Читаем без скачивания Вторжение - Евгений Лукин

В фургончике давно уже гремел и бушевал голос Жоголева. Акимушкин схватил микрофон.

– Слушает «Кабина»!

– Ты!.. – Жоголев задохнулся. – Ты где ходишь? Что у вас там творится?

– То же, что и у вас!

Они поняли друг друга с полуслова.

– «Фаланги»? – быстро спросил Жоголев.

– Если бы только «фаланги»!

– А что еще?

– Валера! Слушай меня внимательно. Если появятся такие долговязые, черные… скажи своим, чтобы немедленно открывали огонь! Как понял?

– Черные? – ошалело переспросил Жоголев. – В смысле – негры?..

– Какие, к черту, негры?.. Как увидишь – сам все поймешь! Отключись пока!

Акимушкин перекинул тумблер.

– «Управление», ответьте «Старту»!

– Слушает «Управление», – послышался в динамике откуда-то из другого мира ясный, спокойный голос старшего лейтенанта Мамолина.

– Докладывает «Старт»! Сеня, нас только что атаковали!

Судя по тишине в динамике, все в «Управлении» замерли после этих слов. Слышно было, как кто-то метрах в трех от микрофона переспрашивает: «Что? Что он сказал?»

– Атаковали? – с безмерным удивлением вымолвил Мамолин. – Как атаковали? Кто?

– Не знаю! Если еще не прервана связь с бригадой, сообщи немедленно – уже есть потери. У меня убит Левша и, предположительно, Агаев. У Жоголева двое пропали без вести. И самое главное… Самое главное… Ты вот о чем предупреди…

Он замолчал решаясь.

– В общем так, Сеня, – с усилием выговорил он. – Это не люди.

Мамолин переваривал услышанное.

– Не люди? – озадаченно переспросил он. – А кто?

– Не знаю… – вздрогнув, сказал Акимушкин. – Монстры, дьяволы, пришельцы из космоса!.. И вот еще что доложи: у них огромные «фаланги»…

– Фаланги пальцев? – туповато уточнил Мамолин.

– Пауки! – рявкнул Акимушкин. – Три года в Средней Азии служишь – фаланг не знаешь? Огромные пауки, здоровые, как собаки!

– Акимушкин! – взвизгнул Мамолин. – Ты… Ты что, пьяный? Я сейчас в бригаду сообщу!..

В динамике что негромко, но отчетливо хлопнуло, затем он взорвался неразборчивым бормотанием и умолк. Это Мамолин отпустил кнопку на своем микрофоне.

– Ну вот и до них добрались, – очень спокойно, почти безразлично заметил Царапин.

Перед капониром дважды ударил карабин Петрова.

– Иди помоги ему! – бросил Акимушкин, и Царапин, спрыгнув на бетонный пол, побежал к воротам.

Ночь оглушила его. Лунное серое небо свистело и выло реактивными двигателями. «Неужели все-таки война? – беспомощно подумал Царапин. – Но с кем? Не с этими же…» Где-то севернее возник жуткий повышающийся вой – что-то большое и тяжелое падало с огромной высоты. Петров и Царапин ждали. «Ддумм»…» – донеслось из-за третьей пусковой, словно чугунная болванка врезалась в землю.

– Не взорвалось, – с удивлением сказал Петров.

В песке были выбиты две новые воронки, рядом дергались мохнатые суставчатые лапы очередной «фаланги».

– А эти не появлялись? – спросил Царапин, кивнув на лежащего и невольно задержав на нем взгляд. Насекомое, просто огромное насекомое… Немудрено, что он принял эту личину за противогазную маску.

– Ну и морда у тебя, Петров… – с нервным смешком пробормотал он.

– Я! – встревоженно откликнулся ефрейтор.

– Нет, это я так… анекдот вспомнил…

Реактивный многоголосый рев, затихая, смещался к северу.

– Я думал, бомбить будут, – признался Петров и, помолчав, тихо спросил: – А чем они так… Левшу?

Словно в ответ ему за капонирами, ближе к солдатскому городку, беззвучно вздулся и опал бледно-фиолетовый пузырь света.

– А вот тем же самым, только поменьше, – не разжимая зубов, проговорил Царапин и вдруг умолк.

– Машина, что ли? – недоверчиво всматриваясь, спросил он.

Да, над капонирами дрожал светлый скачущий нимб – там, по песчаной лунной дороге, меж зарослей янтака, кишащих огромными пауками и черными дьяволами, на большой скорости шла машина с включенными фарами – кто-то пробивался к ним со стороны городка.

– Может, они еще ничего не знают? – неуверенно предположил Петров.

Царапин, не сводя глаз с тонкого лучистого зарева, отрицательно мотнул головой. Он не мог перепутать ни с чем бледно-фиолетовую вспышку – увеличенную копию той, что сожгла Левшу. Даже если люди в машине минуту назад не знали, что их здесь ждет, то теперь они уже несомненно были в курсе.

Ночь к тому времени снова стала тихой, явственно слышался нарастающий шум мотора. Отчаянно сигналя, машина вылетела из-за капонира, осветив холм, ворота, курилку. Это был тяжелый самосвал, и он шел прямиком к ним, гнал по зарослям, рискуя шинами.

Жуткая из-за непонятности своей подробность: над кабиной, словно корона, тлело вишнево-розовым что-то причудливое и совершенно незнакомое.

Над верблюжьей колючкой в вертикальном высоком прыжке взлетела ополоумевшая «фаланга». Два карабина грянули одновременно, но, кажется, дали промах – стрелять пришлось влет и против света.

Царапин и Петров молча смотрели на подъезжающий самосвал. Кузов его был поднят. Козырек кузова и вся его верхняя часть потеряли привычные очертания, свесились вправо кружевным застывшим всплеском. Сквозь черную в лунном свете окалину розовел раскаленный металл. На переднем колесе моталась какая-то тряпка. Лишь когда самосвал остановился перед воротами, стало ясно, что это – многократно раздавленная «фаланга», вцепившаяся жвалами в край протектора.

Дверца открылась, и из кабины полез командир стартовой батареи майор Костыкин – невысокий, плотный, плечи приподняты, под низко надвинутым козырьком в ночном освещении виден лишь крупный бугристый нос.

Мельком глянув на охраняющих, комбат повернулся к машине.

– Ну! – бросил он шоферу в белой от частых стирок панаме, который к тому времени выключил свет и, не решаясь открыть вторую дверцу, вылез тем же путем, что и Костыкин. – Кто был прав? Я ж тебе не зря сказал: подними кузов…

Внимание комбата привлекла вцепившаяся в покрышку разлохмаченная «фаланга».

– Соображают… – чуть ли не с уважением буркнул он и лишь после этого повернулся к Царапину.

– Кто есть из офицеров?

– Лейтенант Акимушкин, лейтенант Жоголев на шестой пусковой, старший лейтенант Мамолин в «Управлении»…

Комбат неторопливо взялся за козырек и сдвинул его еще ниже на глаза.

– А ну пошли, – вполголоса приказал он Царапину и, подняв плечи выше обычного, шагнул к воротам. Проходя мимо черного мертвеца, искоса глянул на него, но шага не замедлил. Следовательно, имел уже счастье встретиться с ему подобными.

Комбата в казарме звали за глаза «дед» Костыкин. Прозвище – емкое, понятное любому военнослужащему и говорящее об огромном уважении.