Читаем без скачивания Наследница поневоле - Ирина Львова

Однако женщина не обратила внимания на вопрос любовника.

— Ты точно запомнил? — спросила она.

— Разумеется… — Джейк поднялся, отодвинул ногой обтянутый блестящей парчой пуфик и подошел к Бет. — Я не понимаю… — Он притянул к себе женщину. — Правда, я сам сначала испугался, но ведь ты — Бет Моргенсон, урожденная графиня Надешти, а он… безродный выскочка из провинции. Отсудим и накажем! У тебя достаточно денег, чтобы убедить суд в том, что эта русская девка уже родилась женщиной и что она вообще проститутка!

— Денег? — оттолкнула его рыжекудрая вдовушка. — Если я не получу эти чертовы тринадцать миллионов — я разорена!

Джейк опустился в ближайшее кресло, пытаясь переварить громом поразившую его новость. Разорена? Быть не может! Почему же верный друг Боб не сказал об этом? Ведь он вел дела Бет последние два года… Значит, знал? Друг называется!

А она? Что же тогда она морочила ему голову?

Его глаза, словно бы вдруг лишившись розовых очков, отметили морщинки под глазами Бет, жирную, пористую кожу носа, двойной подбородок и несколько провисший бюст… Бурная жизнь оставила печать на лице вдовы Свена Моргенсона — сначала соломенной, а затем и настоящей. А ее манера шмыгать носом и зевать в лицо собеседнику?

Фи! Моветон!

— Ты поедешь в Россию! — решительно сказала Бет, откинув рыжие локоны за спину.

— Но…

— Молчи! И слушай! Ты найдешь эту девку и сделаешь все, чтобы двадцать третьего сентября она не получила наследства!

— Но, Бет… Не убивать же ее? — начал было Херби и вдруг осекся. На лице его появилось странное выражение. — Да, дорогая! Ты ведь знаешь, я готов для тебя на все! Надеюсь, ты сможешь оплатить мою поездку? К сожалению, мои дела в последнее время шли из рук вон плохо…

Бет внимательно посмотрела на него, но он, по своему обыкновению, уже лучезарно улыбался и преданно заглядывал ей в глаза.

Страстно поцеловав на прощанье нежно любимую подругу, Джейк заспешил прочь, несмотря на возражения несколько успокоившейся и тотчас же возжелавшей ласк возлюбленной.

— Я должен спешить, дорогая! — изображая крайнюю степень огорчения, сказал Херби и подумал: «Она и правда сумасшедшая нимфоманка! И одевается как вульгарная стриптизерка! И походка у нее как у гусыни… Нет, я определенно едва не совершил роковую ошибку!»

Глава 3

Грезить наяву Лиза Батурина привыкла с детства. То, что окружало ее в реальности, вызывало лишь одно желание — закрыть глаза и бежать прочь со всех ног. Бежать было некуда, и она нашла выход: ее мечты стали для нее прибежищем и крепостью, о стены которой неизменно разбивались самые грозные волны житейского моря.

В сущности, ее жизнь была цепью неприятностей и несчастий, начавшихся с момента рождения, которое и было, как она сама считала, первой и главной ее бедой.

Отец расстался с матерью, когда Лизе не исполнилось и года. Она значительно позже поняла, что это следовало считать скорее удачей, но по привычке называла несчастьем. Отец — Павел Батурин — сильно и по-дурному пил. Мать почти никогда не бывала ласкова с Лизой: первые годы она слишком уставала, чтобы думать еще и о психологическом комфорте дочери, позже появились иные причины, питавшие ее холодность. Впрочем, Лиза едва ли все это осознавала, поскольку не видела иных отношений между родителями и детьми. Бабка, к которой пятилетнюю девочку однажды отправили на лето, попросту называла внучку «чертовым отродьем», «довеском», уродиной и дурой.

Лиза плакала по ночам и мечтала сбежать от ненавистной бабки. Любимым ее сном был сон о том, как бабка свалилась в колодец, а она колотит ненавистную старуху по голове тяжелым ведром, подтягивая и отпуская ворот… Ей так хотелось, чтобы приехала мама и забрала ее домой. Когда же мать приехала, девочка поняла, что мечтать об этом не стоило.

В родном доме ее ждал сюрприз — дядя Игорь или, как он сам себя называл, Гоша, успевший стать маминым мужем и хозяином в доме. Отношения дяди Гоши с пятилетней падчерицей не заладились с самого начала. Не улучшились они и впоследствии, так что, когда умер отец, к счастью оставивший ей однокомнатную квартиру в хрущобе, совсем юная Лиза с радостью покинула дом матери и отчима. Сожалела она только о том, что стала очень редко видеть младшего братишку Сашеньку, которого искренне и преданно любила…

Часто Лиза так глубоко погружалась в мечты, представляя себя героиней какого-нибудь замечательного романа, что забывала обо всем на свете.

Вот и теперь она остановилась перед собственным подъездом и вдруг почувствовала, что ее тормошит за плечо толстая добродушная бабка Забабахина, которая жила с ней на одной лестничной площадке. Из команды старух, сутками дежуривших на скамейке у подъезда, Забабахина была самой безвредной. От нее всегда так приятно пахло ванилью и корицей, будто она только что пекла вкусные сдобные плюшки.

— Ты что, голуба? Заснула?

— Н-нет… Я ничего… Все нормально, — пробормотала Лиза.

— A-а… Ну ладно, а то стоишь столбом, и ни туда, ни сюда, — проворчала старуха и заковыляла прочь.

Открывая дверь в подъезд, девушка обнаружила, что оставила где-то хозяйственную сумку с хлебом и кефиром. Хотя, возможно, она просто забыла продукты на работе? Что ж, придется обойтись без ужина. Лиза расстегнула вязанную из толстой деревенской шерсти кофту, вытащила из-за пазухи ключи (эта привычка носить ключи на тоненькой ленточке являлась предметом постоянных шуточек ее сослуживиц) и заглянула в почтовый ящик.

Сердце Лизы сжалось.

Адрес на конверте, притаившемся в темной глубине, был отпечатан на машинке. Она до смерти боялась официальных бумаг и сопряженных с ними неприятностей, ненавидела «хождения по мукам», то есть по учреждениям, трепетала от одного вида равнодушных и раздражительных должностных лиц. Буквы запрыгали перед ее глазами, наползая друг на друга и сливаясь в неприятные, пугающие пятна. С трудом прочитав имя адресата: «Батуриной Елизавете Павловне», Лиза лишилась последней надежды.

Ох! Как мечтала Лиза жить спокойно и незаметно, ни во что не вмешиваясь, никому не переходя дорогу, ни с кем не споря и никому не мешая.

Девушка взбежала по лестнице и замерла у двери: в ее квартире явно кто-то был.

Глава 4

Бет Моргенсон закричала во сне и проснулась. Сев в постели, она зажгла ночник, подоткнула под спину подушку в батистовой, отделанной кружевом наволочке и, решив не принимать успокоительного, стала ждать, когда уймется дико колотившееся сердце.

Она понимала, что ей приснился кошмар. Всего лишь кошмар…

Но что-то в нем было. Важное, серьезное, крайне опасное. Что же?

— А-а! — вдруг вскричала Бет, впиваясь когтями в свои роскошные рыжие кудри. — Идиотка! Что я наделала?! Сама… Своими руками!..

Она спрыгнула с кровати и заметалась по спальне. Теперь она поняла значение того самого странного выражения, которое уловила на лице Джейка. Он не поможет ей! Он просто женится на русской наследнице, как собирается это сделать Гаррис. И уж Джейк его обойдет! Точно обойдет! Хитрая лиса Джейк, которому ничего на свете не нужно, кроме денег! Итак, похоже, она вот-вот лишится и денег, и старательного любовника. Она лишится всего.

Женщина открыла инкрустированную слоновой костью шкатулочку, стоявшую на туалетном столике, и дрожащей рукой достала тонкую коричневую сигарету.

Следовало что-то предпринять. Но что?

А если Херби еще не уехал? Едва ли он сумел так быстро собраться, ведь даже к поездке в Вегас он готовился по нескольку дней! Ей пришлось ждать долго. Наконец к телефону подошел старик лакей, которого Джейк гордо именовал дворецким.

— Мадам? — Он не скрывал удивления, ведь была поздняя ночь. — Мистер Херби отбыл.

— Куда? — все еще лелея слабую надежду, спросила Бет.

— В Россию.

— О-о! — простонала женщина, положив трубку на рычаг.

Ну что ж? Она дождется утра и позвонит, нет, лучше поедет к Валентине! Лиса Вальдмайер посоветует, поможет… Кроме того, Бет не хотела, даже не могла обращаться ни к кому другому — ведь только лучшая подруга Валентина да теперь предатель Джейк Херби знали, насколько она близка к разорению. Да еще Боб Гаррис! Но он связан этикой юристов… Связан? О Боже! Но теперь она не является его клиенткой! Она заставила Мейнсфилда выбросить Боба на улицу. А ведь это он надоумил ее поправить дела с помощью наследства кровавой графини! Он раскопал, что, если наследница не объявится до 24 сентября 1996 года, то есть через триста тридцать три года плюс сорок девять «льготных» лет со дня обнародования завещания, деньги отойдут к ней, Бет! Но теперь…

«Почему, черт возьми, сорок девять? — спрашивала себя женщина. — Это что, дешевая распродажа? Сорок девять долларов девяносто девять центов! Что за идиотская чушь?! Никто не имеет права оставлять таких завещаний!..»