Читаем без скачивания История Русской мафии 1995-2003. Большая крыша - Валерий Карышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уткин долго всматривался в мое удостоверение, как бы проверяя, когда оно выписано, до какого дня действительно, похож ли я на фотографию. Потом он так же внимательно изучал ордер. Затем попросил меня выйти, чтобы проверить мои полномочия.
Усмехнувшись, я сказал:
– Неужели вы думаете, что я, зная, насколько серьезна и компетентна ваша организация, представлю вам фальшивый ордер или поддельное удостоверение?
– Я уверен, что вы этого не сделаете, – ответил Уткин, – но я должен проверить вас.
Я вышел. После я понял, что целью была не проверка, а, вероятнее всего, координация дальнейших действий в связи с неожиданным появлением адвоката.
Через несколько минут дверь открылась, и Уткин пригласил меня войти. Я вошел. Двое, которые сидели в кабинете, как мне показалось, лишь притворялись, что занимаются своими делами. На самом же деле они внимательно смотрели в мою сторону и слушали наш разговор.
Первым прервал паузу Уткин:
– Я хотел поинтересоваться, кто вас нанял? Наташа?
Я ответил, что моя задача – защита клиента и я, в отличие от правоохранительных органов, никогда не проверяю документы у будущего клиента, их подлинность и является ли он родственником или близким знакомым. Человек внес деньги в нашу консультацию, предложил мне участвовать в защите близкого ему лица. А какие у них отношения и кем он является – это не моя задача.
– Конечно, – согласился со мной Уткин. – Но что вы хотите от нас?
– Прежде всего – чтобы вы дали разрешение, допуск на встречу с моим клиентом и ознакомили с первоначальными процессуальными документами, которые он подписал, и с предварительным обвинением.
Уткин сделал паузу и посмотрел на человека, который сидел за телевизионным монитором. Я взглянул на экран монитора и увидел, как ближним стоп-кадром на меня смотрел человек, лежащий на больничной койке под капельницей, весь в бинтах. Я догадался, что именно этот человек и есть Солоник и что это является доказательством того, что сейчас он находится в больнице после тяжелого ранения.
Уткин сказал, посмотрев еще раз на мое удостоверение и назвав меня по имени-отчеству:
– Я хочу вас предупредить, что вы приняли не совсем правильное решение. – Он тщательно подбирал слова и смотрел на человека, сидящего за монитором.
– А в чем неверно мое решение?
– Вы выбрали не того клиента.
– А как я могу определить, тот клиент или не тот?
– Прежде всего, этот человек обвиняется в убийстве – и вам, вероятно, это хорошо известно – троих работников милиции.
– Это ваша версия, что он обвиняется в убийстве, – ответил я. – Но мы же знаем, что там был и второй человек. Может быть, и не мой клиент убил этих людей, а другие совершили убийства. Такое может быть?
– Да, и такое может быть. Но это вряд ли. Кроме того, я вам скажу чуть позже, какие у него серьезные проблемы. И эти проблемы могут также негативно сказаться на вашей безопасности.
– Даже так? Вы, наверное, пытаетесь меня запугать?
– Нет, нет! – возразил Уткин. – Это не по нашей линии.
Через некоторое время он протянул мне два листа процессуальных документов, а сам начал печатать разрешение на посещение мной моего клиента в следственном изоляторе.
Вчитываясь в эти листочки – одним было обвинение, а другим – протокол задержания, – я узнал, что Солоник под фамилией Валерий Максимов был задержан тремя работниками милиции – потом выяснилось, что это сотрудники специальной службы при ГУВД Москвы, – капитаном Игорем Нечаевым, лейтенантами Сергеем Ермаковым и Юрием Киселевым для выяснения личности. Когда они прошли в офис для проверки документов, Солоник и его подельник Алексей Монин, неожиданно вытащив пистолеты, начали стрелять и тяжело ранили троих вышеуказанных милиционеров, а также сотрудника охранного бюро «Бумеранг» Александра Заярского. Кроме того, они сумели ранить еще двоих сотрудников охранной фирмы «Бумеранг», и один из преступников смог скрыться в Ботаническом саду. Другого – Александра Солоника – настигла пуля, попав в спину, и он оказался задержанным. При задержании у него был обнаружен 9-миллиметровый пистолет иностранного производства «глок». Вскоре раненые вместе с Солоником были доставлены в институт Склифосовского. Нечаев после ранения в голову и Ермаков, получивший пулю в живот, скончались. Также скончался и сотрудник «Бумеранга». Двое сотрудников «Бумеранга» были тяжело ранены.
Прочитав документы, я отложил их в сторону и сделал паузу, как бы глядя на них еще раз. Присутствующие в кабинете внимательно смотрели на меня, стараясь понять мою реакцию. Первым тишину нарушил Уткин.
– Вот видите, товарищ адвокат, какого негодяя вам приходится защищать! Как вы вообще можете его защищать?
Я, подумав, сказал:
– Конечно, я понимаю тяжесть обвинения, предъявленного моему клиенту. Но дело в том, что моя функция оговорена в праве каждого на защиту и меня направило государство. Конечно, я могу выйти из этого дела, но на мое место придет другой человек. Ведь человеку, который подозревается в убийстве, по закону положен защитник, и вы это знаете не хуже меня.
Уткин смутился, но тут же нашелся:
– А как же ваши моральные принципы, оценки? Вы же видите, что он – убийца, и все равно собираетесь его защищать.
– Давайте посмотрим, – ответил я, – может быть, он не столь опасен. Ведь он мог убить не всех троих. Это мог сделать и его напарник Алексей Монин или кто-то еще в результате перестрелки.
Уткин протянул мне листок бумаги, на котором было разрешение на мой визит в следственный изолятор, где находится Солоник. Я попрощался, взял свое удостоверение и вышел из кабинета, но меня остановил человек, который сидел у маленького портативного телевизора. Он настиг меня в коридоре.
– Я хочу вас предостеречь, – сказал он мне, – что для вас существует еще одна опасность.
– Какая опасность? – удивился я. – Вы хотите сказать, что работники милиции не простят убийства своих коллег?
– Я этого не отрицаю, – сказал мой собеседник, явно похожий на оперативника из МУРа. – И это может случиться. Но главная опасность заключается в том, что ваш клиент сознался под видеокамерой на больничной койке в убийстве очень серьезных людей из уголовного мира. Сейчас я вам их назову. Может быть, услышав это, вы все же не будете вести это дело.
Я с большим удивлением посмотрел на него. Оперативник продолжил:
– Вот в каких заказных убийствах он признался. Это Валерий Длугач, Анатолий Семенов, Владислав Виннер. Это Николай Причистин, Виктор Никифоров. Вам эти фамилии что-нибудь говорят?
Да, мне эти фамилии говорили многое. Валерий Длугач был вор в законе по кличке Глобус, главарь бауманской преступной группировки. Он имел колоссальный авторитет в элите уголовного мира. Анатолий Семенов по кличке Рэмбо (позднее следствие обвинит в убийстве Рэмбо других людей) был соратником Длугача и также принадлежал к бауманскому сообществу. Владислав Виннер по кличке Бабур – продолжатель дела Глобуса. Виктор Никифоров – вор в законе под кличкой Калина. Ходило очень много слухов о том, что Калина является чуть ли не приемным сыном самого Япончика – Вячеслава Иванькова. Николай Причистин был лидером ишимской группировки из Тюмени. Это были крупнейшие люди из элиты преступного мира. И, конечно, определенные проблемы и опасности со стороны «кровников» в отношении моего клиента, а может быть, и в отношении меня могли быть достаточно реальны.
Оперативник продолжал:
– Кроме того, ваш клиент совершил два побега – один из зала суда, при вынесении первого приговора, а другой – из колонии. Учитывая все это, я могу вам сказать доверительно – да вы и сами это понимаете, – что ему грозит смертная казнь. Никто ему убийства трех милиционеров не простит. Поэтому вашему клиенту терять нечего, и он может решиться даже на то, чтобы захватить кого-либо в заложники, и мне бы очень не хотелось, чтобы этим заложником оказались вы. Этот человек, как вы понимаете, может пойти на что угодно. Впрочем, – добавил оперативник, – решать вам. Никто из нас не будет на вас влиять. Но имейте в виду, что разрушить это дело или направить его на доследование вам никто не позволит – вы должны знать это совершенно четко. Поэтому решайте сами: хотите работать с ним – работайте. И еще: он сидит в специальной тюрьме, СИЗО № 4.
Я знал, что СИЗО № 4 – это специальный блок, расположенный в Матросской Тишине. До недавнего времени там сидели знаменитые члены ГКЧП. Практически это была тюрьма в тюрьме.
Когда я покинул здание Московской прокуратуры, вышел на Новокузнецкую улицу и сел в свой автомобиль, всю дорогу в Матросскую Тишину думал только об опасности попасть в категорию заложников. Перед моими глазами вставали картины, недавно увиденные в криминальной хронике, когда в колонии уголовники берут в заложники медсестер, работников охраны, посетителей комнат свиданий, куда к ним приходят. Мне виделось, как ОМОН или СОБР, вызываемые на освобождение заложников, расстреливали не только похитителей, но и жертв. С такими неприятными ощущениями я ехал и думал: у моего клиента – конечно, я его еще не видел и не знаю, что это за человек, – возможно, никаких шансов практически нет. Нетрудно было догадаться, что перед ним три приговора: будущий приговор судебных органов, который ему, скорее всего, гарантирует смертную казнь; приговор, который ему могут вынести работники милиции и убрать его даже в следственном изоляторе – а такие случаи были, я их знал; и наконец, это месть воров в законе и уголовных авторитетов, которые тоже наверняка не простят ему убийства своих коллег.