Читаем без скачивания Александр I - Анри Труайя

Все готово к отъезду, но тут Константин заболевает золотухой. Отложить поездку нельзя, и Екатерина, рассерженная и расстроенная, пускается в путь без внуков. На остановках она пишет им письма. Они отвечают ей короткими нежными записочками, написанными по-французски и по-русски. «Любезная бабушка, – пишет Александр по-французски. – Я чувствую, как вы меня любите, и я вас люблю так же, как вы меня. Я вас благодарю за то, что вы обо мне вспоминаете. Я полагаю большой честью для себя, что вы называете меня своим другом. Сегодня я видел в Малом театре „Севильского цирюльника“. Его играли по-русски хорошие актеры, и мне он очень понравился. Целую ваши ручки и ножки. Ваш преданнейший и покорнейший внук Александр».

Когда после более чем полугодового отсутствия императрица возвращается в Царское Село, Александр и Константин бросаются ей навстречу. Она обнимает их, плача и смеясь. Как они выросли! Как красив старший! Воспитатель Протасов уже в двенадцать лет замечает у Александра признаки возмужалости. Два года спустя тот же Протасов подтверждает свои наблюдения: «От некоторого времени замечаются в Александре Павловиче сильные физические желания, как в разговорах, так и по сонным грезам, которые умножаются по мере частых бесед с хорошими женщинами». Екатерина предупреждена об этих «сонных грезах»; она тотчас поручает своим представителям объехать европейские дворы и навести справки о принцессах на выданье. Но где найти юную особу, достойную кристально чистой души ее внука? «Это деликатнейшая тема», – пишет она Гримму. Протасов тайком заносит в дневник наблюдения над доверенным ему питомцем: «Замечается в Александре Павловиче много остроумия и способностей, но совершенная лень и нерадение узнавать о вещах, и не только чтоб желать ведать о внутреннем положении дел, кои бы требовали некоторого посилия в познании, но даже удаление читать публичные ведомости и знать о происходящем в Европе. То есть действует в нем одно желание веселиться и быть в покое и праздности! Дурное положение для человека его состояния».

Беспечность, беззаботность и жажда удовольствий – не главные недостатки этого юноши, выпестованного августейшей бабушкой и дюжиной наставников. Взрослея, он все яснее понимает, что ему нужно научиться искусно обходить подводные камни того фальшивого мира, в котором он вынужден жить. Чистосердечие не в его натуре, а здесь, в этом мире – он очень рано это осознает – оно бы погубило его. Этим блестящим суетным двором правят ложь, тайные интриги, годами копившаяся ненависть. Не желая наживать врагов, он всем улыбается, приветливо соглашается с самыми противоположными мнениями, льстит тем, кому хотел бы надавать пощечин. Он продолжает разыгрывать «Обманщика» перед все расширяющимся кругом зрителей. Уже усвоив идеи Лагарпа, он становится свидетелем прибытия в Петербург первых эмигрантов-аристократов, бежавших из революционной Франции. Он мог бы высказаться в защиту принципов равенства и свободы, столь дорогих его учителю и ему самому, но боится ранить их чувства. Он с сочувствием выслушивает рассказы о выпавших на их долю испытаниях, искренне жалеет их, поддерживает их монархические убеждения. С некоторыми из них заводит дружбу. Они вместе катаются на лодках по Неве, ездят верхом, плавают в прудах Царского Села. Для этих водных забав они, по свидетельству Эстергази, «надевают длинные шерстяные рубахи, а сверху широкий шерстяной редингот», специально придуманные и заказанные императрицей. Расставшись с болтливыми и фривольными французами, Александр возвращается к своему дорогому Лагарпу и наедине с ним дает выход неостывшему республиканскому пылу. Учитель и ученик, приглушив голоса, славят эру просвещения и справедливости, наступившую в освобожденной от тирана Франции.

Но поток эмигрантов к русскому двору все растет, новости о терроре ужасают немногочисленных русских либералов; сама Екатерина, возмущаясь жестокостью якобинцев, признает, что идеи энциклопедистов, которыми она страстно увлекалась в молодости, чересчур взбудоражили умы и вот-вот заразят весь мир; государства, сохранившие благоразумие, должны пустить в ход все средства, чтобы погасить этот пожар. Для начала она отправляет на чердак бюст Вольтера. Узнав о казни Людовика XVI, Екатерина заболевает от негодования, а потом приказывает отозвать всех русских подданных из Парижа, запрещает французским кораблям заходить в русские порты, разрывает дипломатические отношения с Францией, обязывает всех находящихся в России французов принести присягу верности, принимает в Петербурге с царским великолепием графа д'Артуа, предлагает кров принцу Конде, щедро снабжает деньгами армию эмигрантов. При всем том она отнюдь не утрачивает ясность мысли и не позволяет вовлечь Россию в войну против революционной Франции с целью восстановления монархии. Пусть Пруссия и Австрия возьмут на себя эту задачу, ее войскам предстоит завершить раздел Польши.

При дворе Александр слышит язвительные разговоры о революционной Франции, где свирепствует гильотина. Присмиревший Лагарп служит главной мишенью нападок как эмигрантов, так и их русских единомышленников. Он, само благородство и мягкость, оказался вдруг забрызганным кровью. Великий князь Павел, призвав к себе Александра, говорит о его бессменном швейцарском наставнике: «Этот грязный якобинец все еще при вас?» И Александр не осмеливается вступиться за своего учителя, потому что ему приходится остерегаться как отца, который терпеть не может Лагарпа, так и бабушки, которая покровительствует Лагарпу, несмотря на преступления санкюлотов. Разве не сказала она на днях этому так называемому сообщнику Робеспьера: «Будьте якобинцем, республиканцем, всем, кем хотите; я вижу, что вы честный человек, и мне этого достаточно».

Впрочем, если в великом князе Павле и сильна неприязнь к Лагарпу, еще сильнее в нем ненависть к императрице. С годами враждебность между сыном и матерью достигает такого накала, что они по обоюдному согласию избегают встречаться друг с другом. Александр, находясь между двумя этими противостоящими друг другу людьми, трезво и молча изучает обоих и приходит к выводу, что отец олицетворяет маниакальный деспотизм, военную муштру, тупую жестокость, безумие; бабушка – державное самовластие и свободу нравов. Достигнув возраста, когда начинают присматриваться к жизни взрослых, он догадывается о роли фаворитов императрицы. Эта стареющая женщина – ненасытная пожирательница молодых мужчин. Быть любовником Ее Величества – значит быть при дворе чем-то вроде должностного лица. Пригожие собой мужчины по очереди становятся министрами ее сердца и ложа. Она меняет их так же, как меняла бы сотрудников, срок службы которых истек. Некоторые, как Потемкин, ослепляют ее блеском, размахом, умом, другие, как Ланской, трогают изысканностью манер и тонкостью чувств, третьи, как последний из них, Платон Зубов, покоряют мужественным профилем, ненасытностью и кожей, излучающей тепло. Возле Платона Зубова она, по ее собственному выражению, «возвратилась к жизни, как муха после зимней спячки». Ему двадцать два года, ей далеко за шестьдесят. В ослеплении страсти она в который раз поддается иллюзии, что любима ради себя самой. Постепенно новый фаворит, обласканный, осыпанный почестями, делается первым лицом империи. Его обязанности вовсе не ограничиваются постельными играми – он быстро прибирает к рукам государственные дела, и попрошайки разного рода униженно осаждают его переднюю, смеются его удачным словечкам и низко кланяются, бесстыдно выпрашивая протекцию. В год возвышения Зубова Александру четырнадцать лет. Он наблюдает, как бабушка, сидя за карточным столом и прикрываясь веером, влюбленно улыбается Зубову или, медленно ступая и тяжело дыша, удаляется в свои покои, а фаворит следует за ней по пятам. Ему противна ее старческая страсть, его возмущает возрастающая заносчивость этого выскочки, но, не отступая от избранной линии поведения, он ничем не обнаруживает свой гнев. Более того, он соглашается стать спутником Зубова в прогулках, пикниках, придворных развлечениях. Они вместе участвуют во всех придворных забавах и смеются одним и тем же шуткам под растроганным взглядом императрицы, счастливой добрым согласием, установившимся между ее внуком и возлюбленным. Прямо-таки семейная идиллия! Даже добродетельный Лагарп не находит повода для придирок.