Читаем без скачивания Неприкаянные - Меджа Мванги

Меджа чувствовал, что у него подкашиваются ноги, что губы его кривятся и дергаются. Он стал искать глазами посыльного, но тот, сделав свое дело, уже скрылся в холодной утробе здания.

Ноги Меджи медленно задвигались и понесли его прочь от объявления, которое словно насмехалось над ним. Его охватило чувство уныния и отчаяния. Но он обязан найти работу, чего бы это ни стоило! Любой ценой. Какую угодно работу.

Теперь он стал немного осмотрительнее: перед тем как пойти в какое-нибудь здание, всегда обращал внимание на неприметные, по весьма важные для него маленькие объявления, висевшие на многих дверях.

Близился вечер, и отчаяние Меджи росло. Он уже не ограничивался конторами и стал заходить в рестораны, прося взять его хотя бы подметальщиком, однако и там не нашлось никакой работы. Он предлагал свои услуги за ничтожную плату — тридцать шиллингов в месяц, — и все же никто им не заинтересовался.

Пересекая боковую улицу — Меджа намеревался попытать счастья в арабском ресторане, — он встретил Майну с огромной картонной коробкой, над которой с жужжанием кружились мухи. Приятели стали друг против друга и молча переглянулись. Лицо одного из них выражало печаль и усталость, лицо другого — покорность и удовлетворение. Первым заговорил Майна.

— Хочешь пирога? — Он сунул руку в коробку.

— Нет, — поспешно ответил Меджа.

— Что, счастье подвернулось?

Меджа покачал головой и посмотрел в конец улицы. В их сторону ехала машина для сбора мусора. Это в нее вываливали содержимое баков. Парни посторонились, давая машине проехать.

— Ты идешь в ресторан? — спросил Майна.

Меджа кивнул.

— Желаю удачи. — Майна двинулся с места.

— Майна, погоди! — позвал Меджа, судорожно глотая слюну.

Майна остановился и обернулся.

— Погоди, Майна. Давай сходим вдвоем. Я… я боюсь. Может, они сжалятся над нами и обоим дадут работу. Я не хочу идти один, Майна.

Майна нахмурился, взглянул на товарища, потом на свои истрепанные штаны и покачал головой.

— Нет, Меджа, не могу. В таком виде я тебе только помешаю.

Они молча смотрели друг на друга. Медже больно сдавило горло.

— Иди, брат, один. Может, и повезет еще. А мне туда и соваться нечего. Не бойся, не убьют же они тебя. Если я с тобой пойду, то они нас сразу же прогонят.

Меджа понурил голову. Он понимал, что Майна тут не помощник. Надо одному. Он пошел к задней двери ресторана.

— Слушай! — остановил его Майна. — Скажи им, что сдал, мол, на «отлично»… Что ты сдал на «отлично», Меджа?

— Физику, математику, химию.

— Ну, вот. Так и скажи, если считаешь, что это поможет. — С этими словами Майна пошел дальше и свернул за угол.

Меджа доплелся до ресторана и открыл дверь. Перед ним стоял управляющий. Прежде чем начать разговор, он, как и следовало ожидать, смерил парня взглядом.

— Чего тебе? — спросил он наконец.

— Работы, — робко ответил Меджа.

Управляющий снова осмотрел его с ног до головы.

— А что ты умеешь делать?

— Все что угодно, — быстро ответил Меджа.

— Специальность?

Меджа сделал глубокий вдох. Он решил произвести на управляющего благоприятное впечатление. На этот раз он уж не ударит лицом в грязь.

— Средняя школа, аттестат зрелости, отличные оценки по…

— Это не специальность, — оборвал его управляющий. — Экзамены все сдавали. Я спрашиваю, какой у тебя практический опыт?

У Меджи вытянулось лицо, он снова почувствовал слабость в ногах. Сильно заныло в желудке, язык точно прилип к гортани.

— О-опыт?

— Да, опыт, — повторил управляющий, глядя на несчастного парня. — В поварском деле школьные знания — плохие помощники. Ну, так как же? Пищу готовить умеешь?

— Могу похлебку… и кашу.

— Вот так блюда, — ухмыльнулся управляющий.

Меджа смущенно переминался. Чувство страха одолевало его все больше и больше.

— Могу также подметать пол, мыть посуду и… рубить дрова, — уныло добавил он.

— Мы дровами не топим.

Меджа хотел еще что-то сказать, но не нашелся и так стоял, сгорбившись, вперив взгляд в чистый пол конторы. Управляющий начал сердиться.

— Нет у меня вакансий.

— Прошу вас… пожалуйста.

— Ахмед! — громко позвал управляющий.

Меджа понимал, что упорствует во вред самому себе, но не уходил. Он был убежден, что не может больше жить там, где живут бродячие собаки. Его место здесь, в ресторане, и нигде больше. Он решил бороться. Но борьба оказалась неравной. И недолгой. Он еще бормотал что-то о своих отметках по математике, физике и химии, а уже оказался у выхода, весь в синяках и без пуговиц. Двое верзил вместе с управляющим вытолкали его на улицу.

В тот вечер он чувствовал себя настолько подавленным, что готов был хоть в петлю лезть, лишь бы положить конец страданиям. Ему было противно возвращаться на ту улочку, где его ждал Майна, однако, послонявшись без цели по городу, он понял, что больше ему идти некуда. Так и вернулся к товарищу, злой на всех, в том числе на Майну. Но постылей всего был ему жестокий мир, в котором не нашлось места для таких, как он, несмотря на его знание математики, физики и химии.

Меджа не притронулся к пирогу, предложенному Майной, хотя и нехорошо было пренебрегать вниманием товарища.

— Это у тебя пройдет, — сочувственно сказал Майна. — Забудь-ка ты о своих школьных успехах и поучись жить на свете. На себя надо надеяться, а не на аттестат зрелости, черт бы его побрал. Знаешь, Меджа? Теперь я не пошел бы в школу, даже если бы мне за это платили. Почему? Я прожил здесь год и понял: проку от учения — никакого. Мне, по крайней мере, оно ничего не дало.

Меджа сердито взглянул на него.

— Не кипятись, Меджа. Это не поможет. Посмотри лучше, во что превратились твои ботинки. И костюм. С тобой теперь никто разговаривать не будет. А на центральные улицы и соваться нечего. Оглянуться не успеешь, как тебя оттуда попрут.

Слушая Майну, Меджа начал прозревать. Верно, не для них эти красивые улицы с шикарными магазинами, с неоновыми рекламами. В большом городе их грамота годится разве только для того, чтоб написать свое имя. Выбора нет: если не хочешь угодить в тюрьму, влачи на задворках нищенское существование, которое Майна называет «процветанием».

Медленно тянулся вечер. Меджа сидел и обдумывал то, что сказал ему Майна. Да, такова жизнь, и никуда от нее не уйдешь. Мысль эта начинала его успокаивать. Уж Майна-то знает, что значит жизнь в большом городе, каковы тут законы и порядки, знает об извращенных нравах и о том хорошем, с чем ему иногда приходилось здесь сталкиваться. В большом городе, сказал Майна, каждый думает только о себе, на других ему наплевать — пусть заботятся о себе сами. Жизнь — это игра, в которой каждому отведена своя роль, и только эту роль он обязан играть.

Они сидели у канавы за супермаркетом и ждали, когда опять подъедет машина для сбора мусора. До этого устраиваться на ночлег нельзя, иначе рискуешь попасть вместе с мусором на свалку в пяти милях от города. Поэтому всякий раз, как только они замечали приближающегося сторожа или полицейского, им приходилось прятаться в широкой канаве. Если бы они этого не делали, то должны были бы объяснять, почему болтаются здесь, а не сидят у себя дома. Не скажешь же им, что твой дом — это мусорный бак.

Быстро сгустились сумерки, зажглись тусклые уличные фонари. В ночном воздухе повеяло холодом, и разговаривать стало трудно — стучали зубы.

Около десяти часов вечера приехали уборщики и очистили их «дом» от мусора. Меджа и Майна вылезли из своего убежища и смотрели, как огромная машина поглощает содержимое соседних баков. Вот она наконец уехала. Убедившись в том, что поблизости нет ни одного полицейского, они перебежали дорогу и залезли в самый большой из стоявших возле супермаркета баков. Там они прижались друг к другу, стараясь согреться, и тотчас заснули, опьяненные резким запахом гнилых овощей.

С тех пор Меджа уже не искал работы в конторах. По примеру Майны он постарался забыть, что когда-то учился, а потом мечтал устроиться на работу. Правда, первые несколько недель его беспокоила мысль о родных, оставшихся в деревне, — ведь родители ждали от него доброй вести. Они не знали, что именно этой доброй вести никогда от него не дождутся; дурная же весть только огорчила бы их. Конечно, лучше было бы съездить к ним и рассказать всю правду, но где взять денег на автобус? Так что загнал он мысли о родных в самый темный уголок своей памяти, смирился со своим положением и покорно делал все то, что делал его товарищ.

Майна научил его многому: как уберегаться от опасности, как не ввязываться в чужие дела, а главное — не попадаться на глаза полиции. Полицейский, делая обход, не любит, чтобы у него путались под ногами, и тут уж не жалуйся, если он нарушил твой покой и выгнал из бака. Этот бак надо ценить, он служит и источником пропитания, и местом отдыха.