Читаем без скачивания Сироты небесные - Андрей Лазарчук

– Не самый лучший день сегодня, чтобы гулять по лесу, – покачал головой фермер и уехал.

– Продолжаем урок, – сказал Олег. – Теперь ты! – он ткнул пальцем в Артура. – Периоды Столетней войны. Не по датам, а по сути.

– Начало, середина и конец! – бодро отрапортовал тот.

– Характеристики каждого этапа?

– Начало – это когда ы-ы… наступали… англичане наступали, а французы отбивались.

– Два балла! Давай ты! – Палец упёрся в Спартака.

– Французы наступали, а англи… – Артур ещё пытался спасти положение.

– Один балл. Ну, Портос?

– Эххх… Начало – это когда делили корону. А когда завязли, пошла всякая лабуда. Типа гражданской войны. Это такая середина. Длинная. Ну. Мир там заключали, ещё эта… Жакерия, и у англичан потом… Не Жакерия, но тоже паршиво. А потом пришла Жанна д`Арк и всем наваляла. Классная тётка.

– Какая она тебе тётка! – возмутился Олег. – Ей всего девятнадцать было.

– Ну… Женщина. Но её же всё равно сожгли. Жувайлы эти французы всё-таки, когда не мушкетёры, – огорченно подытожил Портос.

– Жувайлы, – согласился Олег.

– Особенно их король.

– А я вот так и не понял, – перебил Вовочка. – Почему они не вломили ему по самые помидоры? Он им нужен был, как быку гнездо. Сделали бы свою Жанну королевой – и Вася не чешись.

– Михель, быстро объясни, почему Жанну нельзя было сделать королевой. Суть.

– Почему нельзя? – раздумчиво сказал Михель. – Вообще-то можно было. Я думаю, её поэтому и убрали, что всё к тому шло.

– Та-а-ак… – Олег даже остановился. – Неплохая версия. Атос, обоснуй.

– А можно мне сразу два балла? – грустно спросил Артём, поворачиваясь к учителю.

– Что случилось?

– Ну-у-у… – прогудел Артём. – Та… ерунда, в общем. Наверно.

– И всё-таки?

От Олега было не отвязаться. Все это знали. По опыту.

Остальные быстренько ушли в отрыв.

Олег и Артём стояли лицом к лицу.

– Косичкой хотел помахать?

– Не в этом же дело! Что значит – хотел? Ну, это ведь как… Ну, сгонял бы я сегодня со всеми – и амба. А теперь… Объясняй всем полгода…

– Ты мужик? – сурово спросил Олег.

– Вот это и объясняй. Всем. Полгода.

– Ты понимаешь, что эта дурная инициация… Она ведь не нужна. Дикарский обычай. Причем новый – пятнадцать лет, ну, восемнадцать. Придуманный. Самопальный. От этого ещё более дикий. Регрессия. Начиналось-то это знаешь как? Просто игра. Развлечение, чтобы не так скучно было жить. Большие прятки. Мы их сами всему научили, сами правила придумали, и первую игру вёл Игорь Маркович, Володин отец…

– Я всё понимаю, – уныло сказал Артём. – А толку? В том, что я понимаю? Они-то не понимают. А нам с ними жить. Всю жизнь. Клянусь, Олег, я бы ни в какие иройства не полез, спрятался бы просто – знаю, где. Ну, просидел бы сутки… хрен бы меня нашли. А так…

И зашагал.

Олег догнал его, молча потрепал по плечу и пошёл рядом.

– Не сдавайся, Атос, – заговорил он несколько минут спустя. – Сейчас, можно сказать, каждый человек на счету. Они на нас смотрят. Пристально смотрят. Если не выдержим – нас сомнут. А если выдержим – они подстроятся под нас. Понимаешь, старик… ведь всё, что у них было всегда, разрушено. Вся их вселенная исчезла. У них просто нет почвы под ногами. У них нет – самих себя. А вот если мы себя сохраним… Понимаешь, да? Пойдём…

И они прибавили шагу.

Поравнявшись с братьями, Атос заговорил:

– Если бы у них была партия – вообще не о чем спорить. Революция бы – и всё, и даже несчастный случай ей эти буржуи побоялись бы устроить. Но партию они создать не успели. А буржуи быстренько сговорились с королём и сдали её втихаря. Времени Жанне не хватило, вот в чём проблема. И ещё марксизма.

Олег глубоко вздохнул. Вовочка фыркнул:

– Нужен ей был твой марксизм, как цапле гульфик. Она на религиозной почве сдвинутая была, хуже моей бабки. Может, ей там дух Маркса и являлся, да она его за другого бородатого мужика приняла.

– Это за какого же? – встопорщил ухо Арамис.

– За бога Саваофа, он же Яхве, он же Иегова, он же… В общем, имя им легион. И все бородатые.

– Отошли от темы, – сказал Олег. – Всё же: чем характеризуется завершающий период Столетней войны? Володя. Только не говори мне, что теперь побеждали французы…

– Ну, вообще-то французы там уже не столько побеждали, сколько договаривались. И когда англичане поняли, что ловить больше нечего, они отторговали себе пару портов и слиняли на свои острова. А ловить стало нечего потому, что до французов дошло наконец, что они французы, что у них свой король… Что им тут жить. А потом у них долго-долго ничего интересного не было, пока не появились мушкетёры.

– Что, и Генриха Четвёртого не было? И Варфоломеевской ночи?

– Да были, наверное, – с досадой сказал Вовочка. – А толку?

– Так! Спроси деда, помнит ли он "Королеву Марго". И если помнит, пусть начинает писать. Я чувствую, у нас концептуальный провал…

До места привала, то есть до фермы Дворжака, дошли даже чуть быстрее, чем рассчитывали – так где-то минут за десять до ливня. А может, это ливень чуть запоздал; впрочем, такого, наверное, не бывает…

Дворжака звали Ярославом Робертовичем, и происходил он из тех чехов, которых гражданская война закрутила до такой степени, что о возвращении на родину им думать и не приходилось. Дед Ярослава, тоже Ярослав, осел в конце концов в Хабаровске, вырастил четверых сыновей, двое из которых не вернулись с Отечественной, один стал секретным химиком, а последний, Роберт, занимался в Зеленограде разработками оригинальных ЭВМ, пока с приходом к власти Брежнева лабораторию не разогнали. Он с женой и маленьким Яриком вернулся в Хабаровск, быстро дослужился до главного инженера какого-то ведомственного ВЦ, но сколько Ярослав себя помнил, главная тема разговоров отца – это какие машины были бы сейчас, если бы разработки продолжались в нормальном режиме, и где и как в очередной раз лажанулись ИБМщики. Нас продали, со слезами говорил он, выпив водки, нас продали свои же, мы могли сделать лучше, красивее, чем эти козлы, но нас продали…

Ярославу было двадцать четыре, он закончил политехнический, отслужил в армии и только-только вознамерился жениться на яркой пушистой аспирантке – как его хапнули просто посреди пустой улицы, ночью, когда он возвращался со свидания. На корабле он провёл два с половиной года, поменьше, чем Олег, но всё равно очень долго.

Сначала трюмы наполнялись медленно, едва ли человек в неделю. Это только под конец – хлынуло потоком…

Когда их всех, три с лишним тысячи землян, выбросили на поверхность неведомой планеты, Ярослав был, наверное, единственный, кто сообразил: чужаки поступили так не по злому умыслу, а вынужденно и, можно сказать, из милосердия. Они встретились с какой-то проблемой, которую не смогли решить. Дворжак не то чтобы понимал их речь… так, с пятого на десятое… общий смысл…

Но с местными жителями, которые появились через несколько дней, первым заговорил именно он. Вдруг прорезалась продремавшая всю школу и институт способность к языкам. Может быть, сказалось ещё и то, что внешне Ярослав был как никто похож на местных: массивный, большеголовый, с толстыми ляжками и могучими плечами. Олег говорил, что это типично неандертальский тип и Ярослав – один из немногих уцелевших неандертальцев, что именно так они выглядели на самом деле, а расхожее представление о них как о существах сгорбленных и покатолобых – не что иное, как обычное заблуждение кабинетной науки девятнадцатого века, любившей делать глобальные выводы из ничтожных и зачастую ошибочных предпосылок. Взять, к примеру, Энгельса…

Да, судя по приспособляемости Дворжака, неандертальцы даже и не думали вымирать. Скорее всего, они просто замаскировались под мелких и суетливых, как кролики, кроманьонцев – и втихую улучшали породу. Или не втихую. Например, сам Дворжак: пять его жён (две землянки и три аборигенки) мирно-дружно жили в просторном высоком бревенчатом замке, растили бессчётных детишек, причем старшие детишки уже вовсю выращивали своих собственных…

Его трижды исключали из партии за аморалку, но потом восстанавливали и объявляли очередную благодарность за налаживание связей с местным населением. Потом обком махнул на него рукой.

Правда, Ярослав с некоторых пор жил на отшибе.

В замке он проводил только обязательные пять дней рождений своих супружниц, два Новых года – по земному и по местному календарям, Восьмое марта (по земному), День Высадки и, разумеется, День-Без-Солнца, который фермеры цинично именовали Ночью-Круговой-Обороны; на местном языке оба названия звучали почти одинаково, хотя писались по-разному. Уж очень ирои и жувайлы любили попроказничать на фермах… Всё остальное время, свободное от полевых работ (которыми он уже больше руководил, чем в них участвовал) Ярослав обретался в добротной хижине и кузнице по соседству с хижиной. Здесь была правильная вода, грохот молота не пугал младенцев и индюков, дым не пачкал сохнущее белье…