Читаем без скачивания Мир в движении - Сергей Сергей

На практике все обстоит ещё сложнее. Во-первых, все классы из разных формаций, существующие в таком переходном обществе, взаимодействуют друг с другом ещё и на социально-культурном уровне, что порождает иной раз очень неожиданные союзы. Во-вторых, значительная часть такого переходного общества существует одновременно в двух экономических системах, когда одно и то же лицо включено как в доиндустриальные, так и в индустриальные экономические отношения. Однако, любое такое лицо, пусть даже и ведущее "двойную" экономическую жизнь неизбежно оказывается наиболее успешно в какой-то одной из двух формаций: как сеньор или юнит - либо, как буржуа или пролетарий. И совершенно естественно, что такое лицо всегда будет выступать сторонником того порядка и той системы отношений к которой оно адаптировано наилучшим образом. Ведь далеко не каждый сеньор будет успешен - да и просто будет чувствовать себя комфортно в роли буржуа. Далеко не каждый юнит сумеет успешно продавать свой труд как пролетарий - это требует совсем иного уровня ответственности, самостоятельности и инициативности. Но верно и обратное: не все буржуа готовы к роли сеньоров (впрочем, тут немного особый случай, и мы его ещё коснемся, рассматривая Европу до 1914 года) и не все пролетарии согласятся на жизнь юнитов, означающую для них существенное ограничение ставших уже привычными для них каждодневных прав и свобод.

Взглянем теперь на жизнь человека в доиндустриальной и индустриальной формациях со "шкурной" точки зрения - и попытаемся с этой позиции сравнить плюсы и минусы этих формаций. Доиндустриальная формация минимизирует, в целом, возможности личного роста и личные свободы - но одновременно обеспечивает более предсказуемую жизнь. Она четко прописывает коридор возможностей и уменьшает число ситуаций, когда человеку необходимо принимать самостоятельные решения, зачастую исходя из неполных данных, и с большими потерями в случае возможной ошибки. В свою очередь, в индустриальной формации больше возможностей, но вместе с ними больше и неопределенностей, больше рисков и личной ответственности. Это куда более "взрослый" мир, где каждый заботится о себе сам, и сам защищает свои права. В этом мире нет вышестоящего сеньора, покровителя, "крестного отца". Здесь все в равной мере лично отвественны за свои действия, решения - и, в конечном счете, за свою судьбу.

Очевидно, что далеко не все люди, воспитанные и сформировавшиеся в рамках доиндустриальной формации будут согласны по доброй воле жить в условиях формации индустриальной. Разумеется, наблюдая за жизнью в ней издали, они будут завидовать тем возможностям, которые она дает своим обитателям: разнообразию товаров и услуг, личным свободам и т.п. Но оказавшись в условиях переходного общества, эти же люди, ещё вчера завистливо косившиеся на соседей, быстро поймут, что за все это великолепие им придется платить очень высокую цену. Более того, переходное общество, в котором социальные институты индустриальной формации ещё только формируются, предъявляет к представителям новых классов, к пролетариям и буржуа, повышенные, даже по сравнению с устоявшейся индустриальной формацией, гражданские требования. Им предстоит отстаивать свои права (вытекающие, как мы помним из единственного, основополагающего права индустриальной формации: неприкосновенности частной собственности) в борьбе против старого мира, который на эти права будет постоянно посягать. Нет, не по врожденному злодейству, а по самому своему устройству, исключающему существование этих прав. Такая борьба далеко не проста, она требует смелости, социальной активности, мобильности - а её участники подвергаются вполне реальной опасности. Прибавьте к этому необходимость адаптации к новым экономическим условиям и новым правилам игры - что тоже потребует перечисленных выше качеств, и тоже сопряжено с рисками. Как следствие, на защиту старых порядков очень быстро встанет не кучка "бывших" - функционеров старого режима, а огромная масса людей. Далеко не все они будут выходцами из среды сеньоров. Напротив, большинство из них составят именно юниты, те, кого принято называть "простым народом", поскольку в переходной период именно они будут более, чем кто бы то ни было, уязвимы и обездолены. Это полностью подтверждается всем известным историческим опытом: основную массу защитников доиндустриальной формации в переходные эпохи всегда составляют именно юниты, столкнувшиеся с угрозой исчезновения той экономической и социальной основы, которая обеспечивала существование их класса. Более того, сплошь и рядом в защиту старых порядков выступает даже численно большая часть "простого народа"!

Сам же формационный переход напоминает кристаллизацию в пересыщенном растворе: вроде бы и концентрация уже запредельная, а без толчка извне кристаллизация не начинается. Если доиндустриальный анклав существует в относительной изоляции, или в окружении других таких же доиндустриальных анклавов, то для начала перехода к индустриальной формации всегда нужен дополнительный толчок.

В Европе таким толчком послужило победное завершение испанской Реконкисты. Представьте ситуацию: полтысячелетия непрерывной войны, заточенные под эту войну экономика, общественное сознание, социальная иерархия - словом, решительно вся жизнь нескольких поколений подчинена одной идее - изгнанию мавров. И вот, победа одержана, войска вышли на намеченные рубежи - и что теперь прикажете дальше делать с обществом, которое за пять веков уже не мыслит иной жизни? Куда направить его энергию? Чем занять десятки тысяч людей, если они на протяжении нескольких поколений только воевали - и ничего больше не умеют, да и не хотят уметь? Известно, чем: отправить их осваивать Новый Свет. А там уже приток товаров и ресурсов из новых территорий плюс технический прогресс, без которого наладить постоянную коммуникацию через океаны было бы невозможно, мало-помалу сделал переход к индустриальной формации неизбежным: слишком много оказалось в обществе людей, которые не вписывались в жестко регламентированный мир доиндустриальной формации. В итоге, довольно быстро, всего-то за триста лет, после какой-нибудь сотни войн, десятка революций, двух церковных реформаций - ну и ещё много чего там было, уже по мелочи, дела, хоть и со скрипом, сдвинулись с мертвой точки. Не везде, конечно, а в сравнительно небольшой группе стран, где новая формация мало-помалу укреплялась ещё лет 200. И только к началу 20 века индустриальная формация стала всерьез претендовать на то, чтобы стать ведущей в Западной Европе и распространить свое влияние на весь мир.

А до начала 20 века Европа оставалась обществом, построенным, в значительной степени, на принципах вассалитета - видоизмененных, редуцированных до традиции почтения к родовой аристократии, но, тем не менее, сохранявших за собой огромное влияние. Лишившись прямой опоры на закон, дворянство удерживало приоритетные позиции, обладая влиянием, далеко превосходившим его численность, способности, экономические возможности и вклад в общественную жизнь. Европа 18-19 веков - яркий пример переходной формации. Высшие слои дворянства и буржуазии перемешались, знать обуржуазилась, а буржуазия украсила себя реликтами феодализма - и, что более важно, в значительной степени усвоила и взяла на вооружение его методы управления.

В итоге, вплоть до 1914 года доиндустриальные элементы общественного устройства представляли собой не остатки исчезающего прошлого, а живые и полнокровные структуры европейской жизни. Дворяне на государственной службе и земельные магнаты  хорошо приспособились к изменившимся временам: первые за счет того, что даже не имевшие дворянских корней новые кадры чиновников успешно воспитывались ими в духе «благородных традиций», вторые - научившись успешно хозяйствовать, сочетая доиндустриальные методы управления с индустриальными методами ведения бизнеса. Дворянство овладело искусством использовать связи в политических и административных сферах для защиты собственных интересов, в том числе и за счет рядовых налогоплательщиков. "Обуржуазивание" старых элит в ту эпоху носило весьма условный характер. Скорее, напротив - старые элиты, проявив необычайную способность усваивать и использовать новые идеи и способы действия, успешно защищали от изменений свой традиционный статус, нравы и мировоззрение.

Де-факто это позволило доиндустриальной формации занять прочную оборону в области культуры, надолго пережив свое юридическое и экономическое исчезновение. Хотя связанные между собой поместное и служилое дворянство и сохранили экономические позиции преимущественно в относительно консервативном сельскохозяйственном секторе, они, тем не менее, не утратили господствующей роли в социальной и культурной жизни Европы в целом. Дворянство продолжало, и вполне успешно, навязывать обществу свои ценности, научившись превращать культурное влияние в политическую власть. Эту власть они затем использовали для укрепления старых экономических порядков и своего господствующего положения, довольно успешно блокируя влияние растущей, но все еще слабой в административном, культурном и идейном плане промышленной буржуазии, хотя постепенное падение экономической роли аграрного сектора мало-помалу подтачивало материальную базу их доминирования.