Читаем без скачивания Оковы небесного сияния - Гордей Дмитриевич Кузьмин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И скажет он пред тем, как встать только лишь одно: – Я иду за тобой, я иду к тебе, моя девочка, моё солнышко… Моя самая красивая девочка в этом безмолвном, грустном и гнилом мире. Я иду к тебе, моя любовь, моя Ева.
И отправится путник в дальний путь, что сулит ему дорога и тропа, что сулит сожженные пожарами леса. Всё, как часть его души…
Уж засиял день, когда он понял, что вокруг раскинулось зеленью пылающее поле. Поле, что покрыто ягодами, цветами и кустами, что в низине ожидал его великий папоротник, а в пруду, что кровью некогда залит был – плескались рыбки, взирая на него, как на отца, как на Бога, давшего им жизнь. Рука, касаясь травы зеленой, более не зудела, заставляла забываться, что нет её, заставляла чувствовать себя живым, пока он рядом с собой, бегущей и счастливой, представлял её. Она в его голове твердила, что ждет, что обниматься вечность хочет, он был готов, но продолжал идти, чтоб не кануть в небытие, чтоб вновь её обнять, на этот раз уж не отпустив никогда. Чтоб смерть слаба была, чтоб жизнь казалась пустяком, ведь для них любовь – получше жизни. Получше жизнь в одиночку.
Вскоре, когда уж солнце затянуло облаками, когда повеял легкий сплин, перестали распускаться на мертвых, черноземом усыпанным, полях цветы, когда накинулась тоска с неимоверным желанием идти, показалась зеленая чаща. Не такая, как ране было, она была живая, цвела и пела, как будто в лесу реальном очутился Виктор.
В нем всё было, как на подбор, всё цвело, как будто на экваторе, всё пылало, всё пахучим и прекрасным амбре обвивало лик. Послышался лепет птиц, что шатали великие заросли листвы, взмывая в небеса. О как же тут всё благоухало, всё пылало жизнью, что казалось, это рай в самом аду.
Белки, перемещаясь стадом, плясали на подмостках рая, что кажется бескрайним, но он конец имеет, хоть тот всё отдаляется от центра. Тут бегали лисицы, белки, даже зайца глаз приметил. Биология тут царила чудесная… А сколько дивных птиц витало без деревьев, а что удивленными очами взирали на идущего Виктора в оборванной и кровавой рубахе… не сосчитать. Весь мир живой… хотя кто уж тут живой, то? Весь он смотрел на путника, что шествует своей дорогой, не зная точки назначения. Куда уж приведет его бесконечный путь? Может канет в небытьё? А может воспрянет от оков?.. Всё одно – ждет его какой–либо исход.
И приметил глаз, откуда начинались разрастаться цветы, травы и деревья – то был особняк огромный, выложенный красивой кладью, но выглядел он одиноко, хоть пылали по дневному времени в нем различные света. Из окон доносились, озаряя мир, что и так наполонен светом солнца.
Все стены его было закиданы кустами, что казалось, дом заброшен, но Виктор сделал шаг на территорию, оглядел богатый двор, увидев молодую деву, собирающую цветы, что на вид словно мята… Да, это была как раз таки мята, а рядом росла мелисса. Дева мило улыбнулась путнику. И он услыхал слова: – Здравствуйте! Как вы суда забрели, юноша? – странно, что такая млодая кровь клеймит более старших людей “юноша”, но суть не в этом. Главно то, что она заговорила с ним.
Не знал он, что ей ответить, просто стоял, смотрел на дом.
– Ну ежели не желаете говорить, то нестрашно. Вы можете остаться, ежели желаете. Давно уж у меня не было гостей. – улыбнулась дева, озарив Виктора лучезарной улыбкой. Такой чистой, такой доброй, что показалась искренней до глубин душ. И он задумался, решив заговорить с ней.
– Здравствуйте. Простите, что не ответил, просто непривычно видеть здесь… живых людей. – заметил Виктор, подходя к ней.
– Живых вы здесь и не встретите, юноша. – она мило засмеялась. – Тут же все мертвецы. Разве вы не знали. Даже я.
– Вы мертвы? – спросил Виктор, встав рядом с ней.
Дева поднялась с земли, держа охапку трав в руке, завязывая узелок на их стеблях, что так бережно оторваны от корня, чтобы дать возможность прорастать траве прорасти вновь. – А неужто вы думаете, что нельзя счастливо жить и после жизни? – он усмехнулся. – Вы так смешно говорите, будто сами не знаете, что мертвы. – она оглядела его с ног до головы. – О боже, ваша рука… Что же вы натворили, юноша?
Виктор молчал. Она протянула руку к костям. – Сильно жжет? – спросила она, взявшись за неё.
– Нет, вовсе нет. – он отдернул руку, не давая деве коснуться её.
– Я хочу помочь вам. Чтобы она у вас не болела. – сказала девушка, опустив взгляд на травы. – Давайте пройдем в дом. Желаете чая испить?
– Да, был бы не против. – проговорил Виктор, проследовав чуть после за девушкой.
Они оказались в доме. В красивейшем доме, что так и сиял чистотой, благоухал. Так и веяло комфортом.
– Как вы думаете, Виктор, отличается ли жизнь от смерти? – спросила дева, наливая кипяток в чашку, после добавляя раствор мелиссы и мяты, плавно поправляя волосы.
– Не знаю… Я не вижу различий. Моя жизнь выглядела именно так в последние года жизни. –заметил он, проводя пальцем по листьям папоротника.
– Желаете знать различие? – спросила она, поставив пред Виктором чашку с чаем.
– Да, очень. – ответил он, коснувшись кружки.
– Здесь душа тоскует по-былому. Более нет ничего, я не чувствую. Но я чувствую, что и ваша душа тоскует по чему–то.
Виктор спрятал глаза, сделав глоток.
– Ваша рука… Расскажите, как так получилось. Это в следствии жестокости и уныния?
Виктор посмотрел на неё. – Да, к сожалению, именно из-за этого.
– Могу ли я попробовать что-нибудь сделать? Хотя бы облегчить вашу боль. Я вижу, как дрожит она. Я чувствую вашу боль. Но прежде позвольте я узнаю, как вас зовут.
– Виктор. Меня зовут Виктор. – сказал он, сделав очередной глоток вкуснейшего и такой успокаивающего чая.
– Красивое имя. Меня зовут Габриэлла, приятно познакомиться, Виктор. – промолвила девушка, улыбнувшись.
Виктор озарил её божественным взглядом. – Это имя…
– Что с ним не так? – улыбнулась дева, пододвинув к Виктору яблоки, выращенные в богатейшем саду.
– Кто дал вам это имя?.. – робко спросил юноша.
Девушка лишь мило усмехнулась, а после изрекла: – Ты правильно мыслишь, Витя. – она привстала из-за стула, подошла к нему. – Дай мне свою руку. – мило изрекла девушка.
Виктор протянул костлявую кисть. Он почувствовал что–то нечеловеческое в её руках, что–то божественное, ангельское, точно нежное перо прошлось мимолетом по его запястью. Вдруг боль пропала. Он жаждал взглянуть на свою кисть, но дева закрыла её рукой, чтобы он не видел процесса, а
