Читаем без скачивания Констебль с третьего участка - Алексей Герасимов

Все требования инструкции были мною выполнены, и ничто более не препятствовало мне осмотреть место возможного правонарушения. Попрощавшись с соседями студента, и заверив их, что помощь мне не требуется, я немедленно поднялся по ветхой скрипучей лестнице к обиталищу молодого мистера О`Хара, и постучал в его дверь, не забыв произнести предписанную Уставом фразу "Откройте, полиция".

Житель мансарды оказался молодым и болезненно худощавым, навряд ли старше шестнадцати лет. Лицо его было заспанным, рубаха и брюки, видневшиеся из-под халата, выглядели несвежими, а на заметной через дверной проем старенькой оттоманке наблюдался беспорядок. Из всего вышеперечисленного любой бы сделал вывод, что юноша перед моим приходом спал, а, следовательно, никак девиц демонстрировать был не в состоянии, если только не страдает лунатизмом (о чем его соседи не упоминали, а ведь будь с ним такая беда – неприминули бы). Однако же служба полисмена предполагает тщательное и всестороннее исследование поступающих нам заявлений, отчего и отринуть слова мисс Бурпл, посчитать их блажью выжившей из ума старушенции, я никак не мог.

— Мистер Доналл О`Хара? — поинтересовался я у юноши, и, дождавшись кивка с его стороны, представился сам. — Констебль Вильк. На вас от соседей поступила жалоба, сэр, что вы демонстрируете в окно обнаженных девиц.

— Но здесь нет никаких девиц, — воскликнул художник, моментально просыпаясь. — Я совершенно один!

— Прошу меня извинить, мистер, но я обязан проверить это утверждение, — сурово ответил я. — Прошу вас впустить меня в помещение.

— Да ради всего святого, извольте, — он всплеснул руками и посторонился, давая мне пройти. — Как можете видеть, комната тут одна, и кроме нас здесь никого нет!

— Хм, — я сдвинул свой шлем чуть на затылок, и огляделся, уперев руки в бока.

Что ж, как и обиталища многих студентов, виденные мною за полтора года службы неоднократно (увы, не всех соседи характеризовали столь положительно, как этого), эта мансарда была скудно обставлена, содержа лишь самый минимум необходимого: оттоманку, стол с изрезанной столешницей, на котором лежали несколько холстов, потертый платяной шкап, три видавших еще прошлое царствование стула из разных гарнитуров, да мольберт близ окна. В углу, за занавесью, угадывался умывальник и ведро для нечистот. Там же должна была быть и плита, если судить по проходящему по стене дымоходу.

— Попрошу вас открыть занавесь и шкап, мистер О`Хара. Я должен убедиться, что там никто не скрывается.

— Убежден, что мне-то скрывать как раз и нечего, констебль, — вспыхнул художник, порывисто отдернул занавеску, и не менее резким движением распахнул шкаф.

Разумеется, никого там не было и быть не могло, но порядок есть порядок.

— Хм…

Я подошел к окну мансарды, однако и на стекле никаких признаков обнаженной девицы не обнаружил. А вот прямо напротив окна, на мольберте – обнаружил.

— Вот, — указал я юному дарованию на холст, где явно проглядывались, пока еще только в наброске, очертания женской фигуры. — Вероятно, имелось в виду это.

— Возмутительно, — воскликнул художник. — Это будет картина с греческой богиней Афиной, и она будет в одежде!

— Но сейчас этой одежды на ней не наблюдается, — отметил я. — Посему, я вынужден вынести вам предупреждение, и попросить впредь закрывать эту мистрис Афину чем-то, когда не будете рисовать ее портрет. И поступать вас так прошу впредь до тех пор, пока одежда не будет нарисована, поскольку отсутствие оной одежды может оскорблять чувства добрососедства. Вы согласны со мной, мистер О`Хара?

— Это ханжество, констебль, но я сделаю так, как вы сказали, — кивнул молодой человек, внимательно рассматривая меня. — Я, однако, тоже хочу попросить вас о услуге. Видите ли, на этом полотне также должен быть изображен и второй греческий бог, Арес, и, как мне кажется, вы бы гляделись в его роли весьма выигрышно для полотна. Не уделите ли вы мне несколько минут? Я только сделаю карандашный набросок.

— Хм… В роли иностранца, сэр? Не уверен что мне это позволено правилами, при всем моем уважении к людям искусства. К тому же я вроде как при исполнении, — просьба художника ввергла меня в некоторый ступор.

— Иностранного бога военного ведомства! Уверен, в этом нет никаких нарушений, — горячо принялся убеждать меня тот. — И это займет не более чем пять минут! Не погубите, где еще я найду такой типаж?

— Хм… Военного, значит? Ну, хорошо, — решился я. — Но прошу вас никому о том не распространятся.

Заняло это упражнение в рисовании, правда, чуть более, чем обещалось, однако результатом я мог быть вполне доволен: вышло на меня очень похоже, и уж точно лучше чем у нашего штатного мазилки. Из-под карандаша того рисунки арестованных такие выходят, что опознать по ним кого-то можно лишь будучи очень пьяным.

По окончании же, распрощавшись с юношей, я спустился на улицу, где, у самого крыльца, меня уже поджидали и соседи художника, и мисс Бурпл с парой кумушек.

— И что же вы скажете, констебль, — трагическим голосом вопросила бывшая актриса. — Наш сосед и впрямь преступил закон?

— Не совсем, мэм, — честно ответил ей я. — На его полотне и впрямь отсутствует изображение одежды на леди. Но и то, что должно бы быть под ней, оно отсутствует тоже. Я попросил мистера О`Хара закрывать холст до тех пор, покуда одежда не будет нарисована.

Поскольку добрые соседи из двух доходных домов явно собирались сцепиться в споре, участвовать в котором я не имел никакого желания, мне не оставалось ничего иного, как побыстрее откланяться, сославшись на службу.

От обиталища мистера О`Хара я направился именно туда, куда и намеревался перед этим – к мистеру Сабурами, ибо голод, как известно, не тетка, а такого крупного мужчину как я надобно кормить регулярно, чтобы не случился упадок сил, препятствующий исполнению служебных обязанностей. Но стоило мне лишь ступить на крыльцо кафетерия, как с соседней улицы раздался громкий сигнал полицейского свистка, на который моя нагрудная бляха отозвалась мелодичным перезвоном.

Ну, все понятно – свисток по форме два, означает что подкрепление полисмену не требуется, но помощь отнюдь не помешает.

Вздохнув о несостоявшемся обеде, я развернулся, и быстрым шагом направился в ту сторону, откуда слышался сигнал.

Буквально в сотне ярдов, за поворотом, моему взору предстал констебль Стойкасл, удерживающий за шкирку красномордого господина в помятом распахнутом светло-сером макинтоше поверх бежевого костюма в мелкую клетку, и без шляпы. Судя по качеству и потертости (вернее – не потертости) ткани пиджака, удерживаемый джентльмен, который нынче, отчаянно пыхтя что-то нечленораздельное, но явно – возмущенное, пытался вырваться из крепкой руки констебля, относился он к жителям среднего достатку.

— А, Айвен, — обрадовался Стойкасл, словно ожидал увидать на моем участке кого-то иного. — Гляди-ка какую пьянь я на твоем участке задержал. Еще и темнеть не начало, а он лыка не вяжет!

Собственно, он был прав – участок мой кончается только на следующем перекрестке, у дома с мезонинами. Однако же готов побиться об заклад, что шел он к мистеру Сабурами, когда этого пьянчужку приметил.

— В общем, волоки его в участок, дружище, пусть там проспится.

— М-м-ня-мыму-мымур сам, — подал голос задержанный.

— Вот, видишь – совсем никакой, — осклабился Стойкасл. — Даже имя свое произнести не может. Мистер, как тебя звать-то?

Он встряхнул пьяницу за шкирку, отчего у того начала болтаться голова.

— Мнэумнэээ ффесстокл о-о-о адвокат, — попытался ответить тот.

— Будет, будет тебе, любезный, адвокат. И адвокат, и обвинитель, и жюри присяжных, — хохотнул мой коллега. — Ну, чего глядишь, констебль Вильк? Забирай клиента, а я пошел. Меня пончики у Сабурами заждались!

Вот же гад! Пока я задержанного до участка доведу, покуда оформлю, ведь время обеда давно пройдет. Нет вот чтобы самому сволочь в кутузку…

Мы поставили друг-другу отметки о встрече в наших журналах дежурства, я принял (под роспись, разумеется, все строго по инструкции) задержанного, и потащил упирающегося и норовящего при этом упасть джентльмена в участок.

Боюсь, что по прибытии в него я был весьма далек от такой христианской добродетели, как любовь к ближнему. Обшарив карманы злосчастного пьяницы, лишившего меня обеда, а мистера Сабурами – клиента, и сдав все найденное, по описи, дежурному констеблю на хранение, я запихал задержанного в камеру к бродягам и цыганам.[1] Вот будет ему стыдобище, негоднику, когда проспится! Особенно, если подхватит вшей от соседей – уж тогда не только совесть грызть его станет.

Глава II

В которой констебль Вильк продолжает исполнять свои прямые обязанности, стойко перенося тяготы и лишения службы, доктор Уоткинс оказывает пострадавшим первую медицинскую помощь и обращает внимание следствия на странности дела, а инспектор О`Ларри не только успешно вербует штатского специалиста, но и обнаруживает источник зловредного токсина.