Читаем без скачивания Так они погибают - Росс Макдональд

— Вы сами — довольно крутой человек?

Лесть понравилась ему, и его большое красное лицо опять расплылось в улыбку. У него появилось побуждение к дальнейшему самоизлиянию.

— Я не добился бы того, что у меня есть, сидя на своем заду и ожидая, когда на деревьях вырастут наличные. Нет, сэр. Я побывал во всех сорока восьми штатах и каждый из них оросил своим трудовым потом. Во Флориде потерял целое состояние, это был последний случай, когда я позволил подставить себя.

Я с осторожностью присел на складной брезентовый шезлонг рядом с ним и предложил ему сигарету.

Он отмахнулся.

— Не для меня. Астма и больное сердце. Но вы курите… Старая наседка, должно быть, действительно беспокоится, нанимает частного сыщика и все такое.

Я начинал думать, что у нее были причины для беспокойства.

— Вы сказали, что ребята из китайского бильярда пытались напугать вас. В чем конкретная причина?

— Они думали, что я могу знать, где находится Гэлли Лоуренс. Она и ее слюнтяй, с которым уехала, какой-то латинос или итальяшка. Они сказали, его фамилия Тарантайн, и я ответил им, что это звучит как что-то, чем смазывают волосы. Тощий хотел выжать из меня еще что-то, но коротышка нашел мое сравнение забавным. Он сказал, что Тарантайн уже у него в волосах.

— Он объяснил, что имел в виду?

— Он был немногословен. Похоже, что этот Тарантайн удрал с выручкой, что-то вроде этого. Они хотели знать, оставила ли Гэлли свой новый адрес, но она его не оставила. Я посоветовал им обратиться в полицию, и это вызвало новый смех у коротышки. Тощий сказал, что они сами во всем разберутся. Вот тут-то он и показал мне наган, небольшой черный автоматический пистолет. Я сказал, может быть, тогда мне стоит связаться с полицией, и коротышка заставил его спрятать оружие.

— Кто они такие?

— Сказали, что торговцы китайскими бильярдами. А по-моему, похожи на убийц. Они не оставили визитных карточек, но я их узнаю, если увижу опять. Тот, у которого был автоматический пистолет и который слушался другого, выглядел тощим, как тростник. Когда он поворачивался боком, то не оставлял даже тени. А поглядеть спереди — у него такие узкие плечи, что пиджак висит на нем, как на пугале. У него вид каторжника или чахоточного, маленькие свиные глазки, и говорит он так, будто думает, что он — суровый парень. Отними у него наган, и я сломаю его надвое, даже в моем возрасте. А я уже в таком возрасте, что могу получать пенсию, если бы в ней нуждался.

— А вы в ней не нуждаетесь?

— Нет, не нуждаюсь, сэр. Я — продукт индивидуального предпринимательства. Другой — видно, босс, — действительно крутой мужик. Он вошел в мою контору, как будто она принадлежит ему. И только когда убедился, что ему не удастся понукать мной, он постарался перейти на более дружелюбный тон. Я скорее предпочту завести друзей среди скорпионов. Один из этих бильярдных ковбоев, который поднялся явно на жульничестве, теперь пыжится выглядеть как джентльмен. Панамская шляпа, кремовый двубортный костюм из габардина, галстук ручной работы, начищенные желтые башмаки. Он прикатил сюда на автомобиле, таком же длинном, как пожарная машина. Черный лимузин. Я думаю, владелец этого катафалка обязательно приедет ко мне еще раз.

— Вы ждете посещения босса?

— Теперь в любой день, сынок. — Он было засмеялся, но потом передумал. — Но потребуется что-то покрупнее, чем воришка из Лос-Анджелеса, с подвеской на поясе, чтобы отделаться от меня, могу вам сообщить. Хотя коротышка — крутой мужик. Его плечи не подставные, и на его лице остались следы схваток.

У него своя манера глядеть в глаза как удав на кролика, которая несколько коробит. А как он говорил о Тарантайне? Того можно считать почти трупом.

— Ну, а как же все-таки с Гэлли Лоуренс?

Он пожал своими тяжелыми покатыми плечами.

— Не знаю. Думаю, их план состоит в том, чтобы отыскать ее, и тогда они выйдут и на этого Тарантайна. Я не сказал им даже о том, что видел его в лицо.

— Об этом вы не сказали и миссис Лоуренс. Или сказали?

— Конечно, сказал. Дважды. Мне не понравилась эта дама, но она имеет право знать. Я сказал ей, что когда Гэлли съезжала, этот Тарантайн перевез на тележке ее вещи и погрузил в машину. Это было тридцатого декабря. До этого она пропадала неделю или десять дней, а когда вернулась, заявила, что съезжает. Я мог бы прижать ее обязательством предупреждать за тридцать дней, но подумал: на кой черт это мне сдалось, люди стоят на очереди. Она уехала в машине с Тарантайном, и с тех пор я ее не видел. Не сказала даже, куда отправилась…

— Миссис Лоуренс не знала, что его фамилия Тарантайн?

— Не знал и я, пока торговцы китайскими бильярдами не назвали эту фамилию. Они заявились сюда всего два дня назад, в субботу, а миссис Лоуренс не показывается уже несколько недель. Я думал, она смирилась.

— Она не смирилась. Можете ли вы еще что-нибудь рассказать мне о Тарантайне?

— Могу вам предсказать его судьбу, и мне для этого не понадобится спиритический сеанс. Или бегство в Мексику, или тюрьма Сан-Квентин, если длинный и коротышка не доберутся до него раньше. Он — один из этих смазливых итальяшек, с кудрявыми черными волосами, которые женщины любят перебирать своими пальчиками. Голливудская одежда, скоростная спортивная машина, острая реакция. Вам знаком этот тип. Я думал, что такая девушка, как Гэлли, обладает лучшим вкусом.

— Она вышла за него замуж?

— Как я могу об этом знать, черт возьми! Я видел таких же красивых девушек, как она, которые убегали к койотам и питались падалью до конца своих дней. Нет, надеюсь, что она не вышла за него.

— Вы сказали, у него спортивная гоночная машина?

— Совершенно верно. Довоенный «паккард» бронзового цвета, с белыми боками. Гэлли прыгнула на переднее сиденье, бибикнула на прощанье — и была такова. Если вы ее отыщете, шепните мне. Девочка мне нравится.

— Почему?

— Она полна сил и энергии. Мне нравятся девушки-личности. Я и сам — не какой-нибудь безликий человек, и когда я встречаю яркую личность, меня неудержимо тянет к ней.

Поблагодарив его, я вернулся на тротуар. Его громкий веселый голос звучал мне вдогонку:

— Но нельзя полагаться только на индивидуальные качества, я узнал об этом во время депрессии. Говорят, наступает еще одна депрессия, но меня это не тревожит. Я неплохо устроился, готов ко всему.

Я крикнул ему в ответ:

— Вы забыли про водородную бомбу!

— Черта с два! — завопил он победоносно. — Я одурачил бомбу. Врачи сказали, мое сердце не протянет и двух лет.

Глава четвертая

Мне понадобилось полчаса, чтобы найти Пойнт-арену, хотя у меня и были смутные воспоминания об этом неприглядном месте. Арена располагалась в нижней части города, рядом с железнодорожными путями. За путями — лачуги, построенные бродягами из упаковочных ящиков. Они образовали небольшие джунгли жилищ, примкнувших к углу пыльного поля. Крышей для одной хибары послужили разбитые газовые баллончики, которые блестели, как рыбья чешуя на солнце. Перед дверью с неподвижностью ящерицы лежал мужчина.

Со стороны арена выглядела как старый грузовой склад, если не считать кассы у входа с улицы величиной с телефонную будку. Выцветшая желтая афиша, закрывавшая окно кассы, объявляла: «Борьба — по вторникам. Все билеты — 80 центов, по предварительным заказам — 1 долл. 20 центов, у ринга — 1 долл. 50 центов, детские — 25 центов». Дверь справа от окна была открытой, я вошел.

После яркого солнца в коридорном мраке я едва мог различать предметы. Единственный свет струился из квадрата, расположенного высоко на левой стене. Это отверстие, возможно, служило окном. Квадратная дыра была прорезана в некрашеных панелях и стянута толстой проволокой. Вытянувшись на носках, я смог рассмотреть через невысокий заборчик, что находится в отгороженном месте на другой его стороне. Там стояли два стула, поцарапанный письменный стол, на котором не было ничего, кроме телефонного аппарата, и древняя бронзовая плевательница. Стены украшены календарями с голыми красавицами, номерами телефонов, написанными карандашом, рекламными фотографиями лорда Альберта Тромпингтона-Виста — гордости Британской империи, барона Башера Флореса с Азорских островов и другими отпрысками европейской аристократии.

Где-то за пределами видимости раздавались удары подвесной груши о стенку. Я двинулся через открытый проход, находившийся напротив двери, в которую вошел, и оказался в главном зале. Он был сравнительно невелик, может быть, на тысячу мест, которые амфитеатром поднимались с четырех сторон к перекладинам, на которых держалась крыша. Пятно свинцово-серого света проникало снаружи через запыленный воздух на пустой квадрат центральной платформы, огороженной веревками. Людей пока не было видно, но можно было почувствовать их присутствие. Спертый воздух месяцами не проветривался в этом здании без окон, впитывая запахи человеческого пота и дыхания, жареного арахиса и пива, белых и коричневых сигарет, духов «Бен Гур», местного рома, помады для волос и уставших ног. Социолог с хорошим обонянием сумел бы написать докторскую диссертацию об этом воздухе.