Читаем без скачивания Четыре месяца темноты - Павел Волчик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Работа не просто была не интересна ему, – он оказался психически раздавлен схемами, чертежами, таблицами и цифрами. Он сидел по восемь часов у экрана, не отрывая от него глаз. Новая специальность включала основы тех школьных предметов, которые особенно не давались ему когда-то. Он задавал так много вопросов, что однажды ему стало стыдно подходить с ними к одним и тем же сотрудникам.
В душном узком помещении, наполненном жужжанием процессоров, его посадили у окна, которое нельзя было открывать из-за летевшей с проспекта чёрной пыли, производимой тысячами выхлопных труб и колёс.
В окне виднелась башенка на доме и заводская труба вдалеке: за год эту башню Кирилл видел и сверкающей на солнце, и покрытой снегом, и мокрой от дождя, и украшенной сосульками; дым из заводской трубы бывал серым и чёрным, белым, фиолетовым на закате и оранжевым на рассвете, золотым – днём и свинцово-серебряным – вечером. Но всегда этот вид был для него пейзажем в тюремном окошке. А сама тюрьма – добровольным выбором. Да, он оказался там по собственной воле. Никто не заставлял его.
Даже по выходным он думал об узком душном кабинете, о тоннах работающих компьютеров, о зажёванной принтером бумаге, о горьком остывшем чае, о слишком сладких конфетах, о необязательных разговорах и о радио с одинаковыми песнями.
Люди в офисах казались ему глубоко несчастными: это выдавало недовольство на лицах, холодность, раздражительность, резкость, грубый юмор, повальное курение. Мужчины целыми днями говорили про футбол и машины, про то, сколько раз они отжимают штангу в спортивном зале; женщины – про косметику, внуков и про то, какая подливка была сегодня в столовой.
После того как отца неожиданно не стало, молодой человек понял, что больше ничто его не держит на этом месте.
И он был счастлив, бесконечно счастлив, когда вышел на оживлённый проспект из здания автомобильной компании, зная, что больше никогда туда не вернётся. Пускай его поступок посчитают инфантильным и бессмысленным! Но в жизни людей, за которыми он наблюдал в течение минувшего года, смысла было не больше.
«Они не заставят меня испытывать чувство вины!»
Всё, о чём Кирилл недавно попросил брата, – это не говорить пока никому о том, что он ушёл со старой работы. Всё, что сделал брат, – тут же всем рассказал об этом.
Кирилл мрачно взглянул на Филиппа. Тот сидел не вмешиваясь, опустив глаза и собрав пальцы домиком.
«Заварил кашу и молчит. Ну и идиотский вид у тебя!»
– Я уважаю всё, что делал папа. Но делать то же, что и он, я не обязан.
– Зато я знаю, чего ты хочешь, – расходилась сестра, – ты хочешь теперь сидеть у мамы на шее, играть на гитарке и читать старые книги. Очень удобно и романтично!
Кирилл открыл было рот, чтобы ответить. Но от возмущения у него перехватило дыхание.
– Вы никогда не сидите у меня на шее… – начала мать, но Дарья прервала её.
– Не надо, мам! Не надо ему потворствовать. От такой работы и от таких денег не отказываются! Скажи ему, Петя. Что ты опять молчишь?!
«Это его нормальное состояние, – подумал Кирилл. – Зачем мешать?»
Муж сестры был худым долговязым молодым человеком с грустным взглядом и серыми кругами под глазами. Второй ребёнок был для него непосильной ношей, но жена настояла на своём. Пётр тоже работал в компании отца, и новость, кажется, обескуражила его больше остальных, так что он, и без того молчаливый, напрочь лишился дара речи.
– Петя! – голос сестры сотряс стены кухни.
– Такого ещё не было, – промямлил Пётр, – во всяком случае я не помню, чтобы кто-то от нас уходил. Да, у нас всегда такие высокие премии и социальный пакет…
– Это ещё у тебя своей семьи нет! – воскликнула сестра, испепеляя младшего брата взглядом. – А то бы ты иначе заговорил! Вот женишься…
– Пока не собираюсь, – вставил Кирилл.
– А кому нужен безработный мужик?
Старший брат раскрыл ладони и пробасил:
– Стойте-стойте! Мы обсуждаем, что предложить Кириллу. Сейчас нет смысла читать ему нотации.
«Где ты был раньше? Все нотации уже прочитаны». Озеров младший откинулся на стуле, скрестил руки и незаметно для себя принял такую же позу, какая была у брата в начале разговора.
– Итак, у кого какие идеи?
– Вообще-то я не нуждаюсь в предложениях. Я уже нашёл новое место.
«А теперь съешь вот это, брат… Думал, ты здесь всё решаешь?»
Снова воцарилось молчание, только старший мальчик в ногах у сестры жужжал и возил по полу игрушечную пожарную машину.
– И куда ты устроился? – спросил Филипп, изображая равнодушие, но на его лице младший брат с удовольствием прочитал растерянность.
«Если уж блефовать, то до конца!» Кирилл пробежался глазами по кухне в поисках ответа.
«Sun school» – прочитал он надпись на футболке у племянника.
– В школу. Я устроился в школу.
Кирилл услышал звук, похожий на скрежет консервного ножа по жестяной банке.
– Ты? К детишкам? Но у тебя нет педагогического образования.
Филипп смеялся над ним, как однажды, когда в детстве они делали из дерева и шпагата луки, и лук младшего брата сломался при первом выстреле.
– У меня была практика в университете. Я уже преподавал…
– Две недели… Или три? Будешь учить детей менять профессии? – Филипп увидел взгляд матери и перестал смеяться, его тон снова стал важным. – Туда нет смысла приходить меньше, чем на год. Но продержишься ли ты хотя бы четыре месяца с тем, чтобы тебе не пришло в голову стать космонавтом?
– Не волнуйся, – сказал Озеров ледяным тоном. – Это уже не твоя забота.
– Мальчики, перестаньте!
Кирилл насупился. «Я сделаю это. Я продержусь в школе четыре месяца и больше. Но я ничего не стану вам доказывать. Я и сам хочу где-нибудь остановиться».
– Первый месяц не в счёт, – ехидничал брат. – На любой работе это только испытательный срок!
Он поднялся из-за стола первым, показывая тем самым, что вопрос решён.
Младший мальчик зевнул и закрыл глазки. Пётр взял его на руки и понёс в кроватку. Сестра взяла старшего сына за руку и, к его великому удовольствию, пошла с ним играть в комнату. Кирилл остался с мамой один на один.
Она положила свою тёплую ладонь ему на руку.
– Пожалуйста, куда бы ты ни устроился, делай там всё как следует. Не позорь себя.
Кирилл кивнул. Он собрался с духом, чтобы произнести то, что ему давно уже не давало покоя:
– Мне нужно сказать тебе ещё кое-что важное, мам. Я переезжаю. Буду искать жильё поближе к школе. Не то чтобы мне было плохо с вами, но Даша теперь здесь с детьми, ещё и Филипп…
Мария Захаровна понимающе кивнула, а Кирилл сделал вид, что не заметил, как её глаза увлажнились.
На самом деле не было ещё никаких предложений о работе, не было никакого другого жилья. Но он понял вдруг, что его ничто не остановит и он сам сумеет найти подходящие варианты.
– Делай, как считаешь нужным. Я хотела всех вас собрать вместе. Но вы, как оказалось, стали гораздо прожорливее, чем раньше.
Кирилл пошёл к себе. Проходя мимо гостевой, он увидел, что сестра сидит со старшим сыном на ковре и играет. Со спины было видно, какие у неё широкие плечи – она была хорошим пловцом. Но, видимо, недостаточно хорошим, чтобы попасть восемь лет назад на олимпийские игры.
До рождения второго ребёнка она работала тренером по плаванию и готовила спортсменов в олимпийский резерв. Теперь она на время оставила это занятие, и Кирилл чувствовал, что, сидя подолгу дома с детьми, она становится всё более вспыльчивой.
В комнате больше никого не было. Она обернулась на его взгляд, как было у них с самого детства, когда один смотрел, а другой всегда мог почувствовать это затылком или когда один пел про себя песню, а другой через некоторое время тоже начинал её напевать. Как будто она не говорила сегодня никаких резких слов, сестра поманила его рукой.
Кирилл подошёл и сел на ковёр напротив. Племянник был настолько увлечён игрой, что пожарная машина проехала по дядиной ноге.
– Ты знаешь, как долго я работала с детьми?
Озеров младший кивнул.
– Не хочу тебя расстраивать, но с твоим характером ты там не выживешь.
В её голосе слышалась обида. Она хочет сказать: «Ты должен был посоветоваться со мной, с нами, прежде чем принять такое решение».
«Я не мог, я должен был решить сам», – мысленно отвечал Озеров.
Нельзя научиться забивать гвозди, не почувствовав, что молоток может ушибить палец.
– Дети могут подставить, обмануть, натравить на тебя родителей. Заразить тебя кучей болезней. А ещё ты несёшь за них уголовную ответственность. Это значит, что если с каким-нибудь недоумком хоть что-нибудь случится, – тебя посадят в тюрьму. Он может залезть на дерево и сорваться, вывалиться в окно или убить товарища. Обвинят тебя. В лучшем случае – ты никогда себе этого не простишь.
