Читаем без скачивания Рожденные убивать - Джон Коннолли

— Когда я здесь закончу, может быть, загляну к нему, — ответил я.

Харольд слегка наклонил голову, показывая, что не слышал моих слов.

— Мистер Мерсье надеялся, что вы смогли бы поехать с нами сейчас, мистер Паркер. Мистер Мерсье очень занятой человек, как вы понимаете.

Я потянулся и приготовился продолжить свои упражнения.

— О да, конечно, мистер Харольд, я понимаю. Это не займет много времени. Почему бы вам, джентльмены, не подождать меня внизу, а я к вам спущусь позже. А то вы заставляете меня нервничать. Я могу случайно уронить на вас штангу.

Харольд попереминался с ноги на ногу, но все же кивнул.

— Мы будем в холле, — сказал он.

— До встречи, — ответил я и проводил взглядом их отражения в зеркале.

Я не особенно торопился завершить тренировку, потом принял душ и поболтал о будущем «Пиратов» с уборщиком раздевалки. Наконец, сочтя, что Харольд и «порнозвезда» уже достаточно «помариновались», я спустился вниз на лифте и терпеливо подождал, пока они подойдут ко мне. Лицо Харольда выражало нечто среднее между раздражением и облегчением.

Харольд настаивал на том, чтобы я поехал вместе с ними на «мерседесе», но я был непреклонен в своем намерении следовать за ними на своем «мустанге». Да, кажется, с возрастом я становлюсь все более неуступчивым. Если бы Харольд предложил мне ехать на моей машине, я бы, наверное, приковал себя к металлическому значку «мерседес» у них на капоте, настаивая на том, чтобы меня подвезли. Я стал владельцем «мустанга» 1969 года благодаря Вилли Брю, который держал автомобильный магазин в Квинсе. Спойлеры и крылья были в отличном состоянии, но я был готов заплакать, когда он разгонялся. В общем, Вилли продал мне его за восемь тысяч долларов, что было на три тысячи меньше реальной стоимости машины в таком состоянии.

Я проследовал за «мерседесом» к югу от Портленда по направлению к федеральному шоссе № 1. В Оак-Хилл он повернул на восток. Я не отставал, ведя машину со скоростью 30 миль в час. Так мы доехали до Проутс-Нэк. В Блэк Пойнт Инн посетители сидели перед панорамными окнами, потягивая коктейли и глядя на Гранд-Бич и Пайн Пойнт. Полицейская машина департамента Скарборо курсировала по дороге, следя за тем, чтобы проезжающие соблюдали тридцатимильный скоростной режим и чтобы никто особенно не задерживался и не портил вид.

Джек Мерсье владел домом на Уинслоу Хомер-роуд, неподалеку от бывшего дома художника. Когда мы подъехали, дистанционно управляемые ворота открылись, и еще один «мерседес» выехал оттуда в сторону Блэк Поинт-роуд. На заднем сидении сидел маленький человек с черной бородой и в круглой шапочке. Наши глаза встретились, когда машины проезжали друг мимо друга, и он кивнул мне. Его лицо показалось мне знакомым, но не мог понять откуда. Путь был свободен, и мы въехали в ворота.

Мерсье жил в большом белом доме, окруженном садом. Комнат в нем было столько, что, если бы кто-то случайно заблудился по дороге в туалет, пришлось бы организовать поисковую команду. «Порнозвезда» припарковала «мерседес», а я проследовал за Харольдом в дом через высокую парадную дверь с двумя створками. Из прихожей мы направились в комнату слева от главной лестницы. Это была библиотека, обставленная антикварными диванами и стульями. Три стеллажа у стен были до потолка заполнены книгами; на восточную сторону выходило окно с видом на море, возле него стоял стол со стулом, справа располагался минибар.

Харольд закрыл за мной дверь и оставил меня рассматривать книги и фотографии. Здесь было собрано немало трудов — политических биографий, работ по истории, в основном Гражданской войны и войн во Вьетнаме и Корее. Художественной литературы здесь не оказалось вообще. В углу стоял застекленный шкаф, книги в нем отличались от тех, что на полках. Среди прочих я заметил «Миф и историю в Откровении Иоанна», «Апокалипсис и Миллениум в английской романтической поэзии», «Откровение Иоанна», «Апокалипсис и империю», «Апокалиптическое величие» — в общем, то, что впору читать в ночь перед концом света. Там же стояли критические биографии художников: Уильяма Блейка, Альбрета Дюрера, Лукаса Кранаха Старшего и Жана Дюве, а кроме того копии средневековых текстов. Наконец, на верхней полке расположились двенадцать почти одинаковых небольших томиков, обтянутых черной кожей, с шестью золотыми полосками на корешках. В основании каждого корешка находилась последняя буква греческого алфавита — омега. В замке не было ключа, а моя попытка открыть дверцу просто так не увенчалась успехом.

Я переключил внимание на фотографии, которыми были увешаны стены библиотеки. На одних Джек Мерсье был запечатлен со всякими Кеннеди, Клинтонами и даже престарелым Джимми Картером. Другие отражали спортивную молодость Мерсье: вот он выигрывает забег, вот готовится бросать мяч, а здесь его уже несут на плечах благодарные товарищи по команде. Еще были рекомендации известных университетов, грамоты благотворительных фондов под руководством кинозвезд и даже медали пусть бедных, но гордых государств. Все это было похоже на страшный сон неудачника.

Еще одно достаточно недавнее фото попало в поле моего зрения. На нем Мерсье сидел за столом в компании шестидесятилетней женщины в черном костюме с жемчужным ожерельем с одной стороны и бородатого мужчины, которого я недавно видел, — с другой. Рядом с ними стоял человек, которого я узнал благодаря его частым появлениям в вечерних новостях: как правило, он с триумфальным видом давал интервью на ступенях зала суда. Это был Уоррен Обер из «Обер, Тайер и Мосс», одной из лучших адвокатских компаний в Бостоне. Обер был адвокатом Мерсье, и самого упоминания его имени оказывалось достаточно, чтобы оппоненты сдавались без боя. Когда «Обер, Тайер и Мосс» брались за дело, они приводили на слушанье столько адвокатов, что присяжным едва хватало места. Даже судьи нервничали в их присутствии.

Я заметил, что на фотографии нет ни одного человека, который выглядел бы счастливым. Какая-то напряженная атмосфера царила вокруг них; возникало ощущение, что фотограф — это досадная помеха для их напряженной работы. Перед ними лежали толстые папки, а белые кофейные чашки были отложены в сторону, как увядшие розы.

Позади меня открылась дверь, и Джек Мерсье вошел в комнату, положив на стол стопку бумаг, пестрящих таблицами и цифрами. Он был высок, метр девяносто или около того, широкие плечи давали знать о его прошлой спортивной карьере, а увесистый «ролекс» красноречиво заявлял о настоящем статусе богатого человека. Густые седые волосы экс-сенатора были зачесаны назад, открывая загорелый лоб над голубыми глазами; орлиный нос нависал над тонкими губами, скрывающими ряд ровных белых зубов. Я подумал, что ему лет шестьдесят пять или, может, чуть больше. Синяя рубашка с короткими рукавами, коричневые брюки и в тон им ботинки «Себаго» довершали облик бывшего спортсмена. Его руки покрывали белесые волосы, пучки которых выбивались из ворота рубашки. На секунду улыбка Мерсье померкла, когда он увидел, что я рассматриваю фотографию, но тут же вернулась на свое место, когда я от нее отошел. В это время Харольд мялся в дверях с видом беспокойной свахи.

— Мистер Паркер, — Мерсье, пожал мне руку с силой, достаточной для того, чтобы мои мысли пришли в смятение. — Я рад, что вы нашли время для встречи со мной.

Он жестом пригласил меня сесть. Из коридора появился человек в белой тунике с серебряным подносом в руках. Две китайские чашки, серебряный кофейник и сахарница со сливочником слегка звякнули, когда поднос коснулся стола.

— Спасибо, — сказал Мерсье.

Мы проводили слугу взглядом; вслед за ним вышел и Харольд. Напоследок он одарил меня тяжелым взглядом и мягко прикрыл дверь. Мы с Мерсье остались наедине.

— Я много слышал о вас, мистер Паркер, — начал он, разливая кофе и предлагая мне сливки и сахар. У него были приятные, доброжелательные манеры, поэтому общение даже с малознакомыми людьми давалось ему легко. Настолько легко, что, должно быть, этому предшествовали годы совершенствования актерского мастерства.

— Аналогично, — ответил я.

Он нахмурился:

— Я думаю, вы слишком молоды и никогда не голосовали за меня.

— Вы не дали мне такой возможности, выйдя на пенсию.

— А ваш дед не голосовал за меня?

Мой дед Боб Уоррен был помощником шерифа округа Камберленд и всю жизнь прожил в Скарборо. Мы с матерью переехали к нему после смерти отца. В конце концов, он пережил жену и собственную дочь, и одним осенним днем я похоронил его, когда выносливое сердце все-таки подвело старика.

— Думаю, он никогда ни за кого не голосовал, мистер Мерсье, — ответил я. — У него была аллергия на политиков. Единственным, кого мой дед не презирал, был президент Закария Тэйлор, который никогда не голосовал на выборах, даже за себя.