Читаем без скачивания Возвращение - Борис Хазанов

Профессор был облачен в приличный костюм, платочек уголком в нагрудном кармане, на шее "киса", борода подстрижена, на носу пенсне. Профессор потребовал предварительно по рюмке шнапса. Человек в углу поглядывал на нас.

"Prost, дядя",- сказал я.

"Prost, малыш".

Он запихнул салфетку между воротничком и жилистой шеей, вооружился инструментами.

"Что слышно нового из Гринвичской обсерватории?"

"Она закрылась",- сказал я.

"В чем дело?"

"Треснул телескоп".

На несколько мгновений профессор погрузился в задумчивость, ковырнул вилкой еду и вновь, постучав ножом о тарелку, поманил кельнера.

"Это что такое?"

Официант объяснил, что это такое.

"Нет, я спрашиваю, что это такое!"

Кельнер молчал.

"У меня на родине это называется..."

"Вот и поезжайте к себе на родину",- возразил кельнер.

"Что? Повтори, что ты сказал".

"То, что вы слышали".

Я встал и отправился с кельнером на кухню.

"Нет, как тебе это нравится?" - кипятился профессор.

Человек, сидевший с девицей, подошел к нам.

"Я вас прекрасно понимаю. Они все ведут себя возмутительно. Я спрашиваю себя, зачем я сюда пришел..."

"Ты бы лучше себя спросил, зачем ты сюда приехал",- буркнул профессор.

Я сказал: "Он сейчас принесет замену".

Дядя снял стекла с утиного носа и стал протирать их краем салфетки, мрачно сопя ноздрями. Человек топтался возле стола, очевидно, намереваясь продолжить разговор.

"Благодарю вас",- пробормотал профессор.

Человек вежливо кашлянул.

"А-а, - сказал профессор.- Вот в чем дело. Да ведь я тебя, кажется, знаю..."

Человек получил монету, дядя сверкнул стеклышками вослед ему. Девушка пудрилась, глядя в зеркальце.

"В прошлом году,- сказал дядя,- я с этим хмырем мылся в мюллеровских банях. Но это ровно ничего не означает".

"Вообще,- продолжал он,- это начинает меня беспокоить. Процветающее общество - необходимое условие для нищенства, ибо какой смысл собирать подаяние, если все кругом нищие, но когда наша профессия приобретает чрезмерную популярность, это скверный признак. Во-первых, рост конкуренции. В нашем деле конкуренция полезна лишь в определенных пределах... Во-вторых, затрудняется контроль. Этот прощелыга посмел подойти ко мне. Потребовать милостыню - у меня! И, наконец, где мы живем? В цивилизованной стране или в Бурунди?"

Кельнер молча, с обиженной миной разлил божоле по бокалам, мы с дядей чокнулись и принялись за еду.

"В следующий раз я тебя приглашу",- сказал я.

"В следующий раз? А ты уверен, что мы с тобой еще увидимся? Меня приглашают, когда я сочту нужным. После предварительного согласования... Ладно,- сказал он, утирая рот салфеткой,- рассказывай..."

"Что рассказывать?"

"Я собираюсь вплотную заняться моими мемуарами. Возможно, мне придется на некоторое время удалиться от дел... Рассказывай о себе. Кто ты, что ты".

Я заметил, что человек, принявший от профессора дань милосердия, исчез. Девушка по-прежнему сидела в углу.

Профессор, с бокалом в руке, воззрился на меня; я пожал плечами.

"Хорошо, я скажу тебе сам. Ты оборотень. Ты ведешь двойную жизнь. Утром ты одно, а после обеда другое. Может, ночью еще что-нибудь, кто тебя знает. Может, у тебя хвост и три яйца".

"Вы просто как в воду смотрите".

"Для того, кто знаком с тайновидением, это не проблема. Может быть, на твоей работе ты недостаточно зарабатываешь".

"Prost",- сказал я, подняв бокал, и взглянул на незнакомку.

"Может, нам ее пригласить?"

"На кой она нам сдалась! Prost... Сбор милостыни, как известно, доходный промысел, так что это предположение не лишено смысла. Возможно, тебя соблазнила авантюра двойственного существования, ты захотел выломиться из социальной рутины, из этих оглобель. Но ведь попрошайничество - это тоже оглобли, а? Только в другом роде".

Он приблизил ко мне свое бородатое лицо, угреватый нос, безумные глаза за стеклышками пенсне: "Существует...- зашептал он,- внутренняя, непреодолимая тяга к нищенству, инстинкт нищенства, подобный инстинкту смерти... Тайный голос зовет: бросай все на...!"

"Не исключено",- сказал я.

"А может быть, две планеты правят твоим астральным телом, заставляя тебя быть то тем, то этим. В конце концов это легко проверить. Ты как считаешь?"

"Возможно".

"И наконец...- Оккультный профессор яростно вкалывал вилку, пилил ножом, жевал жилистое мясо желтыми зубами.- Наконец... я высказал несколько гипотез, но вот она, страшная догадка: может быть, ты, едрена вошь, писатель? Золя ездил с машинистом в паровозе, спускался в шахту. Даже, говорят, спал с проститутками, чтобы изучить, так сказать... Ты тоже решил побыть нищим, чтобы написать роман".

Я сказал:

"Это уже теплее".

Мне показалось, что незнакомка сделала мне знак. Негодяй, подумал я. Удрал и не заплатил.

"То есть не совсем тепло. Я работаю в журнале, ничего особенного",добавил я, видя, что дядя, держа нож в кулаке, нацелился на меня смертоносным лучом.

"Ничего особенного, хм. А я это, между прочим, знал!"

"Зачем же спрашивать?"

"Чтобы подтвердить имеющиеся данные. Мы, любезнейший, осведомлены лучше, чем ты предполагаешь. И в небе, и в земле... как это говорит принц Гамлет, ну тот, который был автором трагедий Шекспира? Сокрыто больше, чем снится нашей мудрости? Так вот, к вашему сведению, как раз наоборот: ничто не сокрыто. Ты мне вот что скажи... Э, черт, запихнуть бы им в глотку это мясо!"

Он выплюнул ком и швырнул его через плечо.

"Ты мне вот что скажи: на кой черт тебе всё это сдалось? Хочешь изменить порядки в России? Это еще никому никогда не удавалось. Кому там нужна ваша демократия, ты себя когда-нибудь спрашивал? Там нужно вот что! - Дядя показал кулак.- Не говоря уже о том, что борцы за демократию - сами меньше всего демократы. В этом состоит ирония судьбы, историческая ирония. Хохот богов, а? Ты не находишь?"

Я пожал плечами.

"Так или иначе,- пробормотал он,- всё скоро полетит к чертям".

"Что полетит к чертям?"

"Вся эта ваша свободная пресса. Если режим рухнет, кто ее будет читать? Вы все осиротеете без этого режима".

"Ну и прекрасно".

"Так-то оно так. Только вы все останетесь без работы. Вы даже не понимаете, что пилите сук, на котором сидите... Или ты хочешь сказать, что у тебя есть в запасе другой заработок? А-а, вот в чем дело! - вскричал он.Готовишься заранее. Они все будут лапу сосать, а у тебя тепленькое местечко... на ступенях храма..."

"Кто это - они?"

"Ну, эти... борцы".

"Может быть, я вернусь",- сказал я.

Профессор внимательно, с поехавшими кверху бровями, посмотрел на меня.

"У меня есть знакомый психиатр,- промолвил он.- Очень вдумчивый специалист. Могу сосватать".

Теперь я видел, что женщина в углу почти неотрывно смотрит на меня.

Профессор бормотал:

"Вернусь, ха-ха, он собрался возвращаться. Там всё отравлено. Там запах лагеря, как запах сортира. И вообще что это за тема для душевного разговора?.. Меня политика не интересует. Плевать мне на патриотизм! Мы, рядовые граждане, заинтересованы только в одном: в стабильности и общественном порядке. И в благосостоянии населения! Родина там, где хорошо подают. Но ты не ответил на мой вопрос".

"Я получаю зарплату",- сказал я.

"Какого же хрена, спрашивается, ты торчишь на улице, отнимаешь хлеб у настоящих нищих, что это за маскарад?.."

"Дядя, я тоже настоящий". Я встал и направился к даме в углу.

V

Профессор заявил, что он тоже человек пишущий.

"Говорю так, чтобы не употреблять слово "писатель", загаженное в нашем проституированном обществе... А вы случайно не представительница этой профессии?"

Я вмешался: "Ты хочешь сказать, писательница?"

"Гм. Моя мысль, собственно, была другая..."

"Вам придется извинить его, сами понимаете, возраст..."

"Кто здесь говорит о возрасте? Мы еще поживем! Впрочем, неизвестно, кто из нас моложе... Позвольте представиться",- сказал дядя, приосанившись, держа пенсне, как бабочку, двумя пальцами.

"Нет необходимости. Профессор социологии. Я его племянник... А это Мария Федоровна".

"О! Так звали, если не ошибаюсь, вдовствующую императрицу. Разрешите вас называть Машей?"

"Мой дядюшка,- пояснил я, понизив голос,- потомок одного из древнейших родов России. Из старой эмиграции..."

"Х-гм. Старая эмиграция... да, да... Какие люди, какие умы! Мы тут беседовали о литературе. Герр обер!.."

Официант принес еще один прибор. Профессор насадил пенсне на нос.

"Так вот, насчет литературы... Я, знаете ли, работаю над мемуарами. Noblesse oblige2! Помню, государь сказал мне однажды на приеме в Зимнем: ты, князь, слушай и всё запоминай. Когда-нибудь обо всех нас напишешь... Он уже тогда предчувствовал, что его ожидает".

"Но ведь это же было очень давно",- возразила гостья.

"Да, моя девочка, это было давно".

"Сколько же вам было тогда лет?"

Я разлил вино по бокалам.

"Лучше не надо,- сказала она.- А то еще запьянею".

Я осведомился о ее спутнике.

"Это тот, который... если память мне не изменяет... В мюллеровских банях?" - пролепетал профессор.