Читаем без скачивания Повелитель первого / Долгая Ночь - Аарон Дембски-Боуден

— Проклятье, что они вытворяют? — выкрикнул Темур.

Темур и другие офицеры-мятежники в святилище не отрывали глаз от изображения гололита. Взгляд Лютера метнулся к Астелану. В тот же миг великий магистр все понял.

Раскололась броня и зашипела плоть. Астелан первым ударом отсек руку Темура, в которой он держал пистолет. Лютер уже двигался к Неридесу, выставив перед собой кинжал. Меч Астелана рассек горло Темуру в тот самый момент, когда тот шокировано повернулся к магистру капитула. Третьим ударом Астелан пронзил грудь капитана Азрафала.

Лютер вонзил острие кинжала в левый глаз Неридесу. Вдавив клинок в глазницу по рукоять, великий магистр повалил космодесантника на пол.

В замкнутом пространстве помещения рев болтерных пистолетов оглушал. Астелан вздрогнул, получил попадание в левый наплечник. Магистр развернулся, и ответным выстрелом в упор свалил капитана Госсвина.

Капитан Орн отпрянул, вместо Астелана собираясь атаковать мечом не успевшего подняться великого магистра. Терранец, не колеблясь, двумя небрежными ударами отсек голову Орну.

В комнате воцарилась тишина. Вдали по-прежнему раздавались слабые звуки битвы.

Астелан бросил взгляд на гололит и увидел, как мятежники, окруженные частями Имперской Армии и братьями из Легиона и при подавляющей воздушной поддержке, сдаются Галедану и леди Тилане. Астелан не осуждал их.

— Я надеялся, что сдадутся больше, — сказал, тяжело дыша, магистр капитула.

Лютер осторожно подошел к нему и увидел по экрану гололита, как легионеры бросают оружие. Колонна позорно рассыпалась перед силами Астелана. По вокс-связи пришло подтверждение от леди Тиланы.

— Капитан Галедан официально принимает капитуляцию, магистр капитула. Мятежники не желают сражаться с космодесантниками. Мои силы продолжат обеспечивать наблюдение и поддержку.

— Благодарю, полковник-маркиза. Сегодня вы нам очень помогли. Прикажите доставить мятежников в Альдурук на суд Лютера.

Лютер насмешливо фыркнул.

— Дважды проклятые, предатели и трусы. Тем не менее, я ценю твою дальновидность за то, что ты не приказал всех казнить.

— Это было бы расточительством. Им можно объяснить, что они заблуждались. Я слышал, Орден может быть… очень убедительным.

— Именно так, хотя я не знаю, где нам держать столько пленных.

— Под скалой есть подземелья. Думаю, вы устроили там много камер.

Лютер повернул голову и холодно посмотрел на Астелана.

— Почему ты не предупредил меня об этом мятеже раньше? Если бы ты сразу сообщил мне о заговоре, кровопролития можно было избежать.

— Я разоблачил главных сторонников вашего свержения. Открытое выступление против вас полностью оправдывает подобные действия.

— И в какой момент ты решил предать их?

— Мне больше по душе определение «остаться верным», милорд.

— Ты не ответил на вопрос.

— С самого начала, конечно же.

— Это удивляет меня. Ты — терранец и известен своей нелюбовью к Калибану и его народу, — сказал Лютер, размышляя вслух. — Дело в верности? Возможно, ты понимал, что мятеж обречен с самого начала и решил встать на сторону победителей. Что двигало тобой: желание вернуться к славе командира или необходимость?

— Ничего столь изощренного, милорд. Мои причины поддержать вас просты. Я не знаю всего, что произошло между вами и Львом, но я могу сказать, что вы больше не служите его целям.

Астелан собрался с мыслями.

— Когда Император истребил мой народ, я не горевал. Я понимал, что применение силы могло быть оправданным, даже если принесло страдания. Сопротивление было бессмысленным тщеславным поступком, который привел к гибели. Когда меня приняли в Легион, я стал частью этой силы — элементом ее приложения. Сейчас я вижу, что поднимается другая сила и недооценивать ее так же бессмысленно. Умным словам я предпочитаю действие, великий магистр. Лев испорчен. Все, что произошло с Первым Легионом после обнаружения вашего отсталого мира обусловлено его необоснованными действиями. Чтобы противостоять ему и всем тем несчастьям, что он причинил нам, я готов поклясться в верности более достойному повелителю. Скажите мне, что ошибался, что вы полностью верны примарху, и я тут же присоединюсь к этим пленникам.

Задумчивое молчание Лютера говорило лучше любых слов.

Сцена 4

ВРАТА АЛЬДУРУКА

День

Через замковые ворота под дулами болтеров следует вереница пленных космодесантников. Стражники в шлемах подгоняют их: «Не останавливаться!», «Вперед!», «Не выходить из строя, псы!»

Восставших легионеров заперли в бараках и на гауптвахтах под присмотром солдат Лютера. Но наиболее провинившихся бунтарей отвели в камеры под Альдуруком. Астелан вместе с Галеданом ждал у главных ворот, наблюдая, как мимо бредет колонна подавленных воинов.

— Значит, Лютер утвердил твое повышение до магистра капитула… — сказал Астелан.

— Да. Первая милость из рук нашего нового сюзерена?

— Нет, подтверждение, что он разделяет мою веру в тебя.

Астелан увидел Мелиана, но капитан с отвращением отвернулся, не желая даже смотреть на бывшего командира. Астелан взглянул на Галедана.

— Я рад, что он жив.

— Мелиан? Да, он хороший капитан. Жаль, что он оказался втянутым в эту переделку. В будущем Мелиан будет полезен.

— В будущем? Ты о чем?

— Ты не сможешь обмануть меня, брат. Я знаю, что Лютер наш временный союзник, но не жди, будто я хоть на секунду поверю, что ты и в самом деле считаешь его своим начальником.

— Я шокирован таким предположением! — театрально воскликнул Астелан. — У Первого может быть только один повелитель. Я больше не стану терпеть Льва. Поэтому у нас остается только Лютер.

Галедана не убедили эти слова, и Астелан не смог сдержать улыбку.

— Во всяком случае… пока.

Аарон Дембски-Боуден

ДОЛГАЯ НОЧЬ

Тишину нарушил голос девочки.

— Яго. Ты еще жив?

Севатар сидел, прислонившись спиной к потрескивающему силовому барьеру и не обращая внимания на его непрерывное поглаживание. Вокруг была лишь темнота. Не темнота ночи в отсутствие солнца, а настолько абсолютная чернота, что даже его глаза были не в силах пронзить ее покров. Его держали в этой лишенной света клетке, отключая барьеры и пробуждая осветительные сферы на пятнадцать минут каждый дневной цикл.

Тогда ему разрешалось поесть. Они приносили ему насыщенную питательными веществами кашу, которая имела пресный привкус химикатов и прилипала к языку, словно мокрые опилки. Всякий раз он ухмылялся своим тюремщикам и заявлял, будто это лучшее, что ему доводилось есть, а каждая новая трапеза лучше предыдущей.

Во мраке тюремной камеры было уютно. Чернота ласкала больные глаза, словно прикосновение шелка к голой коже. К сожалению, она никак не помогала против стучащей пульсации, проталкивавшейся сквозь череп. С тех пор, как его взяли в плен, боль облегчал только ее голос. Всего лишь один голос из множества — голосов убитых, почерпнутых из его подсознания.

Мертвецы снились Севатару сотню раз, а то и больше. Просыпаясь, на протяжении первых ударов сердца он видел во мраке камеры их неотрывно глядящие глаза и слышал у себя в голове эхо их воплей.

Ничто из этого не являлось реальным.

Он знал об этом. Единственным его подлинным спутником на протяжении ночных бдений была скука. Мертвые лежали в своих могилах, храня молчание и разлагаясь, понеся заслуженную кару. Когда он слышал их во время беспокойного сна, это была всего лишь сбивчивая пульсация его собственных плененных грез.

— Яго. Ты еще жив?

Но не она. Ее голос был единственным, который оставался, когда он просыпался. Сильнее любого прочего эха. Он уже давно, очень давно не говорил с призраком и гадал, не умерла ли она в этой самой камере, так что теперь ее тень задержалась в этих стенах.

Быть может, ее убили неподалеку, и теперь она является к нему, так как ее дух чует его проклятие. Он цеплялся к нему, разносящийся эхом голос странной и любопытной девочки шептал убийце во тьме. У него были сомнения насчет того, сознает ли она, что мертва.

— Яго?

— Я тут.

В холодном воздухе у него из носа медленно потекла горячая и густая кровь. Он стер ее тыльной стороной кисти.

— Я тут, Альтани.

— Снова больно?

Потребовалось усилие, чтобы говорить, преодолевая давление, которое перемалывало его мозг, но он все-таки выдавил из себя ложь.

— Бывало и хуже.

— Кажется, будто ты умираешь.

— Пока что я здесь. Чего ты хочешь?

— Просто поговорить. Мне одиноко.

— Жаль слышать это, малышка.

Он замешкался. Ему уже было неуютно, однако хотелось задержать ее возле себя подольше. Она являлась к нему в четвертый раз? В пятый? Давление в голове не позволяло сконцентрироваться даже на будничных делах вроде отслеживания хода времени.