Читаем без скачивания Кирилловцы vs николаевцы. Борьба за власть под стягом национального единства - Вячеслав Черемухин

Не напоминая еще раз об отличиях беженства и эмиграции, следует обратить внимание на то, что если политические изгнанники были именно представителями «западного общества» эмиграции, то беженство во многом пыталось сохранять то, что есть сейчас. Но парадокс русской эмиграции состоит в том, что и те, и те, на волне поражения в Гражданской войне, являлись больше русскими, чем западными людьми, но одни в силу образования имели больше возможностей получать идеи от западных культур, а другие менее, по крайней мере, на первоначальном этапе, который мы и исследуем.

Хронологические рамки исследования — 1920/1921 — середина 1930 гг. Нижняя граница исследования определяется началом становления русской эмиграции в разных странах мира и первыми попытками консолидации вынужденных изгнанников посредством объединения в разных общественных организациях.

Географические рамки можно определить лишь по странам расселения русских эмигрантов — от США до Филиппинских островов, т. к. один из делегатов съезда 1926 года представлял именно этот регион. В географический ареал включаются страны с наименьшим количеством русских эмигрантов (страны Скандинавии, северной Африки), а также с наибольшими диаспорами (Франция, Германия, Югославия и др. страны — в Европе, Китай — на Дальнем Востоке). Но чтобы ответить на слова ряда оппонентов, которое могут выразить недоумение, почему нами не рассматриваются отдельные регионы и диаспоры в Южной Америке и других странах, сразу отметим, что нами берутся только регионы с наибольшей политической активностью в эти годы. Именно в странах Европы, в первую очередь в Германии и Франции, происходила главная политическая и идеологическая работа русских эмигрантов.

Поскольку русская эмиграция в ХХ веке состояла из нескольких волн, автор считает важным развести понятия «русская эмиграция» и «Русское Зарубежье». Нам кажутся вполне убедительными позиции историка-эмигранта и профессора Колумбийского университета М. И. Раева, а также историка из Санкт-Петербурга П. Н. Базанова, что термин «Русское Зарубежье» может применяться исключительно к 1920–1940 гг., т. е. до того момента, как в русскую эмиграцию стали прибывать представители коллаборационистских правительств и военных организаций Второй мировой войны[6]. При этом сам автор отстаивает позицию преемственности Русского Зарубежья исключительно среди тех общественных организаций эмиграции, которые возникли в 1920–1940-е гг., некоторые из них сохранились до настоящего момента (одной из таких организаций по праву может считаться Гвардейское объединение, ставшее после смерти последнего гвардейца в 1989 году Обществом памяти Русской Императорской Гвардии).

Источниковедческой базой исследования являются источники личного происхождения (воспоминания и письма)[7], материалы периодической печати[8], сборники опубликованных материалов из ГАРФ, Библиотеки-фонда «Русское Зарубежье», ГА ФСБ и др.[9] Следует признать, что на сегодняшний день даже опубликованные источники из архивов не в полной мере используются в исследованиях историков. Пожалуй, одним из наиболее важных источников для исследования становятся материалы периодической печати русской эмиграции. Основу исследования составляют и газеты «Возрождение», «Последние новости», «Дни», «Руль» и другие органы периодической печати, которые в той или иной степени помогают рассмотреть дискуссии в среде русской политической эмиграции на дополнительном материале. Некоторые эпистемологические материалы из Ф. 055 «Великий Князь Гавриил Константинович» Дома Русского Зарубежья им. А. Солженицына для данного исследования вводятся автором впервые. Данные материалы иллюстрируют дискуссии, которые имели место быть между членами Дома Романовых, и позволяют рассмотреть данные проблемы сквозь призму межличностных отношений, которые складывались между ними в эмиграции.

Историографическая база исследования представлена работами отечественных, эмигрантских, сербских, китайских и других ученых и историков[10]. В историографию включены материалы диссертаций на соискание степеней кандидатов и докторов исторических наук[11], а также авторефератов соответствующих диссертаций.

В изучении русской эмиграции, а также объединительных процессов в них, наработана большая, но при этом неполная историографическая база. Можно сказать, что изучение объединительных процессов в эмиграции составляло несколько этапов:

1-й этап — эмигрантский (1920–1980 гг.). Для этого периода характерно написание исторических трудов по истории эмиграции по «горячим следам». Помимо публикаций в газетах, выпусков периодической печати, тематических и специальных сборников, изучение истории русской эмиграции проходило и на полях книгоиздания. Одними из первых работ, посвященных проблемам изучения русской эмиграции, были труды В. Х. Даватца, Н. Н. Львова, В. М. Зызыкина, П. Б. Струве, П. Н. Милюкова, а также публикации В. Д. Набокова, А. Ф. Керенского, которые появлялись в большом количестве периодических органов печати в разных странах русского рассеяния. Большую работу проводят нынешние издатели, выпускающие сборники, в которые входят работы вышеозначенных политиков, что позволяет работать с большим количеством информации[12].

Стоит сказать, что основными центрами издания литературы и газет в этот период были: Берлин (газеты «Руль», «Дни», журнал «Двуглавый Орел», еженедельник «Высший Монархический Совет» и др.), Прага (здесь стоит выделить главный эсеровский орган «Воля России»[13]), Париж («Освобождение», позже «Возрождение»), а также Белград («Новое время»). Среди других центров русской эмиграции можно выделить Нью-Йорк (газета «Новое русское слово»), Харбин и Шанхай («Новости жизни» и «Новое Шанхайское слово»). В то же время отметим, что публикация основных материалов, которые на первоначальном этапе составляли и источниковую, и историографическую базы, происходила в издательствах Европы, в то время как в отдаленных местах проживания русских беженцев часто можно увидеть пересказ тех событий и явлений, которые были уже затронуты в центральных европейских органах.

В силу того, что в данный период публиковали свои работы современники событий, труды часто носят полемический и эмоциональный характер. При попытке выделения проблем, поднимаемых авторами, следует обратить внимание на отдельные идеологические проблемы. В первую очередь, авторами совершается попытка обозначить преемственность от либеральных консерваторов дореволюционного времени. Именно проблема преемственности русского консерватизма является ключевой в идеологии эмиграции первой волны. В силу целого ряда субъективных и объективных причин прямой преемственности между идеологией дореволюционных представителей либерального консерватизма и представителей аналогичного лагеря в эмиграции не существует. Фактор наличия «революционного» опыта у эмигрантов совершенно не учитывался представителями старшего поколения либеральных консерваторов (Б. Н. Чичерин и др.). Следует обратить внимание, что, в первую очередь, публицистическая деятельность этого поколения происходила на фоне «Великих реформ» Александра II, но при этом данная эпоха не носила революционного пафоса 1910-х гг. Сами же эмигранты (П. Б. Струве и его сторонники), называя себя либеральными консерваторами, практически не упоминали о том, у кого они берут идеи для данного направления мысли. В этом смысле представляется весьма парадоксальным тот факт, что именно в это направление идеологии эмиграции включились и бывшие марксисты (сам Струве), отчасти представители Белого движения (при своей идее аполитичности), некоторая часть деятелей русской ультраправой политической группировки, сторонники либеральной парадигмы общественного развития (кадеты). Предположим, что либеральный консерватизм в эмиграции был скорее синтезом общественных мнений и господствовавших настроений,