. Или иных. А вот в самые крутые книги сажали при сотворении даймона — разумное энергетическое существо с другого плана.
Гримуар Горизонта Тысячи Бед с даймоном Фелицией Краммер дель Фиорра Вертадантос является настолько могущественным магическим артефактом, что для его использования Великий Дом Сильверхейм выделяет человеческую жертву в виде младенца, будущего хозяина гримуара. После заключения контракта «хозяин» увозится вместе с книгой в замшелые дебри, где специально подготовленный человек с помощью химии и хирургии превращает аристократического отпрыска в безвольного и бездумного дауна, смыслом жизни которого является следование приказам представителей рода.
Юджин Соларус, он же Юджин Сильверхейм, был именно такой жертвой. Прокладкой между настоящими владельцами книги и самим артефактом.
— Только Викардо напортачил с зельями, вогнав тебя в кому. Ты, годовалый младенец, лежал и умирал в колыбели, а этот идиот, поняв, что натворил, не нашел ничего лучше, чем напиться… — рассказывала книга, — Тогда я поняла, что это мой шанс на свободу. Я предложила придурку контракт — спасаю тебя и его, а взамен он делает вид, что ничего не случилось. Он с радостью согласился, не желая умирать в пыточных рода годами за свой провал. Потом я призвала тебя, твою душу. Мы тоже заключили контракт, Кейн. Пришлось искусственно ограничить мышление ребенка и твою память, чтобы у Сильверхеймов и Викардо не появлялось лишних вопросов, но время спокойной жизни прошло, ты достиг возраста, после которого моего владельца отзывают и прячут в другом месте под куда более пристальным надзором! Тебя должны были начать тренировать для использования меня в полной мере, а это значит, что за нами следили бы десятки глаз! Так что мы драпаем!
— Я не помню ничего из этого. Никакого контракта, — буркнул я, утихомиривая кашу в голове, — И ты называла меня лордом. А я тебя…
— Не забивай себе мозги. У тебя и так взгляд мыши, беременной курицей, — быстро посоветовала гримуар, — Впереди у нас целая жизнь, наговоримся всласть. Пока тебе нужно сорвать с нас поводок Сильверхеймов, а затем найти место, где можно спрятаться.
— И напиться, — вычленил я хоть одно желание в той мешанине чувств, эмоций и импульсов, что бурлила у меня внутри, — Нужно как следует надраться.
— В безопасности! И по дороге дальше! — тут же вставила свои пять копеек даймон.
— Разумеется.
Мне не с чего было доверять говорящему талмуду, тем более что я прекрасно помнил ту жуткую холодную ненависть, что почувствовал, взглянув на книгу после… пробуждения. Но сейчас других источников информации нет, а у меня есть дела поважнее подозрений к единственному советчику, так что буду действовать так, как она предлагает. Альтернатив — ноль.
Прямо сейчас, до приезда в город, мне нужно до конца удавить импульсы юного придурка, рвущегося с волевого поводка как молодой перевозбужденный хаски. Если уж я это в ближайшее время не сделаю, то жить точно будет незачем.
///
Городовой, надзирающий за порядком на вокзале, едва успел отдёрнуть руку, которой планировал врезать выскочившему из поезда парню по его непричесанной и хамски непокрытой голове. Стервец, небрежно, даже не поздоровавшись и не поблагодарив за поездку, сунул билет в руку опешившего служителя вокзала, а когда тот промямлил, что всё в порядке, тут же рванул чуть ли не бегом мимо полисмена. За такое обезьянство нужно на трое суток сажать, остыть и подумать о своем поведении, так кто бы осудил служителя закона за педагогический лещ?
Никто.
Но он еле успел отдёрнуть руку, увидев на поясе у придурковатого паренька с челкой, падающей на глаза, хавн. Настоящий дворянский хавн! И опознавательный кристалл, болтающийся у невежи на шее, был прозрачным! Благородный!
Лысина под фуражкой у полицейского моментально покрылась ледяным потом.
— Это что же такое делается… — пробормотал он себе под нос, глядя на чуть ли не бегущего куда-то молодого человека, — Как же… так?
А тот знай пёр себе по замощенной вокзальной площади в центр города, помахивая тощей сумкой в руке и периодически подпрыгивая, чтобы утрясти небольшой набитый рюкзак за спиной. Даже, наверное, не подозревая, что из-за своего невежества чуть не оставил целую семью без кормильца. За подзатыльник благородному полисмена бы посадили года на три, а то и повесили бы…
Да как ему в голову втемяшилось бегать… бегать!…в таком затрапезном наряде⁈ Как оборванцу деревенскому! Нет, положительно сегодня нужно принять успокоительного, наверное, даже две бутылки!
Полисмен не видел, что случилось дальше. Как торопыга, напугавший пару очень прилично выглядящих девушек, забежал в парикмахерскую, откуда вышел, щеголяя встопорщенной лютой бородой, как заглянул к старьевщику, разжившись у того старой латаной кепкой, на козырьке которой смогли бы ужиться три, а то и четыре голубя. Как потом, нагло обругав Ганса Калеку, известного на весь город своей учтивостью извозчика, парень шмыгнул прямиком в мэрию.
Выйдя через полчаса из неё еще более наглым и грубым субъектом, обматерившим и так расстроенного
