Читаем без скачивания Приключения Петрова и Васечкина - Владимир Алеников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну вот, думаю, теперь всё кончено. Помог мне друг Васечкин. А он меня в бок толкает. Держи, говорит. А сам какую-то книгу подсовывает. Называется «Укрощение строптивой». «Что это ещё такое?» – спрашиваю. «Это – гениальный Шекспир, – шепчет он, – учебник жизни! Так мой папа говорит моей маме. Так что учись жить!»
– В смысле? – спрашиваю я его, потому что, честно говоря, ничего не понял.
– Укрощать её будешь. Понял? – заявляет Васечкин.
– Понял! – говорю, хотя на самом деле опять ничего не понял… Потому что если бы я тогда всё понял, то сразу бы отказался укрощать. Не такой у меня характер…
Васечкин.А чего тут понимать? С девчонками иначе нельзя. Эх, жаль не я в Машку втюрился, я бы ей показал. А с Петрова чего возьмёшь, тюфяк тюфяком, хоть и здоровый. Я его уже и так и эдак учил, и Шекспира с ним вместе вслух читал, и репетировал. Целый вечер на него убил, а ему как об стенку горохом. Ни поклониться как следует не может, ни монолог произнести. Но кое-как всё-таки научил его кое-чему. Самое трудное было поклоном овладеть, но и это в конце концов одолели.
В общем, на следующий день встретились мы с Петровым пораньше и стали караулить Машку в сквере, через который она всегда в школу ходит. Видим, идёт. Петров сразу же в кусты полез. Ну, думаю, упустим. Собрал я все силы и как толкну его! Такое ускорение ему придал, что он из кустов как ракета вылетел…
Маша Старцева.…и как медведь прямо мне на ногу. А у самого вид какой-то странный. Ты чего, спрашиваю, толкаешься, Петров? А он молчит и глаза вытаращил. Хотела я дальше идти, а он вдруг как крикнет: «Могу!..» – и замолк. Чего ты можешь, Петров, спрашиваю. А он всё своё «могу!» твердит и руками как-то странно разводит… Тут из кустов Васечкин высунулся, тоже тут как тут, думает, я его не вижу. И прямо, как на уроке, Петрову подсказывает. «Могу тебе я, Маша…» – шепчет.
Тут я разозлилась и говорю: «Петров, может, ты мне дашь пройти?» А он вдруг как руками замашет, да как заорёт: «Могу тебе я, Маша, врезать так, что ты об этом долго помнить будешь и сразу перестанешь быть строптивой!» Потом он застыл на минуту, перевёл дух и снова замахал руками, но теперь я уже поняла, что он так старинный поклон изображает. Ну, ты, говорю, Петров, совсем! И дальше пошла…
Петров.Покрутила она пальцем у виска и ушла. Тут Васечкин из кустов выскочил и ну меня по плечу колотить. «Молоток, – говорит, – Петруччо! Всё идёт хоккей! Теперь ей, главное, есть не давать! Помнишь, как в книжке?»
Помнить-то помню, только не по душе мне всё это. Не такой у меня характер… И Машу жалко. Она вон какая худенькая. Но разве Васечкина переспоришь, если он себе что-то в голову вбил? Вздохнул я и пошёл укрощать дальше…
Васечкин.Чего мне это стоило – и не спрашивайте. Но не останавливаться же на полпути. Эх, мне бы на место Петрова! Он, конечно, хоть и здоровый такой, но, как Люда Яблочкина говорит, «неинициативный»!
В общем, пока я его уговаривал, опять чуть было не опоздали. Но хоть в чём-то повезло. Прибегаем в буфет и видим – поспели в самый раз. Машка только-только взяла в буфете стакан молока, положила пирожки на тарелку и теперь шла к столу.
Чувствую, самое время действовать, а Петров опять застыл как памятник и ни с места.
Машка уже к столу подошла, всё на него аккуратненько поставила, из карманчика салфеточку белоснежную вынула, на коленях расстелила… Так противно, сил нету! Одно слово, отличница!
А Петров всё глаз от неё оторвать не может. Стоит и любуется, балда! А чего тут любоваться, ведь съест всё сейчас! Ну, я не выдержал и снова как толкну его!..
Маша Старцева.Но на этот раз я уже была начеку. Как только Петров с Васечкиным появились в буфете, я бдительность повысила и за каждым их шагом наблюдала. Поэтому, когда Васечкин толкнул Петрова, я тут же отодвинулась и ноги под стул спрятала. Но Петров с разгону подлетел к моему столу, схватил мой стакан с молоком и, не успела я опомниться, выпил его залпом! Потом схватил мои пирожки и в два приёма засунул их в рот… Я просто онемела от такого нахальства. Сижу с салфеткой на коленях и смотрю, как он мои пирожки прожёвывает и глотает. Потом наконец пришла в себя и спрашиваю: «Ты что, Петров, заболел?»
Петров.А как я ей могу ответить, когда у меня рот пирожками набит. Поэтому я, вместо того чтобы отвечать, стою и жую изо всех сил. А она аккуратно сложила салфетку, вытерла ею рот, хотя ничего и не ела, и ушла. А в мою сторону даже не взглянула. Ну, как ей теперь объяснишь, что это всё не я придумал, а Шекспир вместе с Васечкиным? Сам бы я ни за что такое не сделал. Не тот у меня характер. А Васечкин уже опять меня по плечу хлопает. Всё идёт по плану, говорит. Считаю, ты её уже частично укротил! Ещё немножко, говорит, осталось. Только теперь давай уж сам. Проявляй инициативу! Чего я за тебя всё время думаю? Ты же книжку прочёл! Вот и действуй!
Легко сказать, действуй! В общем, пришёл я в наш пустой класс, думал, думал, большая перемена уже на исходе, а я ничего, кроме как подложить Маше на сиденье кнопку, не придумал. Ну и подложил. В последний момент, перед самым звонком на урок…
Васечкин.Вбегаю я в класс прямо перед носом у Инны Андреевны, а у Петрова такой вид, как будто его варили в кипятке: красный как рак и пот градом. Это значит, он что-то придумал. Для него думать – всё равно что для меня кирпичи таскать.
«Ну, чего, – спрашиваю, – придумал?» – «Ага, – радостно кивает, – придумал».
А урок, между прочим, уже начался, и Инна Андреевна, наша классная, вдруг говорит: «Опять вы, Петров и Васечкин, болтаете! Нука, Петя Васечкин, поменяйся быстро местами с Машей!»
Эта воображала, конечно, тут же заныла, что не хочет с Васей Петровым сидеть. А этот балда, вместо того чтобы стоять и тихо радоваться, что так вышло и можно будет Машку целый урок укрощать, вдруг тоже заявляет, что и он с Машей Старцевой сидеть не хочет.
– Балда! – говорю. – Соглашайся! Всё нормалёк!
А он стоит, глазами хлопает и рожи корчит…
Петров.Ну да, как же, «нормалёк»! Там ведь у Маши на сиденье кнопка! А Васечкин уже книги свои схватил и так и норовит туда сесть. Я ему мигаю-мигаю, а Инна Андреевна говорит: «Дискуссий на эту тему мы устраивать не будем! Ну-ка, быстро пересели! Маша, меняйся с Петей местами!» Ну, что тут делать? В общем, поменялись они местами. Инна Андреевна говорит: «Садитесь!» И…
Маша Старцева.…Васечкин тут же вскочил как ужаленный, да как закричит. Инна Андреевна спрашивает: «Что с тобой, Васечкин?» А он отвечает, что, мол, ничего, а у самого на глазах чуть ли не слёзы. Что бы это могло значить? – думаю. Глянула на сиденье, а там кнопка. Тут я всё сразу и поняла, опять эти петровские штучки. Ох, и надоел же он мне! Посмотрела я на него, а на него и смотреть-то жалко, тоже чуть не плачет, хотя ни на какую кнопку не садился. Нет, думаю, сам он до такого додуматься не мог, не такой у него характер. Тут без Васечкина не обошлось. А раз так, то и поделом Васечкину. Не копай другому яму. Не по-честному это потому что!
Васечкин.Ладно, ладно. Пусть скажет спасибо, что не я её укрощаю. А Петров такой недотёпа, всё у него шиворот-навыворот получается. Вот она и пользуется этим, ходит неукрощённая как ни в чём не бывало. А Петров всё худеет. Уже на себя не похож.
Терпел я, терпел и не вытерпел, не мог я больше спокойно смотреть на то, что она с Петровым делала. И чего он в ней такого нашёл? Вот чего я не мог понять. Уж я на неё и так смотрел, и этак… Ну, хоть убей, Машка-промокашка! Одно слово, отличница! А Петров ничего слышать не хочет, только худеет и глазами хлопает.
Ну, ладно, говорю, чего для друга не сделаешь! А ля гер, как а ля гер!..
Петров.Чего? Чего? Васечкин всегда выкопает какую-нибудь иностранную поговорку. А то, что другим это непонятно, ему наплевать. Пришлось три раза переспросить, прежде чем он перевёл.
«На войне, – говорит, – как на войне! Поговорка такая у французов. Давай сюда книжку. Я сам пойду! А то ты опять что-нибудь такое же придумаешь!»
При этих словах он поморщился и потёр себя ниже спины. Про кнопку вспомнил. Потом раскрыл книгу и начал освежать в памяти бессмертного Шекспира. При этом он шевелил ушами, морщил лоб, а руками выделывал такие замысловатые движения, что я даже испугался, как бы он их не вывернул.
Но тут как раз в конце коридора появилась Маша…
Маша Старцева.…Смотрю, Петров и Васечкин стоят возле самого выхода у окна. И Васечкин руками размахивает, ну точь-в-точь как Петров утром, только ещё сильнее. Ну, думаю, теперь и этот с ума сошёл. И точно, как увидели они меня, Петров бочком, бочком к выходу и спрятался за дверью, а Васечкин зачем-то ещё раз глянул в большую книжку, захлопнул её и со всех ног бросился мне навстречу.
Только до меня он не добежал, а, поскользнувшись на линолеуме, растянулся на животе. Я хотела помочь ему подняться, а он вдруг сам вскочил, да как заорёт на меня: «Царапка котик!» А эхо в глубине пустого коридора отозвалось: «Котик, котик, котик!»
