Читаем без скачивания Железная маска: между историей и легендой - Жан-Кристиан Птифис

Именно эту версию подхватил в 1838 году Виктор Гюго. В мелодраме «Близнецы», которую поэт так и оставил незаконченной, в начале II акта читаем: «Когда поднимается занавес, у стола стоит странная фигура: на первый взгляд невозможно угадать ни пол, ни возраст этого существа, одетого в длинную мантию из фиолетового бархата с головой, полностью закрытой маской из черного бархата, скрывающей как лицо, так и волосы, и ниспадающей до самых плеч. Сзади маска крепится маленьким железным замком…»

С другой стороны, в ноябре 1855 года в Лангре на публичной распродаже некая перекупщица обнаружила среди доставшегося ей металлического хлама железную маску. Не отдавая себе отчета в важности находки, она уступила ее за умеренную сумму некоему «благовоспитанному любителю», имя которого до нас не дошло. Тот, соскоблив толстый слой ржавчины, изнутри покрывавший маску, обнаружил приклеенную к задней части небольшую полоску пергамена, на которой он сумел прочитать полустершуюся надпись на латинском языке, указывавшую на то, что эту маску носил брат-близнец короля.[3] По утверждению редактора «Вестника Верхней Марны», некий известный антиквар, побывавший проездом в Лангре, предлагал за эту драгоценную реликвию значительную сумму, однако счастливый обладатель ее, «истинный гражданин Лангра и большой патриот», отказался ее продать.[4]

Узник в маске умер 19 ноября 1703 года и был похоронен под именем «Маршиоли» (или «Маршиали») на кладбище Сен-Поль. Некоторые утверждают, что его тело было засыпано неким едким веществом, чтобы как можно скорее сделать неузнаваемыми черты его лица. Другие уверяют, что ему отрубили голову и похоронили ее отдельно в месте, которое держится в секрете. Согласно еще одному слуху, на следующий день после погребения могильщик по просьбе некоего любопытного вновь раскопал могилу и, к своему великому изумлению, вместо трупа нашел большой камень. Даже после смерти этот человек нагонял страх.

В 1902 году, когда сносили старинное здание, построенное еще во времена Генриха IV, бывшую городскую усадьбу президента парламента де Планси, расположенную на улице Ботрейи, дом 17, рядом с кладбищем Сен-Поль, воспользовались случаем, чтобы исследовать могилу Железной маски. Вокруг был тихий, меланхолический сад, заросший кустарником и деревьями, а на могилах цвела сирень. Сохранился и могильный холм, под которым, согласно передававшейся из поколения в поколение легенде, был похоронен таинственный заключенный. Неподалеку от увитой диким виноградом беседки, в левом углу, возвышалась небольшая колонна, на гипсовой капители которой некий шутник нацарапал острием ножа: «Здесь покоится Маршиали, человек в железной маске». Надпись, способная заинтриговать любого посетителя… «Копая в месте положения могилы, — сообщает Поль Пельтье, — рабочие открыли первые ступени подземной лестницы, на которых нашли три разбитые маленькие колонны, похожие на ту, что в незапамятные времена возвышалась на этом месте».[5] Отчет о проведенных раскопках, представленный Шарлем Селье в муниципальную комиссию Старого Парижа, свидетельствовал о том, что в месте, которое считалось началом подземного хода в Бастилию, не обнаружили ничего кроме «нагромождения старого строительного мусора» — обстоятельство, послужившее поводом к тому, что некоторые стали говорить о сознательном уничтожении гроба таинственного заключенного.

Однако пора вернуться к истории, к ее строгим суждениям, ее документам, ее фактам. Этьен Дю Жюнка, королевский наместник в Бастилии{2}, первое лицо в крепости после управляющего, был человеком весьма аккуратным. По вечерам при свете факела он открывал персональный реестр, в котором регистрировал поступление новых заключенных с тех пор, как «в среду одиннадцатого числа месяца октября 1690 года» он «вступил в должность королевского наместника». Вот что он записал 18 сентября 1698 года:

«В четверг 18 сентября в 3 часа пополудни мсье де Сен-Мар, начальник крепости Бастилия, прибыл к месту своего нового назначения с островов Святой Маргариты и Сен-Онора, имея при себе в носилках старого заключенного, который был с ним еще в Пинероле, которому он велел постоянно быть в маске, имя которого не произносилось и которого он по выходе из носилок велел поместить до наступления ночи в первую камеру башни де ла Базиньер, а в 9 часов мы с мсье де Розаржем, одним из сержантов, которых привез господин начальник, поместили его, одного, в третью камеру башни де ла Бертодьер, которую я за несколько дней до его прибытия обставил всей необходимой мебелью, получив соответствующее распоряжение от мсье де Сен-Мара; новому заключенному будет прислуживать и заботиться о нем мсье де Розарж, а кормить его должен господин начальник крепости».[6]

Этот текст является первым документальным упоминанием о существовании в Бастилии заключенного в маске. Нет оснований сомневаться ни в аутентичности текста, ни в добросовестности его автора. Дю Жюнка принадлежал к тому типу чиновников, которые неукоснительно придерживаются дисциплины, но вместе с тем не лишены человечности и чувствительности. Этот старый служака с момента своего появления в знаменитой тюрьме обратил на себя внимание тем, с каким упорством он добивался освобождения заключенных, о существовании которых правительство просто забыло. Когда ему указали на то, что он, действуя подобным образом, рискует лишиться значительного источника доходов, Дю Жюнка ответил: «Я теряю лишь деньги, тогда как у этих несчастных нет ничего, за исключением самой жизни». Один из этих заключенных, протестант Константен де Ранвиль, характеризует его как «человека приятной наружности, приветливого, мягкого, честного». Другой, Гатьен Куртиль де Сандра, пользовавшийся успехом романист, помимо всего прочего автор фальшивых «Воспоминаний мсье д'Артаньяна», из которых Александр Дюма черпал материал для своих «Трех мушкетеров», также расхваливал его: это, говорит один из его персонажей, «очень порядочный человек», который по мере своих сил «старается заботиться о вверенных ему заключенных, поскольку это не идет во вред королевской службе».[7] Разумеется, у него были не одни только достоинства. Мадам Гион, весьма приверженная мистицизму и за это подвергшаяся гонениям, одно время была в числе его заключенных и отзывается о нем негативно. Дю Жюнка, ставленник Ноайлей, в свою очередь пользовавшихся протекцией мадам де Ментенон, отличался особым рвением в религиозной сфере. Убежденный в том, что он станет преемником Бемо, старого начальника Бастилии, умершего в 1697 году, он невзлюбил Сен-Мара, похитившего у него вожделенную должность. Тем более что Сен-Мар также был весьма стар. «Он дышит на ладан», — будто бы нашептывал Дю Жюнка мадам Гион.[8] Однако, как оказалось, сам Дю Жюнка дышал на ладан в еще большей степени — он умер в 1706 году.

После Дю Жюнка остался дневник, являющийся весьма ценным документом. Он представляет собой не официальный тюремный реестр, но своего рода заметки на память, книгу учета, в которую день за днем вносились подробности об узниках, прибывавших в Бастилию. Поступив на хранение в старинный архив тюрьмы, он после революции был передан в рукописный отдел библиотеки Арсенала, где хранится и поныне. Фрагмент, касающийся человека в маске, впервые был опубликован в Льеже в 1769 году преподобным отцом-иезуитом Анри Гриффе, очень серьезным и эрудированным историком, профессором коллежа Людовика Великого, придворным проповедником, с 1745 по 1764 год служившим тюремным капелланом, в его «Трактате о разного рода доказательствах, служащих установлению исторической истины».[9] «Из всего, что было написано и сказано об этом человеке в маске, — отмечал отец Гриффе, — ничто не может сравниться достоверностью и авторитетностью с этим дневником. Это подлинное свидетельство человека, бывшего на месте события, непосредственного очевидца, сообщающего то, что он видел, в дневнике, написанном его собственной рукой, в котором он ежедневно отмечал происходившее на его глазах».

Рассмотрим более подробно это упоминание в записках тюремщика. Прежде всего следует отметить, что автор, хотя и занимает довольно высокое положение среди служащих крепости, совершенно не знает, кем является узник. Увидев прибытие этого странного человека в маске, он, вероятно, рискнул спросить, кто это, на что начальник крепости ответил ему, что это имя «не произносится», или, по крайней мере, эта информация была сообщена ему в письменном виде, вместе с полученной ранее инструкцией относительно меблировки комнаты. Очевидно, имя этого человека было государственной тайной. Дю Жюнка сумел узнать лишь то, что ранее он находился под охраной мсье де Сен-Мара в Пинероле, маленьком французском городке в Северной Италии, где умер бывший инспектор финансов Фуке, а затем — на острове Святой Маргариты. Сен-Мар исполнял обязанности начальника тюрьмы в Пинероле с 1665 по 1681 год, следовательно, таинственный узник длительное время находился под его ответственностью. Последовал ли он за своим тюремщиком, когда тот стал комендантом форта Эгзиль, оставаясь в этой должности с 1681 по 1687 год, когда перебрался на острова? А может быть, он был переведен из Пинероля непосредственно на остров Святой Маргариты, где и встретил своего прежнего тюремщика? Об этом не сообщается нам, и далее мы увидим, какую важность приобретает это уточнение для решения загадки. Во всяком случае, продолжение текста подтверждает, что интересующий нас человек избежал общего режима, установленного в крепости. Прислуживать ему и заботиться о нем должен был только мсье де Розарж, доверенный офицер мсье де Сен-Мара, вместе с ним прибывший со Святой Маргариты. «…Кормить его должен господин начальник крепости» — то есть расходы на его содержание должен покрывать сам начальник крепости, минуя общий бюджет тюрьмы. То, что старый заключенный имел право на особый режим, вытекает из текста. Зато ничто не указывает на особое почтение, с которым полагается обходиться с человеком высокого положения. Что касается маски, то ее описание не приводится. Дю Жюнка просто говорит, что незнакомец «всегда был в маске».