Читаем без скачивания Каждому свой ад - Микола Адам

Гоша появился не один, с подругой, Марией Журавлевой, декаденствующей поэтессой и драматургом, по чьей пьесе готовился премьерный спектакль, в котором, безусловно, Гоша репетировал главную роль. Лет под двадцать пять, приятной наружности, со слегка пышными формами, она не сводила глаз с Гоши, одетого в белую тройку, но с черным галстуком и в черных ботинках. На двоих, они подарили нам со Смайлом две тысячи долларов, но побыли недолго. Когда закончилась торжественная церемония, удалились, отмечать мою свадьбу в своем кругу. На их месте мне тоже было бы неинтересно, наверное. Уходя, Гоша предупредил Смайла, что, если он узнает, хотя бы в полунамеках, о возможных обидах, причиненных сестренке, Смайл очень пожалеет о том, что вообще знаком с Гошей. Но супруг Евы – глубоко верующий человек, поэтому Гоша не сомневается в его порядочности. Братик поцеловал меня на прощание, кивнул Смайлу. Его спутница тоже поцеловала меня, пожелала счастья, по щеке Смайла провела рукой.

Отец Смайла вообще не пришел на свадьбу. По его представлениям, свадьба без водки и последующей драки – фарс и ничего больше.

Но, тем не менее, свадьба состоялась.

Было весело, легко и просто. Проводились различные игры и конкурсы. В качестве сюрпризов приглашенные гости разыгрывали для нас театрализованные представления, пели песни, поздравляя меня и Смайла, и славили Бога.

3

Утро взорвал телефонный звонок моего несостоявшегося работодателя. Обычно на ночь я отключаю телефон, но в тот раз забыла. Смайл зло пробубнил что-то на ухо и укрылся с головой одеялом. Я вылезла из постели, сонная и растрепанная, схватила телефон и послала назойливого абонента на самый далекий и длинный хутор, но в ответ услышала истерический хохот, который, не то чтобы испугал, заставил насторожиться. Что-то в смехе было не так.

– Выгляни в окно, сука, будешь приятно удивлена! – сменился хохот на приглушенный шепот.

Я нырнула под занавеску, уставилась в окно. С девятого этажа открывался прекрасный вид урбанистического двора, в котором, прямо напротив подъезда, под самыми окнами, стояла машина нарушителя спокойствия, а сам ее хозяин сидел на капоте, свесив ноги, и махал мне рукой.

– Ты что – больной? – вырвалось у меня во весь голос.

– Евушка, нельзя ли потише! – требовательно провозгласил Смайл из-под одеяла. – Здесь все-таки люди спят! Выйди куда-нибудь и там разговаривай. А еще лучше выключи телефон и приготовь чего-нибудь покушать…

Я выбежала из комнаты в зал, где тоже прилипла к окну.

– Надо поговорить, – продолжал несостоявшийся работодатель. – Выходи немедленно или я лично поднимусь и устрою в твоем семействе такой кипеж, что геноцид покажется раем.

– Ты на часы смотрел, ублюдок?.. – вскипела я, но говорила тихо, боясь разбудить сонное царство «родных и близких».

– А как же! – отозвался абонент. – Самое время побеседовать по душам. Тем более что я обещал тебя ждать. Вот сижу и жду. Но не испытывай моего терпения. Я уже почти настроился подняться к тебе…

– Сиди, где сидишь, козел! – выдала я. – Сейчас выйду.

– С нетерпением ожидаю!

Я отключила телефон и выскочила из квартиры в том, в чем и проснулась. На мне болталась длинная, как платье, белая футболка, которую я одевала вместо ночнушки. Джинсовые короткие шортики я все-таки успела натянуть и всунуть ноги в шлепанцы. Не накрашенная, неумытая, с торчащими в разные стороны волосами, больше похожая на фурию, чем на красивую девушку, я распахнула настежь подъездные двери и с разбегу влетела в этого тупоголового извращенца, который радушно распахнул объятия, в надежде принять меня в свое лоно. Он очень удивился, когда я заехала ему между ног коленом, при этом потеряв один шлепанец. Чувак согнулся в три погибели, схватившись за источник боли обеими руками, и взвыл, как белуга. Тем же коленом я сломала ему нос. Заливаясь кровью, он свалился на асфальт навзничь, ревя ревмя и дрыгая ногами, а я его еще отпинала в толстые бока. Вдруг меня какая-то сила швырнула вперед. Я ударилась лицом о капот, но не упала. Та же сила подняла меня за шиворот и засунула в машину на заднее сиденье, зажимая рот рукой. Краем глаза я увидела, что избитую мною карикатуру на мужчину тоже засунули на переднее сиденье рядом с водителем, хлопнули дверцы, машина тронулась. Я начала вырываться. Приятный женский голос сообщил мне, что, если я не успокоюсь, мне сломают пальцы. Я кивнула, что поняла и больше не дергалась.

По бокам от меня, в странной униформе, не то военной, не то милицейской, с пилотками на головах и в кожаных туфлях на высокой платформе, сидели две женщины лет по тридцати модельной внешности. Одна из них меня и шандарахнула дверцей, открывая ее, когда я пинала безмозглого юриста. Она же зажала мне рот, а потом, убирая руку, вытерла ее о мою футболку. Машина была другая, но очень похожая и с внешней стороны и внутри на ту, в которой я находилась вчера. Только стекла были тонированные.

– Сейчас раздеваешься, и без лишних вопросов! – приказала другая, та, что сидела слева.

Не ожидая, пока я самостоятельно сниму одежду, та, что справа, несколькими ловкими движениями сорвала с меня футболку, а шортики и трусы искусно разрезала ножом, вытащила из-под меня и выбросила на ходу в окно, чуть приоткрытое. Кожаное покрытие, нагревшееся утренним солнцем, неприятно обожгло обнаженную плоть. Я заерзала. Мне тут же швырнули в лицо полиэтиленовый сверток, приказали развернуть его и одеться. Это была кремовая шелковая пижама.

Когда я облачилась в обновку, мне связали руки за спиной, рот заклеили скотчем, голову спрятали в капюшон пижамы, натянув его на глаза.

Испуганным мышонком я вжалась в спинку сиденья, не зная, что и думать. Похищать меня не имело никакого смысла, если логически рассуждать. Выкупа за меня ни в жизнь не получить, поскольку денег-то у нас не водилось. Как только они появлялись, не задерживаясь, сразу же исчезали. Смайл и мои, и свои средства вкладывал в машину, которая была дороже ему, чем, собственно, я. Может, он вообще обрадуется, что я пропала. Хотя, загибаю. Не такой уж он и плохой. На органы пустят? В проститутки продадут? В рабство?.. А куда милиция смотрит? Человека похищают средь бела дня, а они и усом не шевелят! Вернее, средь бела утра. Поэтому и не смотрит никто. Все спят в свои законные выходные. Вот так умрешь, и никто не узнает, где могилка твоя.

Главный злодей, получивший люлей (стихи прям), сопел впереди, ныл и хныкал, точно девчонка. Пусть бы с меня брал пример. Сижу, беспомощная, в полном неведении, куда и зачем меня везут, и ничего, не жужжу, как говорится. А так хочется зареветь, закричать, чтобы меня спасли, как в дешевых американских фильмах ужасов…

– Это ни в какие ворота не лезет, – канючил терпила. – Не девушка, а просто маньячка какая-то. К ней всем сердцем отнеслись, а она – драться…

– Рот закрой свой! – приказала одна из моих конвойных. – Слушать противно!

– А ты не слушай, – посоветовала ей подруга справа, – добавь еще. Ему же нравится.

– Мне нравится совершенно другое! – поспешил заявить немощный. – И в отчете я укажу всю правду о действиях этой… неблагодарной.

– Заткнешься ты когда-нибудь или нет! – не выдержала та, что слева, и влепила ему затрещину. Тот заскулил и больше за всю дорогу не произнес ни слова, впрочем, как и все остальные, только хныкал потихоньку.

Ехали долго. Я задремала. Очнулась от удара ребер обо что-то твердое, но смягченное, видимо, ковровой дорожкой. Это меня вытолкали из машины. Рывком подняли, просунули руки под мышки и поволокли куда-то вверх по лестнице, застеленной ковровой дорожкой, которую я чувствовала босыми ногами.

Остановились, по всей видимости, у двери. В нее постучали. Дверь отворилась, и меня поволокли дальше. Опять остановились. Посадили на жесткий деревянный стул с полукруглой спинкой, ноги привязали к ножкам стула. Сняли капюшон с головы и сорвали с губ скотч.

Я сидела в центре небольшой полутемной комнаты, стилизованной под допросную. Одно зарешеченное окно, голые стены, как в фильмах про «зону». Из мебели в ней находился еще стол, на которой стояли лампа, графин с водой, два граненых стакана, красная папка лежала посредине стола. Две мои конвоирки застыли в дверях, будто секьюрити у входов на модные пати.

– И что дальше? – спросила я у них.

Но они не ответили. Они вообще на меня не обращали внимания, будто меня не существовало вовсе. Стояли, как памятники самим себе, уставившись в одну точку и скрестив на грудях руки.

– Дальше что? – повторила я свой вопрос, который повис в воздухе без ответа, как неприкаянная душа.

– А дальше все зависит от вас, – распахнулись двери, и в помещение вошел приятной наружности молодой человек с черными длинными волосами, собранными в хвост, в дорогих туфлях, джинсах и футболке без рукавов, поигрывая внушительными бицепсами.

Он уселся на столе лицом ко мне и уставился острыми колючими глазами.