Читаем без скачивания Великая война и деколонизация Российской империи - Джошуа Санборн

сильному влиянию яростных сражений между предполагаемыми представителями одной нации и глубоких связей с региональными и глобальными силами, отличными от империи, которую эти процессы затрагивают напрямую. Национально-освободительная модель оказывается еще менее полезной, если пытаться объяснить, почему конфликт продолжается и даже часто наращивает интенсивность после достижения национальной независимости. Также можно отметить, что многие реальные государства, возникшие в ходе Первой мировой войны, были по сути многонациональными. Как следует из их названий, Чехословакия, Королевство сербов, хорватов и словенцев и Союз Советских Социалистических Республик включали в себя ряд политически осознанных национальностей. Несмотря на свое название, Польша тоже являлась многонациональным государством (особенно в межвоенный период). Правда, практически каждое политическое движение прошлого столетия, заинтересованное в деколонизации, сделало выбор в пользу национального дискурса, и это имело мощные последствия с точки зрения политических убеждений и практик везде, где подобный выбор был сделан. Тем не менее стоит проводить различие между ключевыми политическими процессами деколонизации и идеологией, которая недостаточно четко структурировала эти политические взаимодействия.

Одна из причин, по которой исследователи Великой войны уделяли так мало внимания концепции деколонизации, заключается в том, что политики задали рамки дебатов о причинах и следствиях войны прежде, чем комментаторы получили возможность разглядеть схему, проявившуюся в течение XX столетия. Историки знают, что большое не всегда видится на расстоянии. И все же возможность взглянуть на ситуацию шире – это одно из величайших преимуществ, которым располагают историки, в отличие современников, проживающих те или иные исторические события. На протяжении XX века мы имели возможность увидеть развитие националистических движений и коллапс имперского правления. Эти исторические процессы происходили в масштабах континента после Второй мировой войны, и, обсуждая события в Африке и Азии, комментаторы постоянно трактуют их в терминах национального освобождения и рассматривают сквозь призму деколонизации. Однако в обеих Америках и в Европе, где на заре современной эпохи разворачивались антиимперские движения за независимость, ученые не столь часто обращаются к понятию деколонизации. Поэтому стоило бы задаться вопросом: а не были ли революции и восстания конца XVIII – начала XIX века в Северной и Южной Америках и рождение новых государств после Второй мировой войны движениями за деколонизацию, опередившими свое время?

При проведении подобных сравнений полезным было бы идентифицировать общеисторическую закономерность и логику деколонизации. На мой взгляд, процесс деколонизации проходит четыре основных стадии. Первая стадия – это вызов, брошенный империи. В этот формообразующий период деколонизации определенные члены колонизированных сообществ инициируют антиимперские политические движения, которые имеют возможность нарастить легитимность и авторитет в соответствующем регионе. Полезно, но не необходимо, если в метрополии будут развиваться движения, которые ставят под сомнение полезность или моральность имперского проекта[8]. Национализм исторически вносил большой вклад в определение легитимности и авторитета в метрополии и на периферии в современную эпоху, но опять-таки логической необходимости здесь нет. Полезно также, если у имперского государства снижается возможность физически контролировать или эффективно управлять подвластными ему территориями вследствие экономического кризиса, военного поражения или иного события.

Стадия вторая – это крах государственности. Здесь следует отметить, что деколонизация обязательно подразумевает крах государственности. Революционеры часто воображают, что могут просто захватить государственный аппарат, овладеть «командными высотами», повесить на кабинетах таблички со своими именами и выполнять бюрократические функции по собственному разумению. И всегда их ждет разочарование. Государство – это нечто намного большее, чем формальные должности и кабинеты в столичных зданиях. Это еще и разветвленная система сложившихся личных отношений, которые покоятся на власти и подчинении. Не менее важно и то, что государство определяется его способностью узаконить и контролировать насильственные действия. В результате независимость требует разрушения комплекса сложившихся личных отношений и привычной системы полномочий и подчинения и делегимитизацию и утрату контроля над насилием прежде, чем может быть выстроено новое «государство». Необязательно существует причинно-следственная связь между вызовом, брошенным империи, и крахом государственности. Как мы увидим далее в этой книге, крах необязательно порождается антиимперскими революциями и их подвижниками. Имперские государства способны к саморазрушению, осознанному или нет.

Результат краха государственности если и не неизбежен, то, по крайней мере, предсказуем. С крахом сложившихся механизмов легитимизации насилия сфера «силового предпринимательства» значительно расширяется[9]. Те, кто жаждет власти, богатства или удовольствий, способны создавать или использовать силовые организации в период открытой силовой конкуренции, которая сопровождает процесс падения старого государства и попыток строительства нового. Эти силовые структуры могут представлять собой формальные военные формирования, но столь же часто это бывают неофициальные военизированные группировки и даже банды (этот термин лучше определяет их природу). Возникновение конкурирующих «силовых предпринимателей», в свою очередь, глубоко затрагивает экономику, поскольку насилие в экономике – тайное, легитимизированное и вошедшее в обычай в успешных государствах – начинает играть гораздо более значимую роль, смещая экономический баланс от тех, кто умеет управлять капиталом, заниматься коммерцией или мирно трудиться, в сторону тех, кто искушен в силовых действиях. Этот сдвиг к непродуктивному отбору и деформации существующей экономической системы не способствует общему процветанию. В то же время подъем класса силовых предпринимателей трансформирует общественные отношения. Страх и незащищенность заставляют многих граждан уходить из публичного пространства и прекращать социальные взаимодействия. Многие покидают родные места, где становится практически невозможно и слишком опасно вести привычный образ жизни.

Итак, стадия краха государственности часто приводит к социальной катастрофе как стадии процесса деколонизации. Люди бросают работу, бегут из собственного дома, присоединяются к вооруженным группировкам и дерутся за долю в том, что составляет быстро убывающую ресурсную базу экономических ценностей и политической поддержки. Разрушение социальных институтов, а также и государственных структур, ответственных за социальную поддержку и здравоохранение, приводит к росту бедности, голода и болезней. Это, в свою очередь, еще сильнее подрывает социальные взаимодействия, потому что соседи начинают запасать еду впрок, гостеприимство сопряжено с риском смертельных болезней, а отчаявшиеся люди разрывают социальные связи с соседями по городу или деревне и бегут в поисках лучших мест. Если быстро не положить конец стадии социальной катастрофы, она может привести к апокалиптической спирали смертности, как показывает опыт не только России в Гражданскую войну, но и таких стран, как Конго и Сомали в наше время.

Тогда возникает вопрос: как и когда наступает четвертая стадия – стадия возрождения государственности! Ответ может вызвать скепсис: мы пока не знаем. Деколонизация нанесла серьезный ущерб европейской политике и обществу, а процесс государственного строительства в Восточной Европе в течение семидесяти лет после окончания войны был в результате отмечен необычайно кровавыми политическими конфликтами и откровенной диктатурой. Этот темный период проживают сейчас многие народы Африки и Азии, что снова заставляет провести мощную