Читаем без скачивания Не отворачивайся - Линвуд Баркли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, — кивнул я, — в мэрии продажных людишек хватает.
— Но разве такой материал у вас напечатают?
Я взглянул в окно и стукнул кулаком по колену.
— Не знаю.
В «Стандард» дела изменились. Газетой по-прежнему владело семейство Расселл. И в кресле издателя сидел — вернее, сидела — Расселл, и по разным отделам были разбросаны разные Расселлы, однако за последние пять лет газета пришла в упадок. Число читателей уменьшилось, а вместе с ними и доходы. Поэтому главной заботой сейчас стало выживание. Газета держала постоянного репортера в Олбани, который освещал все проблемы штата Нью-Йорк, но это стало накладным и приходилось довольствоваться сообщениями информационных агентств. Еженедельное книжное обозрение закрыли, освободив место на задней полосе для мод. Редакционного карикатуриста, необыкновенно одаренного в деле изображения местных чиновников, выставили за дверь, а дыры в номерах начали заполнять работами дешевых художников, не ведавших ни о каком Промис-Фоллз. Передовые статьи раньше давали по две в номер. Теперь у нас появилась рубрика «По стране», где публиковали выжимку из передовиц крупных газет Соединенных Штатов. О себе мы стали писать не больше трех раз в неделю.
Кинокритика тоже уволили. Театральные обозрения передали внештатникам. Судебную рубрику закрыли. Газета теперь освещала только самые важные процессы, что случалось редко.
Но самым тревожным симптомом упадка явилось использование труда журналистов, живущих за рубежом. Я даже не предполагал, что такое возможно, но, когда Расселлы узнали об опыте одной газеты в Пасадене, они быстро его переняли. Действительно, зачем платить своему репортеру пятнадцать-двадцать баксов в час за обзор событий в городе, если почти то же самое может сделать какой-нибудь американец в Индии за семь долларов? А информацию он высосет из Интернета.
В общем, газета старалась экономить на всем.
— Ты не устал от всего этого? — спросила Джан. Начался дождь, и она включила «дворники».
— Да, устал, — ответил я. — Попробуй поборись с этим Брайаном. — Брайан Доннелли был редактором отдела местных новостей и, что более важно, племянником издателя.
— Я говорю не о работе, — хмуро пробурчала Джан, — а о твоих родителях. Мы видимся с ними каждый день. Тебе не надоело? Лично я просто задыхаюсь. Они, конечно, милые, но всему есть предел.
Ничего себе заявочка!
— Чем они тебе не угодили?
— А тем, что с ними обязательно нужно поговорить. Мы не можем просто отвезти Итана и забрать в конце дня. Требуется беседа. Боже, как мне надоели эти вечные вопросы! «Как прошел день?», «Что нового на работе?», «Что ты приготовишь сегодня на ужин?». Отдали бы сына в детский сад, и никаких хлопот.
— Надо отдать нашего ребенка в сад, где на него всем наплевать.
— Это не так.
— Ладно, — вздохнул я. Ссору затевать не хотелось, потому что с женой происходило что-то непонятное. — Давай отдадим Итана в сад, но осенью, ведь пара месяцев тебя не устроит. Помучаешься еще немного с моими родителями, поскольку к твоим мы его возить не можем.
Джан стрельнула в меня взглядом, и я тут же пожалел о своих словах.
— Извини.
— Ну что ж, сейчас увидим, что на сей раз придумал твой папа, — усмехнулась она, сворачивая на подъездную дорожку к дому моих родителей.
Итан в гостиной смотрел мультсериал «Гриффины». Я вошел, включил свет и окликнул маму.
— Зачем ты позволяешь ему смотреть такое?
— А что особенного? Это же мультфильм, — отозвалась она из кухни.
— Давай собирай свои вещи, — сказал я сыну и пошел к маме. Поцеловал ее в щеку. Она стояла у раковины, спиной ко мне. — Ты говоришь — мультфильм, а там в одном месте показан секс, а в другом — стрельба.
— Ладно тебе, — улыбнулась мама. — Никто не воспринимает эти сцены серьезно. Ты постепенно превращаешься в своего отца. И сейчас вот весь какой-то взвинченный.
Шаркая, в кухню вошел Итан. Насчет еды не спросил — значит, мама его уже накормила. Через несколько секунд появилась Джан, и, присев перед сыном на корточки, заглянула в его рюкзачок.
— Привет, малыш. Ты ничего не забыл?
— Нет.
— А где трансформер?
Итан задумался и ринулся назад в гостиную.
— Он на диване.
— Так что там папа придумал? — спросил я.
— Сходи к нему в гараж, он сам тебе покажет. — Мама повернулась к Джан. — Ну, как у вас сегодня прошел день? Все нормально?
Широкая двойная дверь гаража была открыта. В глубине стоял отцовский синий форд «корона-виктория», один из последних крупных седанов, собранных в Детройте. Мамин «таурус», купленный пятнадцать лет назад, находился во дворе. В обеих машинах были детские сиденья для Итана.
Отец возился за верстаком. Он был выше меня ростом, если бы выпрямился. Но такое случалось редко. Отец был сутулый, потому что большую часть жизни провел в согнутом состоянии — что-то изучал, ремонтировал, искал нужный инструмент. А вот шевелюра у него сохранилась почти полностью, хотя седеть он начал чуть ли не в сорок лет. Отец поднял голову.
— Привет!
— Привет! Мама сказала, что у тебя есть кое-что.
— Пусть бы лучше занималась своими делами.
— Так что это?
Он махнул рукой и открыл правую переднюю дверцу автомобиля. Это были белые картонки, какие вкладывают в упаковки с новыми рубашками. Отец их сохранил. Он протянул мне небольшую стопку.
— Посмотри.
На каждой толстым черным маркером заглавными буквами было что-то написано. Они походили на суфлерские карточки на телевидении. «У вас что, сломан указатель поворота?» «Перестаньте наезжать мне на зад!» «Выключите фары!» «Будете гнать, свернете себе шею!» «Перестаньте болтать по телефону!»
— «Перестаньте наезжать мне на зад!» я написал покрупнее, — пояснил отец, — чтобы им было получше видно. Сколько раз, видя за рулем болвана, мне хотелось сказать все, что я о нем думаю. А теперь вот достаточно выбрать нужную карточку.
— Но вначале я бы тебе посоветовал установить в машине пуленепробиваемые стекла, — произнес я.
— Что?
— Иначе тебя могут пристрелить.
— Чепуха!
— Ладно, а если тебе на дороге кто-нибудь покажет такую карточку?
Он задумался.
— Зачем? Ведь я хороший водитель.
— Но ведь всякое бывает.
— Я бы, наверное, столкнул этого сукина сына с дороги в канаву.
— Вот именно. — Я порвал картонки одну за другой и бросил в металлическую урну.
Отец вздохнул. Во двор вышла Джан с Итаном и направилась к машине. Джан начала усаживать сына на сиденье.
— Счастливо оставаться, папа, — сказал я.
— А что, эта тюрьма, которую собираются у нас построить, поможет городу? — вдруг спросил он.
— Не больше, чем захоронение в городском парке радиоактивных отходов, — ответил я.
По пути к дому никто из нас не проронил ни слова. Джан сосредоточенно вела автомобиль, плотно сжав губы. После ужина она ушла наверх укладывать Итана, хотя обычно мы это делали вместе. Я подошел позже, но в комнату сына входить не стал, остановился в коридоре.
— Знаешь, что я люблю тебя больше всего на свете? — послышался ее голос.
— Да, — еле слышно отозвался Итан.
— Ты это всегда помни, — прошептала Джан. — И не верь никому, кто станет говорить, что я тебя не любила. Понял?
— Ага.
— А теперь спи.
— Я хочу пить.
— Не канючь. Спи.
Я скользнул в нашу спальню, прежде чем вышла Джан.
Глава третья
— Хочешь посмотреть? — спросила Саманта Генри, репортер отдела новостей, чей стол располагался рядом с моим.
Я развернулся в кресле и взглянул на экран ее компьютера.
— Это прислали ребята из Индии относительно совещания комитета по планированию жилищного строительства, где представителя фирмы-застройщика упрекнули, что спальни в квартирах у них будут очень маленькие. Прочитай вот этот абзац.
— Член совета мистер Ричард Хеммингз выразил недовольство, что помещения для спален не удовлетворяют «условиям манипуляций с кошкой», согласно которым «… спальня должна быть такой, чтобы вы, встав в центре и схватив кошку за хвост, начали поворачиваться с вытянутой рукой, а голова кошки не должна при этом коснуться ни одной из стен».
Я улыбнулся.
— Спрошу у отца, действительно ли существует подобная строительная норма.
— И вот эта муть приходит от них каждый день, — заметила Саманта. — Идиоты! А сколько грамматических ошибок! Ужас.
— Да, — согласился я.
— А им там наверху все равно?
Я переместился от ее монитора к своему, а она продолжила:
— В редакции творится что-то несусветное. Представляешь, я недавно попросила у секретарши новую ручку, а она потребовала, чтобы я предъявила ей использованную. Работаю здесь пятнадцать лет, и, клянусь, такого никогда было. А в туалете теперь редко когда есть бумага.