Читаем без скачивания Озеро тьмы - Рут Ренделл

Мартин включил две настольные лампы с белыми абажурами и ножками, сделанными из бело-голубых кувшинов из-под имбирного пива. Кресла были ротанговыми, с мягкими сиденьями, а софа — или французская кровать, как назвал ее продавец мебельного магазина, — всего лишь диваном с двумя подушками сзади и двумя по бокам. Теперь, выиграв большие деньги, он сможет заменить все это настоящим мягким гарнитуром, возможно, из золотисто-коричневой кожи.

С кофейного столика Урбан взял листок бумаги, лежавший между пепельницей с греческим узором вдоль края и хрустальным яйцом с изображением Козерога — его знака Зодиака, и стал изучать список, составленный предыдущим вечером. Тот состоял из четырех имен: Сума Бхавнани, мисс Уотсон, мистер Дипден и невестка мистера Кохрейна. Напротив последней Мартин поставил знак вопроса. Он сомневался, подходит ли она для того, что он задумал, и кроме того, еще нужно выяснить ее имя. Кое-какие сомнения также имелись и по поводу мистера Дипдена. Но в Суме Бхавнани Мартин был абсолютно уверен. Он зайдет к Бхавнани завтра, заглянет к ним после того, как увидит Тима Сейджа.

Мартин подошел к окну. Купола и башни Лондона, черные и блестящие, висели в небе подобно декорациям какой-то феерии. Он потянул за шнур и, сдвинув шторы из темно-зеленого бархата, закрыл пейзаж. Тим Сейдж. Уже несколько дней — на самом деле с тех пор, как узнал, что должен получить прибыль от своего пятого участия в тотализаторе Литтлвудс, выиграв первый приз, — он старался не думать о Тиме Сейдже, но теперь придется, потому что завтра Тим придет в контору, чтобы поговорить о подоходном налоге. Это будет их первая встреча за две недели, и до трех часов завтрашнего дня Урбан должен решить, что делать.

Что же ему делать? Мартин подавил желание признаться матери, что обязан рассказать о своей удаче еще одному человеку, но лишь потому, что не хотел обижать ее, а не из-за сомнений в том, как следует поступить. Позволив себе думать о Тиме, он сразу понял, что Сейдж должен знать. Задумчивый взгляд Урбана переместился на блестящий темно-зеленый телефон. Нужно прямо сейчас позвонить Тиму и все рассказать.

Отец любил повторять, что не следует звонить по телефону после половины одиннадцатого вечера и до девяти утра — за исключением чрезвычайных ситуаций. Теперь было без десяти одиннадцать, а ситуацию никак не назовешь чрезвычайной. Кроме того, Мартин не привык звонить Сейджу домой. Он никогда этого не делал. Судя по туманным намекам самого Тима, семья у него была странной, не говоря уже о домашней обстановке, и поэтому неизвестно, кто возьмет трубку. Дом Тима не похож на этот, где все открыто, честно и безупречно чисто — в прямом смысле этого слова.

Мартин отвернулся от телефона и выключил лампы в форме кувшинов. Подумав, налил себе немного виски из бутылки, стоявшей в шкафчике из стекла, латуни и стали. Глупо звонить Сейджу теперь, если завтра они все равно увидятся. Потягивая виски, он размышлял о том, что не позвонил Тиму раньше именно потому, что завтра они должны встретиться.

Младший Урбан был статным и крепким мужчиной среднего роста с чуть широковатыми плечами. В пальто он выглядел немного грузным и старше своего возраста. У него был высокий прямоугольный лоб и сильный квадратный подбородок, но остальные черты лица были округлыми и тонкими, нос короткий и прямой, а губы из тех, что иногда называют точеными. Темно-каштановые вьющиеся волосы уже начали отступать от широкого и крутого лба, образуя линию, похожую на букву М. Глаза у него были необычные, зеленовато-голубые, очень яркие и чистые, а зубы белые и ровные — следствие того, что в отрочестве Мартина Уолтер Урбан потратил немалые суммы на ортодонтов.

По примеру отца он всегда носил на работу костюм. А когда мыл посуду, надевал фартук. Речь, конечно, не шла об обыкновенном фартуке — это было бы смешно; у него имелся оригинальный, из клеенки — модный, забавный и прекрасно подходящий для мужчин. Этот подарила ему мать — оранжево-коричневый, с логотипом вустерского соуса[14] компании «Ли и Перрине». Утром в пятницу Мартин менял постельное белье, но никакой другой работы по дому не делал, поскольку в половине девятого приходил мистер Кохрейн.

Тот факт, что убирал у него мужчина, а не женщина, объяснялся Актом о половой дискриминации[15]. Когда Урбан поместил объявление в «Норт Лондон пост», закон обязывал не указывать, что в помощь по дому ему нужна женщина, а когда пришел мистер Кохрейн, этот же закон запрещал отказывать ему. Мартину повезло, что он вообще кого-то нашел, как заметила его мать.

Обычно мистер Кохрейн приходил после почтальона, но до разносчика газет, однако в это утро мальчишка с газетами, вероятно, явился раньше — опоздание для мистера Кохрейна было делом немыслимым — и Мартин успел просмотреть первые страницы «Пост» и «Дейли телеграф», прежде чем помощник по дому позвонил в дверь. В этот момент Мартину всегда хотелось, чтобы на пороге стояла дородная, материнского вида уборщица, старомодное покорное существо, которая если и не называет его сэром, то хотя бы обращается с ним уважительно и немного прислушивается к его пожеланиям. Он читал о таких людях в книгах. Как бы то ни было, бессмысленно предаваться грезам, когда за дверью стоит мистер Кохрейн — и, вероятно, будет стоять каждую пятницу в ближайшие десять лет. Он любил свою работу, и таких работ в районе Кромвелл-корт у него было несколько.

Мартин впустил его.

Мистер Кохрейн был худощавым и жилистым мужчиной ростом пять футов и два дюйма[16] с маленьким венчиком грязно-серых волос, обрамлявших лысину. Его лицо походило на череп, туго обтянутый материалом для абажуров и украшенный парой очков с бифокальными линзами. Не доверяя работодателям, все принадлежности для уборки он носил с собой в маленьком саквояже.

— Доброе утро, Мартин.

Урбан поздоровался. Он больше никак не называл мистера Кохрейна. Поначалу он стал обращаться к уборщику «мистер Кохрейн», но в ответ слышал «Мартин», а когда поинтересовался его именем, то на мистера Кохрейна накатил один из его внезапных приступов ярости и он отказался отвечать. Примерно в то же время сосед и тоже работодатель мистера Кохрейна рассказал Мартину о своем опыте. Он предложил мистеру Кохрейну называть его по фамилии, но получил ответ, что в наши дни было бы оскорбительным заставлять пожилого человека, практически годящегося ему в деды, называть его «мистер». Это настоящий фашизм — за свою полную несправедливостей жизнь он, мистер Кохрейн, и так претерпел достаточно унижений. По всей видимости, он служил лакеем у какой-то более или менее аристократичной особы в Белгравии[17]. Или дворецким, как утверждал один из соседей Мартина, тоже пользовавшийся услугами мистера Кохрейна, но Мартин в это не верил, потому что для него дворецкие были давно вымершей расой, не более реальной, чем птица додо.

Как уборщик он был великолепен. Именно поэтому Мартин — и предположительно остальные не расставался с ним, несмотря на фамильярность и вспышки ярости. Мистер Кохрейн мыл, полировал и скреб, а также гладил белье — и все это с невероятной скоростью. Мартин смотрел, как мистер Кохрейн открывает свой саквояж и достает из него брезентовую куртку цвета хаки — такие обычно носят торговцы скобяными товарами, — которую всегда надевал во время работы, тряпочки для чистки серебра и баллончик с аэрозолем для полировки мебели.

— Как поживает ваша невестка? — спросил Мартин.

Мистер Кохрейн надел красные резиновые перчатки и начал снимать решетку кухонной плиты.

— Лучше ей не будет, пока она не сменит квартиру, Мартин. От черных и так ничего хорошего ждать не приходится, а теперь у них появились пневматические дрели. — Мистер Кохрейн был неисправимым расистом. — Лучше ей не будет, пока она там застряла, так что можете не утруждать себя расспросами, Мартин. Ей приходится терпеть три часа пневматических дрелей по утрам и три часа после обеда. Сами они не могут выдержать больше трех часов, и это кое о чем говорит. Но жаловаться нет смысла, правда, Мартин? Я так ей и сказал. Сказал, какой смысл жаловаться мне? Я ничего не могу поделать, я всего лишь слуга.

— Как ее имя?

— Чье имя? — Мистер Кохрейн повернулся к нему от раковины, резко дернувшись, как с ним часто бывало. — Вам всегда нужно знать, как кого зовут. Имя моей невестки? Вам-то оно зачем? Конечно, миссис Кохрейн. Естественно. А как еще может быть?

Мартин не решился спросить адрес. Он подумал, что, судя по тому, как мистер Кохрейн неоднократно описывал многоквартирный дом в Кенсингтоне и его географическое положение, это можно выяснить самостоятельно. Если не пропадет желание. Десять минут, проведенных в обществе уборщика, вызвали у него ощущение, что возможны более достойные кандидаты для его щедрости, чем семья Кохрейн, Сума Бхавнани, мисс Уотсон и мистер Дипден. Мартин сунул листок со списком в карман, чтобы мистер Кохрейн не наткнулся на него и не стал с параноидальной подозрительностью его изучать.