Читаем без скачивания Верни мне мой 2007-й - Серж Брусов

– Да какой нахер чемодан! – Филин был очень взвинчен, – там четыре небольшие пачки из пятисоток, в карман куртки легко влезут!

– Ну, я не знаю, чувак. Я не брал, если ты это от меня услышать хотел. А где они вообще хранились, если кто-то просто взял и вынес?

– Да в том-то и дело, что в надежном месте! Еще сейф не успели поставить, поэтому просто в тайнике, о котором никто не знал. И… – он прерывался, очевидно, решив, что и так сказал достаточно. – В общем, ладно. Девку ты не знаешь, значит, и контактов нет?

– Никаких.

– Всё, давай пока, – последовал сигнал завершения вызова. Насколько я знаю, Филин так и не выяснил, куда пропали двести тысяч евро. А его отец был так разозлен, что уже весной лично привез сына в военкомат и попросил отправить нерадивого отпрыска на службу куда-нибудь подальше. Помню, вся наша компания с Пушки была в шоке, узнав и о деньгах, и о реакции отца. Нам думалось, что двести тысяч евро – сумма даже для чиновника немалая, но отправки Филина в армию в качестве наказания уж точно не ожидал никто. Может быть, за ним были еще какие-то косяки, а может, отцу просто надоел такой образ жизни сына, и та вписка стала последней каплей. Так или иначе, можно сказать, что тот, кто тогда вынес из квартиры Филина деньги, поставил точку в его прежней жизни. По возвращении со службы Филин приходил на Пушку еще раз или два, а потом устроился на работу, и больше я его никогда не видел.

3. В общаге

Опубликовано: на этой неделе

Играет: Lostprophets «Can't Catch Tomorrow»

Я учился на третьем курсе технического вуза. Мы тогда как раз отметили «экватор» – ровно половину срока обучения. Позади остались первые сессии и волнения о том, что тебя, может быть, исключат. Впереди, через пару лет маячили госэкзамены и диплом. Это было самое беззаботное время во всем студенчестве. Я жил в университетском общежитии или общаге, как все его называли, в комнате с парнем на год старше меня. Общались мы нечасто – он жил у девушки и заезжал примерно раз в месяц, выпить пива и узнать свежие новости.

Моя комната представляла собой квадратное помещение размером 3,5 на 3,5 метра. Прямо напротив входа было окно по длине всей стены, справа – двухъярусная кровать, по левую сторону – холодильник и два стола – компьютерный и обеденный. Рядом с дверью располагались шкаф с одеждой и полка для обуви. Также пара полок со всяким барахлом (в основном, по учебе) висела над столами.

В ту зиму я обвесил все стены афишами концертов, на которых побывал. У многих тогда был такой фетиш – собирать плакаты групп, раскленные по остановкам и прочим общественным местам. Сдирали их прямо на улице голыми руками и, свернув в трубочку, довольные несли домой. Часто можно было увидеть оторванные наполовину афиши – результат неаккуратных действий сдирающего. Иногда по утрам по пути в университет я встречал расклейщика плакатов, намазывающего липкой вязкой жидкостью стены. Он легко сговаривался отдать «свежее» полотно за символическую цену в пятьдесят рублей. Вся эта собственноручно (буквально) собранная красота безвозвратно исчезла после пятого курса, когда мой прежний сосед окончил университет, а вместо него подселили зеленого первокурсника. Этот вчерашний школьник проявлял очень большую «хозяйственность» с первых дней. Он предложил сделать ремонт и сменить обои. Я не возражал, так как пару лет спустя все эти афиши уже не представлялись мне особенно ценными. Так они и отправились в мусорное ведро, свернутые в трубочку. Но все это было позже, а зимой 2007-го я продолжал украшать стены большими картинками с названиями и фотографиями групп.

Периодически у меня собирались друзья, чаще всего по пятницам или субботам, но нередко и в середине недели. Официально в общагу нельзя было проносить алкоголь, из-за чего студенты, проходя мимо охраны на входе с полным рюкзаком стеклянных бутылок, делали каждый шаг крайне осторожно. Тех, кто попадался, в лучшем случае просто не пускали внутрь, в худшем – конфисковывали весь алкоголь. Что с конфискатом было в дальнейшем, история умалчивает. Только довольные лица охранников давали повод для различных версий. Тусовка (с распитием спиртного) в комнате чередовалась с толкотней в курилке, располагавшейся на пятачке около лестницы, связывающей этажи. Я жил на предпоследнем, шестом, в самом конце коридора. Курения как привычки у меня не было, но постоять за компанию с дымящими мне нравилось.

Большинство из моих друзей-москвичей не понимали удовольствия от общажной жизни, которое испытывал я. Да, им казалось прикольно приехать на ночь в общежитие и кутить до утра, но – всего на одну ночь. Жить, когда буквально в каждый момент времени вокруг тебя какие-то люди, представлялось им выше их сил. Я же привык к тому, что в комнате всегда было движение: кто-то заходил, чтобы списать лекции, кто-то играл на компьютере, громко слушая музыку, еще кто-то в то же самое время мог лежать на кровати и спокойно читать книгу. Конечно, порой хотелось какого-то уединения. Достигнуть этого при желании было несложно: надо было всего-то закрыть дверь на ключ и не отвечать на стук, чтобы снаружи думали, что в комнате никого нет. Я так втянулся в эту динамично меняющуюся обстановку, что, съехав на отдельную съемную квартиру после окончания университета, очень долго привыкал к тишине и покою. Мне казалось, что мир вокруг остановился. Но, как уже было сказано, тогда до этого было еще далеко, и я наслаждался каждым моментом нахождения в общаге.

Чем же именно меня привлекала такая жизнь? Я и сейчас с трудом могу подобрать нужные слова для ответа на этот вопрос. Наверное, какая-то едва ощутимая, эфемерная эмоциональная атмосфера, создаваемая студентами. Молодые люди, по большей части легко воспринимающие окружающую действительность и еще не столкнувшиеся с серьезными жизненными трудностями, самой большой проблемой которых были незакрытые «хвосты» в университете, генерировали сверхлегкий эмоциональный фон. И я его очень тонко чувствовал.

В период зимней сессии в общаге становилось тише. Но не слишком – студенты не забывали отмечать практически каждый сданный экзамен шумной вечеринкой. А вот во время двухнедельных каникул в начале февраля народ разъезжался по домам, и в коридорах действительно не было слышно праздного гула. Можно было насладиться воцарившимся ненадолго спокойствием.

Мне, однако, застать общежитие в анабиозном состоянии удавалось нечасто – после закрытия очередной экзаменационной сессии я тоже обычно ездил домой. Родным городом для меня являлся крупный промышленный и культурный центр в четырехстах километрах от столицы. Трудно сказать, почему я выбрал учебу в Москве, из моих одноклассников больше никто не поехал получать высшее образование в другой город. В итоге я ни разу не пожалел, это был бесценный, а главное – очень позитивный опыт. Домой я приезжал на неделю, встречался с друзьями, гулял по улицам своего детства и снова отправлялся в столицу. Той зимой все было точно так же, как и всегда. Начинался новый семестр, нужно было походить на лекции, чтобы узнать, какие из них можно пропускать, а какие не стоит. Собственно, все мои обязанности на тот момент сводились к учебе. Я не работал, если не считать временных подработок с почасовой оплатой и один не совсем легальный бизнес, о котором расскажу позже. Мой распорядок дня в тот период мало варьировался в зависимости от будней или выходных, и если бы меня тогда попросили примерно его описать, я бы выдал что-то вроде этого:

– Проснулся, поехал в универ, отучился, двинул на Пушку, потусил там до вечера, вернулся в общагу.

Хотя, по выходным он все-таки немного отличался: Пушка обычно занимала весь день.

4. На Пушке

Опубликовано: февраль 2007

Отредактировано: на этой неделе

Играет: Panic! At The Disco «I Write Sins Not Tragedies»

«Тусовка на Пушке» – один из видов бестолкового молодежного досуга, которым я был занят тогда большую часть своего свободного времени. В центре столицы, на Пушкинской площади собирались представители различных молодежных субкультур (наиболее популярной и многочисленной в то время были «Эмо»), общались, пили пиво и коктейли из банок, обменивались впечатлениями от концертов. Сочетание ярких и мрачных цветов в одежде, косые челки, цилиндрические серьги (тоннели) в ушах, обильный макияж (в отдельных случаях и у парней), много пирсинга – такой была Пушка тогда. Я не относил себя к этим ребятам, хотя слушал кое-что из соответствующей музыки. В тусовку меня привела бывшая девушка, она старалась по всем канонам соответствовать стилю. Я же не красил глаза, не прокалывал ни губы, ни уши, не носил черно-розовых свитеров. В моей одежде была всего пара-тройка неформальных элементов – скейтерские кеды и зауженные джинсы. Мне просто нравилось там находиться. Нравилось настолько, что после того, как мы с ней расстались, я стал даже чаще ходить на площадь, чем раньше. Однажды совершенно случайно я встретил там своего одногруппника Антона, с которым до этого не общался. С тех пор мы стали хорошими друзьями и частенько тусили вместе.