Читаем без скачивания Не ждали… (сборник) - Виктор Мережко

Егор подошел к вахтеру, тот с привычным хитроватым прищуром смотрел на посетителя:

– Серьезная краля. Твоя?

– Пока чужая.

– Нехай чужая и остается. Ни жена, ни любовница, ни мать – цацка-побрякушка.

– Тебе откуда знать? – Баринов достал из заднего кармана сложенный вчетверо листок. Охранник молча взял бумагу, пробежал ее глазами, вернул обратно.

– Ну и чего?

– Нужно к главврачу.

– Только по записи.

– Тут у меня отец.

– Какая разница, кто у тебя здесь. Позвони, договорись, согласуй.

– Я только из собеса.

– Дамочка на машине тоже из собеса? – утробно гыкнул охранник, показав золотые зубы. Он пропустил пару из посетителей.

– Послушай, мужик… – начал Егор. – Я не видел отца почти десять лет.

– Бывает, что и по двадцать не видят. И по тридцать… – ответил охранник. – Дело разве в этом? Дело в порядке.

Егор, прищурившись, огляделся, вынул из кармана две бумажки по сто рублей, протянул охраннику.

– Чего это? – повертел их в руках охранник.

– Как позвонить главному?

– За такие гроши не то что главному, младшему не позвонишь.

Баринов вынул тысячную:

– Мужик, баба?

– Кто? – не понял охранник. – Я?

– Главный.

– Баба, – ответил охранник, пряча деньги. – Но зловредная.

– За зловредность тоже надо платить?

– А это смотря как быстро хочешь к ней попасть.

Егор достал еще одну тысячную.

– Как зовут?

– Софья Андреевна. – Охранник пропустил еще нескольких посетителей, снял трубку внутреннего соединения. – Алюнчик!.. Наша мамочка у себя? Да тут просится один. Отца, говорит, желает навестить. Бумага из собеса есть. Лично убедился… Фамилия? – Он прикрыл трубку ладошкой, повернулся к Егору. – Фамилия папашки какая?

– Баринов… Иннокентий Михайлович.

– Баринов, говорит… Ага, Баринов! Хорошо, Алюнчик, жду. – Охранник повесил трубку, важно сообщил: – Сейчас доложит и сообщит.

Егор отошел в сторонку, присел на бордюр. Охранник помаялся от скуки, опустился рядом.

– Я чего-то про такую фамилию даже и не слыхал… Может, помер, слава богу? Родственник твой?

– Сказал же, сын.

– С-ы-ын?.. А чего ж, сынок, папку в такое место задвинул?

Егор бросил на охранника косой взгляд, брезгливо сплюнул.

– Говоришь, почти десять лет не видались? – не отставал тот.

– Послушай, мужик, можешь помолчать?

– Так ведь помочь хочу.

– Уже помог. На две штуки с половиной.

– Молоде-ец, – мотнул охранник головой. – Думал, как лучше, а оно все поперек, – полез в карман, отсчитал из пригоршни денег полторы тысячи. – Держи и пыли колбасой. Автобус через двадцать минут.

Охранник поспешил к воротам, чтобы открыть их потрепанному служебному «уазику». Баринов дождался, когда охранник вернется и силком вернул ему деньги.

– Ладно, не обижайся. Должен понимать. – Егор внимательно посмотрел на него. – А про Кешу… Он тоже в дурке… может, слыхал чего?

– Про Кешу?! – вдруг расплылся охранник. – Про композитора?! Так он здесь самая знаменитость!.. Все время к пианине рвется. К нему приехал, что ли?

– К нему.

– Так бы сразу и сказал! – Охранник услышал звонок телефона, заспешил в будку, громко и обрадованно прокричал. – Нет, не ушел! Здесь! Ждет! Спасибо, Алюнька! – Выглянул из двери, махнул. – Беги!.. Софья Андреевна ждет!

Софья Андреевна оказалась грузной дамой с круглыми очочками на широком лице. Внимательно полистала паспорт посетителя, полистала бумагу из собеса, подняла холодные внимательные глаза.

– Ну и что ж вы, уважаемый Егор Иннокентьевич, совсем забыли про своего отца?

– Как видите, не забыл, – попытался усмехнуться Баринов.

– Вижу. – Главврач положила паспорт рядом с собой. – За столько лет ни одного посещения. Он ведь первое время спрашивал о вас.

– Я писал ему.

– Из мест не столь отдаленных.

– Какая разница? Ответов не было.

– Это не к нам. К работникам связи. – Софья Андреевна какое-то время снова внимательно и спокойно изучала его. – Ну и что вы теперь хотите?

– Хочу увидеть его.

– Хотите увидеть… Понимаю. Боюсь, опоздали. Отец может не узнать вас.

– Это как? – откинулся на спинку стула Егор.

– Прошло время. Точнее, годы. Потеря жены, ваша драма, полное забвение. Человек при таких условиях медленно и неотвратимо теряет адекватность. Вменяемость…

– Отец… совсем не в адеквате?

– Как вам сказать? Случай не из легких. А если откровенно, предельный. За ним установлен отдельный уход, особый режим, специальный курс лечения.

– Какой «специальный», если он невменяем?!

– А по-вашему, мы здесь только и ждем, чтоб человек ушел в иной мир? Нет, дорогой, мы боремся за жизни наших больных. Мы лечим, несмотря ни на что. И никогда не опускаем руки. Здесь трудятся святые люди.

До слуха донесся звук расстроенного пианино – кто-то играл ладно и почти профессионально.

– Кстати, это ваш папа играет. Мы иногда даем ему возможность посидеть за инструментом. Он сразу успокаивается.

– Я должен увидеть его.

– Сегодня?

– Да, сегодня.

– Боюсь не получится. Час назад он прошел успокаивающие процедуры, и любое общение с ним противопоказано.

– Кеша увидит меня, узнает, и к нему вернется разум.

– Кеша?.. – улыбнулась одними губами Софья Андреевна. – Вы тоже так его зовете?

– Его так все звали. Даже люди, которые сейчас живут в нашем доме, знают это имя.

– Вы побывали в его доме? – вскинула тонкие нарисованные брови главврач.

– Так получилось.

– И отец вам нужен, чтобы отсудить дом?

– Я этого не говорил.

– Но вы успели туда заглянуть?!

– Ночевать было негде, вот и заглянул. А почему это вас так волнует, Софья Андреевна?

– Я тревожусь исключительно за здоровье вашего отца. Если ко всему прочему… ко всем проблемам… вы еще затеете и возню с домом, это сведет его в могилу в считаные дни.

Баринов поднялся:

– Я не уйду, пока не увижу отца.

– У нас для таких случаев предусмотрена охрана.

– А у меня для таких случаев предусмотрены семь лет отсидки… Покажите отца!

Софья Андреевна помолчала, барабаня хорошо накрашенными ногтями по столу, наконец кивнула:

– Хорошо. Но просьба: если у Кеши случится приступ, вы будете обязаны немедленно покинуть палату. – Нажала кнопку селектора, распорядилась: – Алена, пусть подготовят девятку. Да, Баринов должен быть там один. И более-менее приведите его в порядок.

Девятая палата была самая обычная, довольно просторная, рассчитанная на шесть коек, с двумя зарешеченными окнами. Кеша, грузный старик в сером больничном халате, нестриженый, обрюзгший, сидел у одного из окон, смотрел на работающих во дворе больных под присмотром санитаров, методично раскачивался назад-вперед.

Егор в сопровождении Софьи Андреевны и двух дюжих медбратьев вошли в палату, остановились сразу за порогом.

Главврач жестом показала, чтоб санитары отошли назад, взглянула на Баринова.

Тот сделал шаг вперед, позвал:

– Отец…

Больной никак не отреагировал на зов, продолжая наблюдать за двором.

– Батя, – снова произнес сын. – Кеша!

Спина Кеши едва заметно вздрогнула, он неторопливо оглянулся. Посмотрел на вошедших долгим и внимательным взглядом, чему-то усмехнулся, потом отвернулся и снова стал смотреть в окно.

Егор повернулся к главврачу, попросил:

– Выйдите из палаты. Я хочу побыть с ним один.

– Это небезопасно.

– Пожалуйста.

Софья Андреевна поколебалась, кивнула на красный квадратик возле двери.

– Это тревожная кнопка. Если случится приступ, сразу вызывайте.

Главврач и санитары ушли, Егор постоял какое-то время, глядя на сутулую спину отца, затем двинулся, остановился прямо перед ним.

– Папа… Отец.

Кеша медленно перевел на сына глаза, некоторое время просто смотрел, затем негромко, чуть врастяжку произнес:

– Мне очень хорошо.

Баринов опустился перед ним на корточки.

– Ты меня узнаешь?.. Это я, Егор. Твой сын.

– Сын.

– Да, сын. Узнаешь? Кеша, узнаешь?

– А я Кеша, – по-детски улыбнулся старик.

– Кеша… Да, ты Кеша. – Егор сглотнул ком, застрявший в горле. – А я твой сын. Я вернулся, Кеша!

Тот никак не отреагировал на слова, медленно отвел его руку и уставился в зарешеченное стекло.

– Батя, посмотри… Я твой Егорушка! – Он вдруг крепко взял за худые плечи отца, с силой встряхнул. – Я вернулся! Освободился. Теперь я буду с тобой, отец.

Лицо Кеши неожиданно исказила гримаса страха, он поднялся, стал пятиться к стене, бормоча:

– Не надо. Не надо, бить! Пожалуйста!

Баринов перехватил его, вплотную приблизил лицо, стал говорить часто, с беспомощным остервенением:

– Отец!.. Ну посмотри же! Ты должен… обязан меня узнать. Я Егор. Твой сын… Наш дом, наши стены, моя мама… рояль в большой гостиной! Вспомни, отец!

Кеша снова внимательно и молча смотрел на небритое лицо человека, затем вдруг виновато, снова по-детски улыбнулся, прошептал: