Читаем без скачивания Трава забвения. Рассказы - Леонгард Ковалёв

Квартира, предоставленная дедушке, тогда ещё машинисту, состояла из двух больших комнат, изолированных, однако, имевших между собой сообщение, большой кухни с плитой и русской печью и тёмной спальни, устроенной в широком коридоре, выход из которого на парадное крыльцо был наглухо заколочен. Вход в квартиру был со двора – через крыльцо, сени и кухню.

Большой и просторный сад, состоявший из яблонь и груш, примыкал к парку, при котором имелось футбольное поле, окружённое треком. Сад был слишком велик, и так как начальство, выделившее дедушке квартиру, считало такой довесок к ней чрезмерной роскошью в социалистическом государстве, имелось постоянное стремление отобрать его, но что тогда делать с ним, не было ясно, потому он оставался на дедушкином попечении. Он был старый, в момент, когда дедушка получил квартиру, находился в запущенном состоянии, почти не плодоносил. И дедушка, умевший делать всё, привёл его в такой порядок, что он ожил, стал цвести, давать обильные урожаи.

Дедушка имел небольшое брюшко, лысину, носил тёмную или белую косоворотку, подпоясанную по-солдатски широким ремнём с простой пряжкой, был крепкий старик. В Гражданской войне с оружием в руках дедушка не участвовал ни на чьей стороне, однако как машиниста его мобилизовывали, то есть приходили вооружённые люди и уводили с собой. Кто были они – белые? красные? какие-то ещё? Он по полгода пропадал где-то, и семья не чаяла, что вернётся домой. Последнее время он уже не был машинистом, но продолжал работать на железной дороге. Испытывая сочинительскую страсть, по вечерам он что-то писал за большим письменным столом. Сохранилась фотография, где он, освещённый настольной лампой, в тёмной комнате, сосредоточен над своим писанием. Он обратился с письмом к Горькому. В своём ответе великий писатель советовал дедушке повышать образовательный уровень.

Один рассказ дедушки всё-таки был напечатан – видимо, в каком-то журнале. В рассказе он вывел «коренастого, кареглазого» машиниста. Во время Гражданской войны, зимой, когда поезд остановился на перегоне из-за отсутствия топлива для паровоза, чтобы не замёрзнуть, машинист забрался в тёплую топку и там уснул. Помощник машиниста, не зная о том, закрыл топку на щеколду, замуровав, таким образом, своего товарища.

За гонораром дедушка ездил в Минск, домой вернулся в крепком подпитии, чего вообще с ним не бывало, – спиртного он не употреблял. В этом случае, думаю, дедушка привёз немного от заработанного творческим трудом. А писательская бацилла, которая беспокоит меня всю жизнь, попала ко мне, конечно, от него.

Был дедушка круглым сиротой. Всего, что он имел и чему научился, он добился собственными трудом и упорством, которые были чертой его характера. Он был деятельный, интересующийся, энергичный, кроме того, обладал недюжинной силой, был решительный и не робкого десятка.

Во время Гражданской войны местность, где они тогда жили, занимали белогвардейские части. И так как дедушка с семьёй имел, видимо, достаточную квартиру, на постой к ним были определены офицеры. Однажды они играли в карты, и один из них проигрался в пух. Тогда, чтобы продолжить игру и сделать очередную ставку, проигравший ничтоже сумняшеся достал из гардероба дедушкин выходной и, может быть, единственный, костюм. Недолго думая, дедушка взял офицерика за грудки и как следует тряхнул. Произошёл переполох. Дедушку объявили «красной сволочью», тут же скрутили, выволокли во двор, поставили к стенке. Жить ему оставалась одна минута. Тогда, собрав пятерых своих детей, бабушка бросилась в ноги начальнику, и дедушка был помилован.

Возраст дедушки, однако, давал о себе знать: после обеда, взявши в руки газету, он тут же над ней засыпал. Он участвовал в клубной самодеятельности и однажды провёл Эмму и меня на постановку украинского спектакля «Наталка-Полтавка», где он исполнял роль свата. Загримированный, в рыжем парике, изображавший состояние своего героя во хмелю, он был совершенно неузнаваем и здорово сыграл свою роль. На сцене был поставлен домик, куда для переговоров зашли сваты, их было двое, и так как они были в хорошем градусе, там поднялся настоящий гвалт. Домик трясло, как при землетрясении, и было просто чудо, что он не развалился. Спектакль был поставлен для красноармейцев, заполнивших зал в длинных шинелях и островерхих шлемах того времени. Других зрителей не было. Мы с Эммой, как почётные гости, сидели в первом ряду.

Бабушка имела свой круг интересов и занятий. На её попечении находились: корова Сондра, поросёнок Юзик, несколько кур с петухом, а также белый с желтинкой пёс Томик и кот Минька. Дела у бабушки не кончались никогда. Только вечером она позволяла себе отдохнуть, читая у остывающего самовара старый журнал с пожелтевшими страницами. В этом журнале, из которого она читала и мне, рассказывалось о поисках затонувших сокровищ и погибших искателях. Там была и страшная картинка: скелет в остатках одежды и крабы с огромными клешнями, которые, видимо, съели того, от кого остался лишь скелет. В огороде у бабушки рос всякий овощ. Росли там и тыквы, из которых она варила вкусную кашу. Главное же употребление тыквы было в корм корове и поросёнку. Тыквенные семечки бабушка поджаривала на противне. Вечерами, когда приходили тётя Варя и дядя Гена с Эммой, семечками лакомились за долгими разговорами на этих посиделках.

У бабушки было простое лицо, всегда спокойное и серьёзное. Была она помещичьего рода, скорее всего небогатого, так как не отличалась большой грамотностью и замуж вышла за пролетария, хотя дедушка был квалифицированным рабочим. О помещичьем происхождении бабушки осталось лишь одно свидетельство матери, которая в возрасте семи или восьми лет, видимо, перед самой революцией, была в гостях у своих дедушки и бабушки и видела там висевший на стене «План земельных угодий помещика такого-то». Кто он был, этот мой предок? Был ли он дворянин? Этого я уже не узнаю. Бабушка ничем не отличалась от старых женщин из народа, одета была всегда в простые, одежды, соответствовавшие возрасту и положению, – других у неё просто не было. В кухне, в сарае, во дворе она была в фартуке, в платочке, повязанном на затылке. Она любила своих родных, своё хозяйство, – огород, скотину, – старательно готовила корм корове и поросёнку. В больших чугунах варила для них картошку в кожуре, тщательно толкла её, разминала руками, чтобы не осталось цельной картофелины, которая могла застрять в горле коровы, подмешивала рубленую траву, посыпала отрубями, добавляла к этому остатки еды со стола. Можно сказать, что корова и поросёнок имели отличное питание, потому и продукты, получаемые от них, были наилучшего качества.

Во время прошедших войн, в годы разрухи и голода, бабушка подбирала на улице несчастных людей, больных и вшивых, приводила домой, кормила, обстирывала, лечила, давала кров, несмотря на то, что имела пятерых детей и не Бог весть какой достаток. Однажды, во время Гражданской войны, она спустилась в погреб, где у неё оставалась кое-какая огороднина, и неожиданно столкнулась там с грабителем, здоровенным солдатом, который при виде хозяйки бросился наутёк. Оправившись от испуга, бабушка сообразила, что солдат голоден. Кинувшись за ним, она остановила его, привела домой, накормила чем Бог послал, сделала другое, в чём он нуждался. Часто за это ей платили чёрной неблагодарностью. В те же годы был случай, когда неожиданно, ночью, у себя в комнате, в темноте, бабушка столкнулась с грабителем. Это так потрясло её, что она слегла и долгое время находилась на грани жизни и смерти, и уже не думали, что она останется в живых.

Особые отношения были у бабушки с разбойником Минькой, упитанным серо-белым котом, не упускавшим случая изловить мышку или воробья, постоянно вертевшимся возле неё, когда она готовила обед. Улучив минуту, Минька вспрыгивал на стол, хватал кусок мяса и бросался прочь от разгневанной бабушки. Несколько дней потом его нигде не было видно. Наконец он возникал в открытом люке чердака и начинал орать, вымаливая прощение. Бабушка не обращала на это внимания, занимаясь своими чугунами и ухватами. Минька спускался на одну перекладину лестницы, продолжая истошно вопить, стараясь показать этим, как он несчастен и как страдает. Бабушка по-прежнему не замечала его. Он спускался ещё на одну перекладину и когда добирался до последней, улавливал, что наказания не будет, бросался к ногам бабушки, начинал тереться об них, задравши хвост, громко мурлыкать, убеждая, что произошедшее просто досадная случайность, что на самом деле он совсем не такой, как можно было подумать, и больше такого никогда не будет. Бабушка всё понимала, но не могла не простить хитреца. В знак прощения он получал вкусный кусочек. Съев угощение, облизавшись старательно, Минька возвращался к обычному своему состоянию уверенности и полного довольства собой. Однако преодолеть или смирить воровскую наклонность Минька не мог, и в следующий раз всё в точности повторялось.