Читаем без скачивания Ольга, или семь мгновений весны - Макс Черепанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
мать родила. Голова гудела. Наконец я сфокусировал взгляд и увидел
Ольгу, сидящую в коридоре на стуле, с дымящейся сигаретой в безвольно
опущенной руке. Голова тоже устало опиралась на руку, рука - локтем
на покрытое халатом колено. Под ненакрашенными глазами легли тени.
Я приподнялся, потянулся рукой за штанами.
- Ты что, куришь? - спросил вполголоса.
Она посмотрела на меня. Попыталась улыбнуться.
- Вообще-то нет. Только когда ширнусь...
- Не ври, плохо получается. Что случилось?
- Да бабке совсем плохо... вот, скорую вызвала.
Скрипя зубами, я натянул трусы, штаны, рубашку. Подобрал с пола
неведомо как вывалившуюся записную книжку.
- Я их встречу?
- Да они знают. Не в первый раз.
Я упал обратно на диван, потер лоб.
- Уфф...
- Там еще спирт остался, в бутылке.
- Тпрр... Не хочу.
- Как голова, ухо? Можем, тебя им заодно покажем?
- Фиг два... еще залечат.
Под окнами затормозили. Оля встала, пошла ко входной двери.
Я протянул руку к магнитофону... передумал, сел на стул и стал
смотреть в окно. Медленно-медленно начинало светать. Часа четыре
утра. Елки-моталки, столько всего за один день.
Слышно было, как люди в белом поднимаются по лестнице. Ольга
открыла, не дожидаясь звонка. В коридоре висело зеркало, и я увидел
в нем входящих - старушку-врача с восковым лицом трупа и молодого
черноусого парня, похоже фельдшера. Затопали в коридоре, хлопнули
входной дверью, отворили внутреннюю. "Сюда... Не разувайтесь...".
Топ-топ-топ. Оля ушла с ними, закрыла за собой дверь.
Я все-таки поставил музыку, очень негромко.
"Тот, кто дает нам свет.
Тот, кто дает нам тьму.
Но никогда не даст нам ответ
На простой вопрос - почему?".
Под тоскливо-магнетический голос Бутусова время текло
незаметно. Сидеть, привалившись спиной и затылком к шершавой
стене, было легко... И когда в коридоре снова затопали, засопели
я удивился "Так быстро?". Кассета еще не успела отмотаться и в
один конец...
- Девушка, ну какая больница? - усталый, приглушенный голос
врачихи , - она же умирает, это и слепому видно. Ее у нас просто не
возьмут, и что делать?
Неразборчиво.
- Ну приступ снять... ну еще туда-сюда... вызывай, если опять
будет синеть.
И показала глазами, я хорошо видел это в немытом зеркале
"Или не вызывай".
Ага. Тебе-то что, старая карга. Тебя по знакомству оставят
умирать в палате, протянуть лишний месяц - будут колоть всякую
дрянь по десять кубиков, делать кислородную маску, интубацию или
как там называется эта игла с проводками в вену... Может быть,
даже вытащат c того света раз или два.
Старушенция ретировалась, а черноусый задержался. Прополз
взглядом белесых, слегка навыкате глаз по хрупкой фигурке Ольги,
привалившейся к косяку. Сказал по-хозяйски:
- Не скучаешь, красна девица? А то я могу после дежурства и
заглянуть.
- А? - очнулась от своих мыслей Ольга. Я бесшумно встал со
стула, поморщился при мысли о том, что нужно выходить на свет.
Сунул руки в карманы, подумал о неприятном...
- Навестить, грю, могу. Не скучно одной-то?
- А я не одна, - отвечала она с ноткой гордости. И как
подтверждение ее слов, из кухни выплыл Макс-с-Похмела собственной
персоной. Жуткое зрелище, в зеркало я старался не смотреть. Наверное,
взгляд у меня был довольно злобный, потому что фельдшерина без слов
канул в дверной проем. Ольга щелкнула замком и села - нет, упала прямо
на пол, привалилась спиной к двери.
- Козлы, - выдохнула устало и безнадежно.
Я сел перед ней на корточки. Протянул руку, убрал с лица
закрывающие его волосы.
- Кто?
- Все... особенно этот усатый баран.
"Козел - баран"... Я улыбнулся.
- И я?
Оле очень полезно было смотреть в мои глаза - ей сразу, тут же
становилось ощутимо лучше. Улыбка растянула губы, и она тоже протянула
руку к моему лицу.
- Ты страшилище...
- С этого надо было начинать, - сказал я, - как человек
выглядит по утрам - немаловажный элемент взаимоотношений. Хоть раз
обязательно надо увидеть - иначе образ будет неполный.
- Ничего не поняла, - сказала она, - то же самое, только
помедленнее.
- Если коротко - нечего тут нежится под дверью. Обопрись о
руку... вот так. В сущности, еще довольно рано... можно еще,
тут я очень натурально зевнул, - еще хорошенько поспать.
- Сейчас... к бабке только загляну, на секунду.
Потом мы лежали, просто лежали рядом на этом, сразу ставшем
почти родным диване, Олина голова покоилась на моей груди, а я
рассеянно играл рукой ее волосами.
- Ты знаешь, - взбрело в голову, - у тебя роскошная шапка
волос!
- Льстец - сонно пробормотала она, - Карнеги из подворотни...
- Ну, почему же из подворотни? Напротив, из самых что ни на
есть лучших слоев общества. Взять, к примеру, моего деда...
Через пять минут она сладко спала. Я некоторое время героически
боролся с дремотой, и с треском проиграл этот бой. Тем более, что
это было приятно.
Циники говорят: душа - это желудок. Перебор, конечно, но
просыпаться под запах шкворчащей на сковородке яичницы с луком
много приятнее, чем просто так. А наворачивать эту самую яичницу
за обе щеки - еще лучше.
- Ы какуа у ффос вводна пгрррма?
- Ныкакуа - скалилась она с той стороны стола, - прожуй сначала,
чревовещатель...
Готовить она умела - факт. И такой талант пропадает...
- Ммм... и какая у нас сегодня программа? - переспросил я.
- Программа? - она задумалась, - а у тебя дел на сегодня разве
никаких нет?
Я вызвал перед мысленным взором длинный список, помедлил чуть
чуть и послал его на фиг. Но две строчки никуда не делись, только
вспыхнули красным.
- Твоя правда, - с сожалением сказал я, - мне определенно
нужно проехаться сегодня до университета. Бумажная возня с поступлением.
Но я вернусь - как только, так сразу!
- Валяй, - сказала она, - я буду ждать...
- Я скоро, - бросил я через плечо, уходя.
Но скоро не получилось. Понадобилась медицинская выписка, и
пришлось проехаться до районной взрослой поликлиники, в которую я кстати
еще не переписался из детской, которая работала с двух, а еще требовались
фотографии и ксерокопии чего-то, сделать которые тогда была проблема.
Трясясь в троллейбусе из одной очередной точки в другую, я беспощадно
корил себя за то, что не взял Ольгиного телефона - и ведь вспомнил про
это, вспомнил на полпути к остановке, но возвращаться не стал. Дурацкие
суеверия, пережиток прошлого - но я так боялся спугнуть неожиданно
привалившее счастье...
В общем, когда дым рассеялся - небо стало набирать знакомый
сиреневый оттенок, вечерело. Я заехал на несколько минут домой,
наскоро перекусил, наплел чего-то и рванул до Олиного дома. На этот
раз дом искать почти не пришлось. Я поднялся, позвонил в дверь...
тишина. Потоптался, позвонил еще. Пожал плечами, и уже почти шагнул
на ступеньку, ведущую вниз, как дверь открылась, и из нее выпала
Ольга - мне пришлось подхватить ее, чтобы она не упала. Плечи ее
содрогались от беззвучного плача.
- Ты чего? - оторопел я.
- Негодяй... где ты... где ты ходил так долго?
Мои глаза сузились - на секунду.
Искренне. Она говорила искренне.
- Так вышло, - удивленно бормотал я, втаскивая ее, висящую
на моей шее, внутрь, - подумаешь, немного задержался, чего рыдать?
Она сидела на табуретке и размазывала по лицу тушь. На столе
стояло что-то, совсем еще недавно, днем, бывшее вкусным обедом, а
сейчас основательно потерявшее товарный вид.
- Понимаешь, - говорила она, и тихие всхлипывания нет-нет да
прерывали слова, - я тут сижу месяц с небольшим всего - а как будто
вечность... длинные, пустые дни. Ничего не происходит. Раньше еще
бабка могла говорить, теперь уже только хрипит. Ночами вдруг так
страшно становится... и тут ты ушел и нету. Ерунда всякая в голову
лезет. Я вообще-то не плакса... но накопилось, похоже. Не обращай
внимания.
Только сейчас я заметил, что на ней надето что-то похожее на
вечернее платье.
- Ну хватит, - я протянул руку к ее лицу и кончиками пальцев
размазал по скулам слезинки из уголков глаз, - я же здесь, я пришел.
Не плачь...
- И верно, - она улыбнулась сквозь засыхающую на лице влагу.
- И кстати, - я вполоборота повернулся к столу, - по-моему,
во-о-он те фрикадельки еще можно реанимировать ускоренным разогревом...
Меркантильно, зато действенно. Занявшись знакомым делом, Оля
быстрее успокоилась и вошла в норму. Через несколько минут мне даже
удалось добиться тихих переливов серебристого смеха. Есть хотелось
не очень, но пару тарелок я очистил на "ура". Подняв взгляд, заметил,