Читаем без скачивания Зов Амазонки - Аркадий Фидлер

7. ЯГУАР В ВЕР-У-ПЕСУ

И все же больше всего меня поразили в Пара не пальмы асаи, не буйствующий тропический лес, уже завладевший предместьем, не пестрота населения города, как кто-то остроумно заметил — причудливой смеси Парижа, Тимбукту и бразильского леса, не контраст между лощеными щеголями, расфранченными по последней парижской моде, и нищетой большинства населения, — нет, больше всего меня поразил Вер-у-песу.

Вер-у-песу — порт для туземных барж и одновременно рынок. Из лабиринта десятков рек, речушек и лесных ручейков, прорезающих всю страну, сюда стекается самая причудливая в мире флотилия барж и лодок с людьми всевозможнейших оттенков кожи. Это потомки многократно скрещенных на протяжении трех веков португальских конквистадоров, негритянских рабов и индейских племен, ныне уже не существующих.

Они привозят в Пара плоды своих крохотных полей, отвоеванных у лесной чащи на берегу реки, и дары самого леса. Чего только здесь нет! Рядом с неизбежной кукурузой, маниокой14, фасолью, рисом — всевозможные рыбы самой необычной формы и окраски. Рядом с бразильскими орехами, известными здесь под названием кастанья ду Пара15, и плодами какао десятки, нет, сотни сортов великолепных фруктов. Рядышком с изделиями из пальмовых волокон — красивые, искусно разрисованные горшки, украшенные резьбой тыквы, индейские луки и стрелы, шкуры ягуаров, змеиные кожи и чудодейственные травы, исцеляющие от всех болезней. Рядом с домашней птицей — лесные индюки, игуаны16 — черепахи (изысканное лакомство!); тут же прирученные попугаи — огромные арары17 и крохотные перикиты; живые анаконды18, пекари19, змеи, множество всяких лесных птиц — радужные тангары20, касики-япимы, длинноносые туканы.

Солнце едва взошло, а порт уже кишит баржами. Каждая старается пришвартоваться поближе к той полосе берега, где находится торговая площадь. Над человеческим муравейником высится лес мачт. Несмотря на тесноту, здесь царит удивительное спокойствие — какая-то торжественная тишина. Нет ни суеты, ни шума, обычных для рынков всего мира. Поражают также удивительная приветливость и достоинство, с которым держатся эти лесные обитатели. Лишь немногие из них грамотны и ни на ком вы не увидите целой рубашки — рванье, но как все это чистенько выстирано и выглажено!

Клетку с молодым ягуаром окружила такая густая толпа, что пробраться к ней, казалось, невозможно. Но мой неотступный Эмильяно вежливо, но решительно расталкивает зевак, прокладывая мне путь. Впрочем, люди и сами охотно расступаются. В клетке сидит хищная крупная кошка, величиной с добрую легавую собаку — это юнец, которому понадобится еще не менее года, чтобы достичь нормального роста. Забившись в угол клетки, ягуар притаился. Только сощуренные глаза неуверенно посматривают на окружающих. В зеленых глазах мелькает страх перед неведомыми страшными существами и бессильное отчаяние узника, посаженного за решетку. Владелец ягуара, старый метис, улыбкой и жестами предлагает мне купить зверя. Я отрицательно покачал головой.

— Дешево отдам, — подзадоривает старик.

— Сколько?

— Сто мильрейсов.

Цена действительно очень низкая. Но тут в разговор вмешивается Эмильяно и объясняет метису, что я еду вверх по Амазонке, в Перу, а не в Европу, и мне нет смысла покупать сейчас зверя.

— А, тогда другое дело, — доброжелательно соглашается продавец.

Какой-то подросток просунул в клетку палку и тычет ею в спину ягуара. Он объявил, что ягуар ручной. Но вдруг зверь вскочил с гневной молнией в глазах, яростно зарычал, свирепо щелкнул клыками и вырвал палку из рук паренька. Тот в ужасе отпрянул.

— О да, сеньор, — насмешливо передразнил старый метис, — очень ручной!

Зрители глядят на ягуара с почтительным удивлением. Раздаются одобрительные голоса:

— Вот так молодец! Лесной смельчак! Такого легко не возьмешь! Он за себя постоит!

У людей засверкали глаза. Они возбуждены, поощрительно улыбаются зверю, как герою. Так бы и погладили его по пушистой шерсти! Внезапная вспышка ягуара, казалось, пробудила в них упрятанную нежность. А может быть, их взволновал сильный протест пленника. В беспросветной, полной лишений жизни этих людей каждое проявление героизма радует, как живительный луч солнца.

8. МАЛЕНЬКИЙ ЧИКИНЬО И БОЛЬШАЯ АМАЗОНКА

Чикиньо с матерью возвращается домой в верховья Амазонки. Три года он пробыл в Португалии. Он уже знаком с Амазонкой, а я еще не видел ее, следовательно, маленький Чикиньо имеет передо мной огромное преимущество. Он рассказывает мне об Амазонке самые невероятные истории. Только один раз мне удалось поставить его в затруднительное положение: я спросил — как велика Амазонка, и Чикиньо не сумел сразу ответить. Он долго что-то прикидывал в своей маленькой головке и, наконец, объявил: Амазонка велика, как его отец, и немножко меньше самого бога.

Чикиньо прав: Амазонка очень велика. Когда мы находились еще в Атлантическом океане, на значительном расстоянии от устья Амазонки, она уже давала о себе знать: вода на наших глазах меняла окраску. Из синей она стала зеленой, потом пожелтела, помутнела и, наконец, через много часов стала совершенно желтой. Тогда нам объявили, что мы находимся на самой середине устья реки, хотя виден только один берег ее, южный, а другого не было и в помине. Вот так река, у которой виден только один берег! Так мы плыли еще несколько часов. Затем на севере стали вырисовываться какие-то туманные очертания (мы подходили к Амазонке с юга, от порта Сеара), и, наконец, появилась земля. Оказывается, это не противоположный берег реки, а лишь остров Маражо.

И тут милый Чикиньо вдруг становится бразильским шовинистом — он хвастливо уверяет меня, что остров Маражо вместе с другими, расположенными в устье Амазонки, занимает такую же большую территорию, как вся Португалия. Я с ним соглашаюсь и между прочим замечаю, что на этом приятном его сердцу острове водятся тысячи препротивных кайманов21, каждый из которых способен проглотить в один присест пяток таких Чикиньо. Это ничего, хвастается Чикиньо, когда он подрастет, он перестреляет всех кайманов! Чикиньо очень храбр, но ведь кайманов на этом острове такое множество, что вряд ли удастся всех их истребить!

К северу за островом Маражо начинается, наконец, настоящее северное устье Амазонки, которое вместе с южным (являющимся одновременно устьем реки Токантинс) имеет в ширину около четырехсот километров, то есть больше, чем расстояние от Гдыни до Щецина. Чтобы получить полное представление о той гигантской массе воды, которую Амазонка несет в Атлантику, надо принять в расчет и невероятную глубину этой реки, достигающую в некоторых точках устья ста метров22. В Манаусе, находящемся выше устья на тысячу семьсот километров, глубина реки составляет около пятидесяти метров, а под Икитосом — четыре тысячи шестьсот километров от устья, уже вблизи Кордильер — двадцать метров. Это глубина в засушливую пору, а в дождливое время года — май, июнь — вода в Амазонке поднимается еще метров на пятнадцать. Напомню для сравнения, что средняя глубина Вислы под Варшавой два метра.