Читаем без скачивания Из ниоткуда в ничто - Шервуд Андерсон

— Мне пришло в голову… я подумал… видите ли, вы не вышли замуж за те шесть лет, что протекли с вашего переезда в Чикаго. Было бы странно и немного забавно, если бы оказалось, что вы, подобно мне, не можете вступить в брак или с кем-нибудь сблизиться, — говорил он.

Он снова стал рассказывать о том, какую жизнь он ведет у себя в доме.

— Бывает, что я целыми днями сижу дома, даже в хорошую погоду, говорил он. — Вам это, конечно, случалось видеть. Иногда я забываю о еде. Весь день читаю книги, стараясь забыться, а потом наступает ночь, и я не могу спать. Если бы я умел писать книги, рисовать или сочинять музыку, если бы я хоть сколько-нибудь стремился выразить то, что происходит в моем сознании, тогда все было бы по-иному. Впрочем, я не стал бы описать, как другие, я не стал бы распространяться о том, что делают люди. Что они делают? Какое это может иметь значение? Да, они строят большие города, вроде того, в котором вы живете, и маленькие города, подобные Уиллоу-Спрингсу, они проложили этот железнодорожный путь, по которому мы идем. Они вступают в брак и растят детей, совершают убийства, крадут, делают добрые дела. Какое это имеет значение? Понимаете, вот мы идем здесь по солнцепеку. Через пять минут мы будем в городе, и вы пойдете к себе домой, а я к себе. Вы поужинаете с отцом и матерью. Затем ваш отец уйдет в город, а вы и ваша мать будете сидеть вдвоем на крыльце. Вы будете почти все время молчать. Мать скажет, что собирается варить варенье. Затем вернется отец, и вы все отправитесь спать. Ваш отец накачает ведро воды насосом у двери кухни. Он внесет ведро в дом и поставит на ящик у кухонной раковины. Немного воды выплеснется на пол кухни. Послышится мягкий звук…

— Ах!

Мелвил Стонер обернулся и бросил быстрый взгляд на Розалинду, которая немного побледнела. Ее мозг работал с безумной скоростью, как переставшая подчиняться машина. В Мелвиле Стонере была какая-то сила, пугавшая девушку. Перечислив несколько обыденных фактов, он тем самым неожиданно вторгся в ее святая святых. У нее было такое ощущение, словно он вошел в спальню в доме ее отца, где она лежит и думает. Право же, он очутился у нее в постели.

Стонер снова рассмеялся невеселым смехом.

— Вот что я вам скажу: у нас в Америке, и в маленьких и в больших городах, мы все знаем очень мало, — быстро заговорил он. — Мы все куда-то мчимся. Все охвачены жаждой деятельности. А я спокойно сижу и думаю. Если бы я хотел писать, у меня получилось бы. Я рассказал бы, о чем каждый думает. Люди удивились бы, немного испугались, а? Я рассказал бы вам, о чем вы только что думали, идя со мной по железнодорожным путям. Я рассказал бы вам, о чем думала в это время ваша мать и что ей хотелось бы вам сказать.

Лицо Розалинды побелело как мел, руки ее дрожали. Стонер и Розалинда свернули с полотна железной дороги и очутились на улицах Уиллоу-Спрингса. В Мелвиле Стонере произошла внезапная перемена. Теперь он казался просто сорокалетним мужчиной, несколько смущенным присутствием женщины моложе его, несколько растерянным.

— Теперь я пойду в гостиницу и должен вас покинуть, — сказал он. Он зашаркал ногами по тротуару. — Я собирался рассказать, почему вы застали меня уткнувшимся лицом в траву, — продолжал он, и в его голосе послышались новые ноты. Это был голос юноши, взывавшего к Розалинде из тела мужчины, когда они шли по полотну и разговаривали. — Иногда здешняя жизнь мне становится невмоготу, — злобно произнес он и замахал длинными руками. — Я слишком много бываю один. Начинаю ненавидеть себя. Приходится убегать из города.

Мужчина смотрел не на Розалинду, а в землю. Его большие ноги продолжали неравно шаркать.

— Однажды зимой мне вдруг показалось, что я схожу с ума, — снова заговорил он. — Случайно мне вспомнился фруктовый сад в пяти милях от города, в котором я побывал как-то поздней осенью, когда созрели груши. И вот, мною овладело непреодолимое желание. Было очень холодно, но я прошагал пять миль и добрался до этого сад? Земля замерзла и была покрыта снегом, но я разгреб его. Я прижался лицом к траве. Когда я гулял, там осенью, земля была усеяна спелыми грушами. От них шел сладкий аромат. Они были покрыты пчелами, которые ползали по ним, пьяные, в каком-то экстазе. Мне вспомнился тот аромат. Вот почему я отправился, туда и прижался лицом к мерзлой траве. Пчелы были охвачены экстазом жизни, а я упустил жизнь. Я всегда упускал жизнь, и она уходит от меня. Мне всегда кажется, что люди уходят от меня. Весной этого года я дошел по железнодорожным путям до моста через Уиллоу-Крик. В траве росли фиалки. Тогда я почти не обратил на них внимания, но сегодня я вспомнил. Фиалки были похожи на людей, уходящих от меня. Во мне вспыхнуло, безумное желание побежать за ними. Я чувствовал себя птицей, летящей в пространстве. Мне казалось, будто что-то ускользнуло от меня и я должен пуститься вдогонку.

Мелвил Стонер умолк. Его лицо тоже побледнело и руки дрожали. Розалинда испытывала почти непреодолимое желание протянуть руку и коснуться его руки. Ей хотелось крикнуть во весь голос: «Я здесь! Я не умерла! Я жива!» Вместо этого она молча стояла и смотрела на него, как смотрела когда-то вдова, хозяйка высоко летающих кур. Мелвил Стонер старался овладеть собой, подавить волнение, в которое его привели собственные слова. Он поклонился и улыбнулся.

— Надеюсь, вы часто гуляете по железнодорожным путям, — сказал он. Отныне я буду знать, куда девать время. Когда вы приедете в город, я обоснуюсь у железной дороги. Подобно фиалкам, вы, конечно, оставили там свой аромат.

Розалинда смотрела на него. Он смеялся над ней, как смеялся, когда разговаривал с вдовой, стоявшей у его калитки. Но Розалинду это не обижало. Когда Стонер расстался с ней, она медленно пошла по улицам. Фраза, всплывшая в ее памяти, когда они шли по путям, снова вспомнилась ей, и она без конца произносила ее: «И воззвал ко мне бог из среды горящего куста». Она повторяла эту фразу, пока не очутилась в доме Уэскоттов.

Розалинда сидела на крыльце дома, в котором прошло ее детство. Отец еще не вернулся домой к ужину. Па Уэскотт торговал углем и лесными материалами, и ему принадлежало несколько некрашеных сараев у железнодорожной ветки к западу от города. Там у него была крошечная контора с печкой и письменным столом, стоявшим в углу у окна. Стол был завален ожидавшими ответа письмами и циркулярами угольных и лесных компаний. На бумагах лежал толстый слой угольной пыли. Весь день Уэскотт сидел в конторе, напоминая какого-то зверя в клетке, но, в отличие от запертого в клетку зверя, он, очевидно, не был недоволен и не приходил в беспокойство. Он был единственный торговец углем и лесными материалами в Уиллоу-Спрингсе. Если люди нуждались в этих товарах, они должны были обращаться к нему. Больше им некуда было идти. Он был доволен. Утром в конторе он прежде всего прочитывал де-мойнсовскую газету, а затем, если никто не тревожил его, весь день сидел — зимой у печки, а в долгие жаркие летние дни у открытого окна, не обращая, по-видимому, никакого внимания на смену времен года, отражавшуюся во внешнем виде полей, ни о чем не думая, ни на что не надеясь, не сожалея о том, что жизнь его прошла и он становится стар.

В доме Уэскоттов мать Розалинды уже приступила к заготовке впрок фруктов, о которой она несколько раз вспоминала. Она варила варенье из крыжовника. Розалинда слышала, как на кухне кипели медные тазы. Мать ходила, тяжело ступая, — с возрастом она становилась тучной.

Дочь устала от множества мыслей. Этот день был полон переживаний. Она сняла шляпу и положила возле себя, на крыльцо. Окна, соседнего дома, где жил Мелвил Стонер, напоминали глаза, пристально смотревшие на Розалинду, укоризненные глаза.

— Ну, что же, сама понимаешь, ты слишком поторопилась, — твердил дом; он насмешливо улыбался. — Ты воображала, что знаешь людей. В сущности, ты ничего не знаешь.

Розалинда обхватила голову руками. Это было правдой, она заблуждалась. Человек, живший в этом доме, несомненно не похож на других обитателей Уиллоу-Спрингса. Он не был, как она самоуверенно предполагала, тупым обитателем скучного городка, человеком, ничего не знающим о жизни. Разве не произнес он слова, которые поразили ее, вывели из равновесия?

Розалинда отличалась свойством, довольно обычным для утомленных нервных людей. Ее мозг, устав от дум, не только не переставал думать, но начинал работать еще быстрее. Мысли ее потекли по другому руслу. Ее ум напоминал летательную машину, которая покидает землю и устремляется ввысь.

Ум Розалинды ухватился за мысль, выраженную или подразумевавшуюся в одной из фраз Мелвила Стонера: «В любом человеческом существе живут два голоса, и каждый стремится быть услышанным».

Ей открылся новый строй мыслей. В конце концов, человеческие существа можно понять. Она может, пожалуй, понять мать и жизнь матери, понять отца, человека, которого она любит, самое себя. Существует голос, произносящий слова. Слова сходят с губ. Слова подчиняются правилам, отливаются в определенную форму. Большинство из них сами по себе лишены жизни. Они дошли до нас с древних времен, и многие из них, несомненно, когда-то были сильными, живыми словами, шедшими из нутра людей, из самой их глубины. Слова вырывались из темниц. Когда-то они выражали живую истину. Затем слова произносились все снова и снова, устами многих людей, произносились без конца, надоедливо.