Читаем без скачивания Явился паук - Джеймс Паттерсон

— Тогда зачем нам тащиться домой, аж в Потомак? — Майкл Голдберг выразительно жестикулировал и гримасничал, изображая адвоката. Он очень напоминал своего отца, министра финансов.

— На всякий случай вы должны быть в безопасном месте. Все понятно? Спорить с тобой, Майкл, я не намерен. — Мистер Сонеджи умел в случае необходимости проявить твердость.

— Нет, не совсем понятно, — нахмурился Майкл. — «Нам нет пути, Хосе Кансеко». Серьезно, мистер Сонеджи, разве это справедливо, что мы должны скрываться? Почему бы людям из Секретной службы не побыть с нами, пока не кончатся занятия?

— По-видимому, это не входит в их планы, — пояснил учитель, — а правила здесь устанавливаю не я.

— Думаю, мы готовы, — робко вмешалась Мэгги. — Идем, Майкл, не спорь, видишь, все уже решили за нас.

— Да, дело решенное, — с ободряющей улыбкой заявила мисс Ким. — А домашнее задание придется прислать по почте.

— Вот спасибо! — в унисон засмеялись дети. И мисс Ким оставалось лишь весело отшутиться.

В пустынных коридорах школы их видел только один человек — чернокожий вахтер Эммет Эверетт. Опершись на щетку, он наблюдал, как троица брела по коридору. Он был последним, видевшим их вместе.

Выйдя из школы, они направились к стоянке машин, скрытой от глаз стройными березами и кустарником. Ботинки Майкла стучали по булыжнику школьного двора.

— Ай да башмачки. — Мэгги решила поиздеваться. — В жизни таких дурацких не видела.

Майклу было нечего возразить — родители покупали ему непритязательные вещи у «Братьев Брукс».

— Что прикажете носить, мисс Глория Вандербильт? — парировал он слегка обиженно. — Розовые кроссовки?

— Ну да, розовые кроссовки, — развеселилась Мэгги, — на худой конец салатовые. А ты напялил башмаки для похорон, Сморчок.

В тени дубов и вязов, доходивших до крыши административного корпуса, близ спортивного зала, откуда доносился стук мячей, стоял голубой фургон. Туда и привел ребят мистер Сонеджи.

— Ну, друзья, прыгайте назад, — скомандовал учитель, открывая им дверцу и снимая очки, постоянно сползавшие с носа.

— Мы едем домой? — поинтересовался Майкл.

— Простите, сэр, что «мерседес» не подан, — шутливо раскланялся учитель. — Мы будем действовать по инструкции, полученной мной по телефону от мистера Чакли.

— Мистера Джолли Чолли Чакли, — уточнил Майкл, называя прозвище, придуманное им для секретного агента.

Садясь в машину, Сонеджи резко захлопнул дверцу:

— Секундочку, ребятки.

Он зарылся в какие-то коробки, сваленные на переднем сиденье в беспорядке, не свойственном педантичному учителю математики. Через минуту он обернулся, и дети застыли от ужаса: Сонеджи был в безобразном противогазе из черной резины и держал в руках что-то вроде миниатюрного огнетушителя.

— Мистер Сонеджи! Мистер Сонеджи? — От волнения голос Мэгги сделался визгливым. Она в ужасе закрыла лицо руками. — Перестаньте! Прекратите пугать нас!

Учитель направил предмет прямо в лица детей.

— Что это вы делаете? — воскликнул Майкл, не успевший толком испугаться.

— Получай, гениальный ребенок. Ты мне надоел.

Он выпустил из баллончика сильную струю хлороформа. Вокруг детей, распластанных на заднем сиденье, расплылось целое газовое облако.

— Отлично, — тихо пробормотал мистер Сонеджи. — А теперь вперед. И никто ничего не узнает.

В этом и состояла вся прелесть: никто никогда ничего не узнает.

Сонеджи завел двигатель и тронулся, напевая «Волшебный автобус». У него было прекрасное настроение. Помимо всего прочего, он намеревался стать первым в истории Америки профессиональным похитителем детей.

Глава 5

Очередной срочный звонок в дом Сандерсов раздался в четверть одиннадцатого. У меня не было никакого желания с кем-либо беседовать — только что я провел минут десять наедине с журналистами, которые в преддверии новых сенсаций стали моими закадычными друзьями. Вообще в последнее время я сделался любимчиком прессы: обо мне написали даже в воскресном приложении к «Вашингтон пост». Вновь и вновь я говорил о зверских убийствах черного населения в округе Колумбия. В прошлом году из пятисот убитых в столице только восемнадцать жертв были белыми. Два-три репортера отметили сей факт. Уже прогресс.

Звонил Рахим Пауэлл, молодой проворный детектив из специального отдела. Разговаривая, я рассеянно поглаживал мячик, видимо, принадлежавший Мустафе, испытывая волнующие чувства от этих прикосновений. Ну кому понадобилось убить чудесного малыша? Не могу понять. Пока не могу.

— Сэр, это Джиф беспокоится, — говорил в трубку Рахим.

— Кросс у телефона. — Голова все еще шла кругом. От трубки пахнуло дешевыми духами, наверное, ими пользовались Пу или Сьюзетт. Хорошо бы поскорее со всем покончить.

— Говорит шеф полиции Питтмен. Как продвигается дело?

— Убита вторая семья за неделю. Мать, дочь, маленький мальчик. Полагаю, убийца тот же, что и прошлый раз. В доме отключено электричество — видимо, любит работать в темноте.

Я кратко обрисовал некоторые детали. Все равно раскручивать это дело предстоит мне одному: убийство в Саут-Исте ни для кого не представляет интереса.

После моего доклада воцарилось краткое неловкое молчание. Со своего места я видел рождественскую елку Сандерсов, притулившуюся в гостиной. Ее тщательно разукрасили блестящей мишурой, дешевыми шарами, бусами и попкорном. На верхушке красовался самодельный ангел из фольги.

— Я слышал, что жертвы — маклер и две проститутки, — сообщил Джиф.

— Неправда, это обычная бедная семья. У них стоит рождественская елка.

— Алекс, кончай пороть чушь. Только не сегодня.

Он хотел взбесить меня и добился этого.

— Вы правы. Одна из жертв — трехлетний малыш в пижамке. Видно, это он приторговывал. Я проверю.

Мне не следовало этого говорить. Вообще много чего не следовало делать, но в последнее время я был на пределе. Точнее, в последние три года.

— Вы с Джоном Сэмпсоном срочно направляетесь в Вашингтонскую частную школу, — заявил Питтмен. — Черт знает что кругом. Я говорю серьезно.

— И я говорю серьезно. — Я изо всех сил сдерживался, чтобы не заорать на него. — Это почерк опасного рецидивиста. Жуткое зрелище. Люди плачут прямо на улице. И это накануне Рождества!

Тем не менее, шеф приказал нам ехать в джорджтаунскую школу, повторяя, что кругом черт знает что. Прежде чем туда отправиться, я связался с нашим отделом, где имеют дело с рецидивистами, и с более высокой инстанцией — Федеральным бюро расследований. У них есть компьютерные данные на всех убийц-рецидивистов, включающие психологические характеристики, описание почерка преступлений, характерные детали, в том числе данные, никогда не публиковавшиеся в печати. Мне нужен возраст, пол, физические особенности…

Мне сунули отчет об осмотре места преступления. Как обычно, я поставил крестик — †, свою обычную подпись.

Cross[3].

Я — крутой паренек из крутого района. Вот так.

Глава 6

В стенах закрытой частной школы мы с Сэмпсоном почувствовали себя малость не в своей тарелке — все разительно отличалось от школ Саут-Иста и их обитателей. Кроме нас, в вестибюле находилось всего несколько чернокожих из обслуги, и, хотя я слыхал, что здесь учатся дети африканских дипломатов, мне что-то ни один на глаза не попался. Мы пробрались сквозь толпу растерянных учителей, родителей, полицейских и детей. Некоторые в открытую рыдали на лужайке перед школой.

Среди бела дня похитили мальчика и девочку, да не откуда-нибудь, а из одной из самых престижных школ в Вашингтоне. Для всех присутствующих это сильнейшее потрясение. «Делай свою работу, не давай воли эмоциям», — уговаривал я себя. И мы приступили к работе, с трудом сдерживая возмущение. Передо мной маячили печальные глазенки убитого Мустафы Сандерса.

Нас вызвали в кабинет директора, где уже восседал шеф полиции Питтмен.

— Успокойся, повоюем с тобой в другой раз, — приветствовал он меня.

На службу Джордж Питтмен всегда надевает серый или синий деловой костюм, а еще он обожает полосатые рубашки и полосатые же серо-голубые галстуки, а ботинки у него исключительно от «Джонсона энд Мэрфи». Гладко зачесанные седые волосы плотно облегают абсолютно круглую голову. У него масса прозвищ: Джиф, Босс Боссов, Дуче, Питте, Джорджи Порджи и проч. Наши с шефом трения начались после статьи обо мне в воскресном приложении к «Вашингтон пост». Там всячески подчеркивалось, что, мол, как же так — доктор психологии, а расследует особо тяжкие преступления в самых непрестижных районах округа Колумбия. Я объяснил репортеру все наипростейшим образом:

— Мне нравится жить там, где живу, и никто не заставит меня уехать из собственного дома.

Более всего шефа (и еще кое-кого в нашем учреждении) взбесил заголовок статьи. Молодой журналист интервьюировал бабулю Нана, которая в свое время преподавала английский и литературу, так что говорить умела. Она долго разглагольствовала насчет того, что, мол, чернокожие — консервативный народ, в связи с чем именно они-то и есть хранители славных традиций, религии, моральных норм и общей культуры старого доброго Юга. Она пояснила журналисту, что по духу я — не кто иной, как истинный южанин, родом из Северной Каролины. Еще она долго удивлялась, почему в репортажах, фильмах и книгах в качестве сыщиков предстают какие-то полупомешанные дремучие личности.