Читаем без скачивания Интим - Жан-Поль Сартр

– Я ушла от Анри, – издалека закричала она.

Она подошла, сгибаясь под тяжестью чемодана. Она улыбалась.

– Неужели, Люлю? – спросила с изумлением Риретта. – Не хотите ли вы сказать?..

– Да, все решено, – ответила Люлю, – я его бросила.

Риретта все еще не верила:

– Он знает? Вы ему сказали?

Глаза у Люлю помрачнели.

– Еще как сказала! – воскликнула она.

– Вот и хорошо, моя маленькая Люлю!

Риретта не знала, что и думать, но предположила, что в таких обстоятельствах Люлю, по-видимому, необходима поддержка.

– Это отлично, – сказала она, – вы просто молодчина.

Ей хотелось прибавить: вот видите, как все легко, но она сдержалась. Люлю вызывала восхищение: щеки ее раскраснелись, глаза горели. Она села и поставила рядом чемодан. Она была в сером шерстяном пальто с кожаным поясом и светло-желтой водолазке. Она была с непокрытой головой. Риретте не нравилось, когда Люлю выходила на улицу без шляпки; она тотчас поняла, что Люлю охвачена странным смешанным чувством стыда и радости. Люлю всегда вызывала у Риретты такое чувство. «Больше всего в ней мне нравится ее жизнелюбие», – подумала Риретта.

– Все было сделано в два счета, – сказала Люлю. – Я высказала ему все, что у меня накипело на душе. Он стоял, как чокнутый.

– Я в себя прийти не могу, – сказала Риретта. – Но что это на вас нашло, Люлю, крошка моя? Вчера вечером я бы голову отдала на отсечение, что вы от него не уйдете.

– Это из-за моего братика. Со мной пусть он строит из себя кого угодно, но я не могу терпеть, чтобы он обижал моих родных.

– Но как же все произошло?

– Где же официант? – спросила Люлю, крутясь на стуле. – Официантов в «Дом» никогда не дозовешься. Нас обслуживает вон тот маленький брюнет?

– Да, – подтвердила Риретта. – А знаете ли вы, что я ему нравлюсь?

– Вот как! Отлично, но остерегайтесь смотрительницы в туалете, он все время торчит у нее. Он ухаживает за ней, но, по-моему, это лишь предлог, чтобы наблюдать за дамами, которые заходят в кабинки; когда они выходят, он смотрит им прямо в глаза, чтобы вогнать их в краску. Кстати, я вас покину на минутку, мне надо пойти позвонить Пьеру, представляю, как он удивится! Если увидите официанта, закажите мне кофе со сливками; я скоро вернусь и все вам расскажу.

Она встала, прошла несколько шагов и вновь вернулась к Риретте.

– Я ужасно счастлива, Риретта, дорогая моя.

– Милая Люлю, – растрогалась Риретта, беря ее за руки.

Высвободившись, Люлю легкой походкой пересекла террасу.

Риретта смотрела на ее удаляющуюся фигурку. «Я ни за что не подумала бы, что она на это способна. Как она радуется, – думала слегка шокированная Риретта, – что ей удалось бросить мужа. Если бы она слушалась меня, все случилось бы гораздо раньше. Но как бы там ни было, все это благодаря мне, в сущности, я сильно влияю на нее».

Через несколько минут Люлю вернулась.

– Пьер проглотил язык от удивления, – сказала она. – Он хотел узнать подробности, но я совсем скоро все ему расскажу, я ведь обедаю с ним. Он сказал, что мы, может быть, сможем уехать завтра вечером.

– Как я за вас рада, Люлю, – сказала Риретта. – Ну, рассказывайте скорее. Вы все решили этой ночью?

– Знаете, я ничего не решала, – скромно возразила Люлю, – все получилось само собой. – Она нервно постучала по столику. – Гарсон, гарсон! Этот официант совсем меня замучил, я хочу кофе со сливками.

Риретта была шокирована: на месте Люлю и в столь серьезных обстоятельствах ей было бы не до кофе со сливками. Люлю, конечно, очень мила, но удивительно, что порой она легкомысленна, как птичка.

– Если бы вы видели рожу Анри! – фыркнула от смеха Люлю.

– Меня беспокоит, что скажет ваша мать, – серьезно сказала Риретта.

– Моя мать? Она будет сча-стли-ва,– с уверенным видом сказала Люлю. – Он был груб с ней, знаете, она им сыта по горло. Всегда упрекал ее за то, что я дурно воспитана, что я такая и сякая, и сразу видно, что воспитание у меня плебейское. Знаете, отчасти я ушла от него и из-за мамы.

– Но что же случилось?

– Что? Он дал пощечину Роберу.

– Значит, Робер был у вас?

– Да, проходил мимо и зашел утром, мама хочет отдать его в ученики Гемпезу. Кажется, я вам об этом говорила. Короче, он пришел, когда мы завтракали, и Анри дал ему пощечину.

– За что? – спросила Риретта с легким раздражением. Она терпеть не могла манеру Люлю бессвязно рассказывать истории.

– Они о чем-то поспорили, – сказала Люлю неопределенно, – а малыш ему не уступил. Он его не испугался. «Старый дурак», – бросил он ему прямо в лицо. Потому что Анри, естественно, назвал его грубияном, он только и твердит об этом; я со смеху помирала. Тут Анри встал, мы завтракали в студии, и дал Роберу пощечину, за это я бы убила Анри своими руками!

– И вы ушли?

– Ушла, – удивилась Люлю, – куда?

– Я думала, что именно в этот момент вы и ушли. Послушайте, милая моя Люлю, расскажите мне все по порядку, а то я ничего не понимаю. Скажите, – прибавила она, что-то заподозрив, – вы в самом деле ушли от него?

– Ну да, я целый час толкую вам об этом.

– Ладно. Итак, Анри ударил Робера. А дальше?

– Дальше, – сказала Люлю, – я заперла его на балконе, это было очень смешно! Он был еще в пижаме, стучал по стеклу, но боялся разбить его, потому что скупой, как вошь. Я бы на его месте все перебила, даже если б и порезалась до крови. Затем притащились Тексье. И тогда он стал улыбаться мне через дверь, стараясь все выдать за шутку.

Прошел официант; Люлю схватила его за руку:

– Гарсон, ну куда вы пропали? Не затруднит ли вас подать мне кофе со сливками?

Риретта чувствовала себя неловко и заговорщицки, едва заметно улыбнулась официанту, но тот остался серьезно-мрачным и услужливо поклонился, исполненный укоризны. Риретта немного злилась на Люлю: та никогда не умела взять с подчиненными нужный тон, то вела себя слишком фамильярно, то держалась чересчур требовательно и сухо.

Люлю засмеялась.

– Мне смешно, потому что вспомнила Анри в пижаме на балконе, он дрожал от холода. Знаете, как я его там заперла? Он стоял в глубине комнаты, Робер плакал, а он читал ему нотации. Я вышла на балкон и крикнула: «Смотри-ка, Анри, такси сбило цветочницу». Он подошел и стал рядом со мной: он обожает цветочницу, потому что она швейцарка, и еще ему кажется, что она влюблена в него. «Где? где?» – спрашивал он. Я тихонечко отодвинулась, вошла в комнату и закрыла дверь. И крикнула ему через стекло: «Будешь знать, как издеваться над моим братом». Больше часа я продержала его на балконе, он смотрел на нас вытаращенными глазами, посинев от злости. Я показывала ему язык и кормила Робера конфетами; потом принесла в студию свои вещи и стала одеваться прямо перед Робером, потому что знала, что Анри этого не выносит: Робер целовал мне руки и шею, как настоящий маленький мужчина, просто прелесть; мы вели себя так, будто Анри вообще нет на свете. Из-за этого я даже умыться забыла.

– А Анри торчал за стеклом. Просто умора, – громко рассмеялась Риретта.

Люлю перестала смеяться.

– Боюсь, как бы он не простудился, – серьезно сказала она, – когда человек в ярости, ему все нипочем. – И, снова повеселев, продолжала: – Он нам грозил кулаками и все время что-то говорил, но я не разобрала и половины. Потом Робер ушел, и тут же позвонили Тексье; я их впустила. Когда Анри увидел их, он расплылся в улыбке, раскланивался с ними на балконе, а я им сказала: «Взгляните на моего мужа, сокровище мое, правда, он похож на рыбку в аквариуме?» Тексье поздоровались с ним через стекло, они были слегка озадачены, но они умеют себя держать.

– Я словно вижу все это, – рассмеялась Риретта. – Ха-ха! Ваш муж на балконе, а Тексье – в студии! – Она повторяла несколько раз: «Ваш муж на балконе, а Тексье – в студии…» Ей хотелось найти смешные и выразительные слова, чтобы описать сцену Люлю, она считала, что у Люлю нет чувства юмора. Но слова не нашлись.

– Я открыла балконную дверь, – сказала Люлю, – и вошел Анри. Он поцеловал меня перед Тексье и назвал маленькой плутовкой. «Маленькая плутовка, – повторил он, – надумала подшутить надо мной». Я улыбалась, Тексье расплылись в вежливой улыбке, все улыбались. Но когда Тексье ушли, он меня ударил кулаком по уху. Тогда я схватила щетку и огрела его по лицу: разбила ему губы.

– Бедняжка Люлю, – ласково сказала Риретта.

Но Люлю жестом отвергла всякое сочувствие. Она держалась прямо, с воинственным видом тряся каштановыми кудряшками, глаза ее метали молнии.

– И вот тут мы и объяснились: я вытерла ему губы салфеткой и сказала, что он мне надоел, что я его больше не люблю и ухожу. Он расплакался и сказал, что покончит с собой. Но на меня это уже не действует: вы помните, Риретта, в прошлом году эти его басни о Рейнской области, он каждый день пел все ту же песенку, что, мол, скоро начнется война. Люлю, меня мобилизуют, и я погибну на фронте, ты будешь жалеть обо мне, тебя замучает совесть за все те горести, что ты мне причинила. «Успокойся, – ответила я, – ты импотент и тебя не призовут». Потом я успокоила его, потому что он сказал, будто запрет меня на ключ в студии, и поклялась ему, что уйду не раньше, чем через месяц. После этого он ушел к себе в кабинет, у него были красные глаза и пластырь на губе – хорош красавчик. Ну а я немного прибралась, поставила разогревать чечевицу на плиту и собрала чемодан. И на кухонном столике оставила ему записку.