Читаем без скачивания Камень Грёз - Кэролайн Дж. Черри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это правило распространялось и на двуногих обитателей хутора – ибо все, за исключением Барка и Эльфреды, забрели сюда случайно – как старые, так и молодые, и никакими родственными узами связаны между собой не были. На крыльце в целом ворохе ароматных стружек восседал иссохший и морщинистый, как последнее зимнее яблочко, дед Скелли, который своими руками и мудрым лезвием умел вырезать из дерева всевозможные диковины; и кто бы из детишек ни присаживался рядом взбивать масло или чесать шерсть, он принимался рассказывать им разные истории – а детишек на хуторе было с полдюжины, ничьих и общих, как ланка. Здесь же жил и подросток Скага, при каждом удобном случае таскавший и прятавший пищу, хотя Эльфреда и давала ему всего, что только душе угодно. Он боится голода, – объясняла она, – а потому пусть прячет, что хочет, и ест, сколько может, глядишь, и он станет улыбаться. Тут была Хейзел шести лет и Холен двенадцати, а между ними Соврак, Эдвульф и Кинил. Из взрослых здесь жили Шелта, которая хромала и была уже в зрелом возрасте, – она пекла хлеб и делала вкусные сыры, и Лонн, у которого лицо от лба до подбородка было перерезано шрамом, но руки у него были уверенны и хороши в обращении со скотом: Шелта и Лонн были мужем и женой, хотя до того как встретиться здесь, они не были знакомы друг с другом. Здесь жили Конвей и Каррак, и Кинвел, и Фланн, Демсей, Дермит и еще один Дермит, Руа и Фейяк, а также другие мужчины и женщины, так что рабочих рук всегда хватало как для домашних дел, так и для сельскохозяйственных, не говоря уже о Барке и Эльфреде, которые радостно и прилежно брались за любую работу.
Сама погода была добра к этому месту – колосья поднимались высокими, яблоки наливались спелостью, а ручей никогда не пересыхал летом. Днем холмы купались в дымке света, так что глазам было больно смотреть вдаль, на Бурые холмы; а между хутором и рекой, протекавшей на юге, высился отрог горы, отделявший разоренный Ан Бег и другие местности, казавшиеся здесь чем-то нереальным.
– И вы не выставляете стражу? – спросил Нэаль Барка, когда его привели в дом и накормили. – У вас нет мужчин, чтобы охранять это место? Тогда я буду это делать. С чем я знаком, так это с оружием.
– Нет, – сказал Барк, и его скуластое, краснощекое лицо прорезали морщинки смеха. – Нет. Тебе повезло, что ты добрался сюда. Немногим удается это сделать, а кому удается, тех я радушно принимаю. На моей долине лежит печать благодати. Хочешь остаться, оставайся, хочешь уйти – я покажу тебе дорогу, но если ты захочешь вернуться, сомневаюсь, чтобы ты смог во второй раз найти это место.
Больше Нэаль ничего не сказал об охране границ, поняв, что Барк обладает какой-то силой, оберегающей его владения. С невольным содроганием Нэаль подумал, что в Барке что-то есть от короля. Хотя и титул короля не соответствовал Барку с его нимбом седеющих рыжих волос и обветренными щеками, выступавшими над буйной, необузданной бородой. Он весь был как пламя, как порыв ветра, смеющийся великан, держащий советы лишь с самим собой; и Эльфреда была ему под стать, хоть и отличалась от него – с сильными руками, широкой талией и золотыми косами, уложенными венцом вокруг головы, она носила ведра с молоком, ткала, пряла и кормила как двуногих, так и четвероногих заблудших, поддерживая порядок в доме, а вместо скипетра пользуясь деревянной ложкой.
Судьба тоже благоволила этому месту, и здесь происходило гораздо больше удивительных вещей, чем в других местах: сорняки, заводившиеся на полях, сами по себе засыхали и падали в межу, так что пропалывать овощи не было необходимости, а если в ту же ночь исчезало несколько овощей, никто и не упоминал об этом. Потерянные инструменты обнаруживались на следующее утро на крыльце, что привело бы в трепет любых других менее уравновешенных людей. Точно так же каждый день исчезало молоко из мисочки и масляные лепешки, которые Эльфреда каждый вечер аккуратно выставляла на скамейку рядом с крыльцом; конечно, это могли быть проделки волчонка, или ланки, или гусей, но Нэаль никогда не следил за этим, да и не хотел следить.
Но самым удивительным был, конечно, коричневый человечек, как его называл Нэаль. Он шнырял тут и там в садах и меж камней, и бо́льшая часть странных происшествий была делом его рук.
– Он очень старый, – предупредил Барк, когда Нэаль рассказал ему о нем. – Никогда не тревожь его.
Нэаль не сомневался в том, что тот был стар, стар, как камни, холмы и все остальное, ибо от него веяло какой-то сверхъестественной жутью. Ни одно живое существо не могло двигаться так быстро, то появляясь, то исчезая. Вот он сидел у амбара – маленький коричневый комок, босой, обхватив колени руками, и смотрел, как Нэаль чинит загородку. Он был морщинист, как старик, и проворен, как ребенок, его коричневые волосы ниспадали на волосатые руки, а борода струилась по обнаженной груди, его руки и ноги – все было покрыто курчавой шерсткой. Коричневый, как орешек, и не выше подростка, он бродил по амбару, выуживал из бочки яблоки и скармливал их пони в конюшне.
И еще этот коричневый человечек умел в одно мгновение быть здесь, а в следующее – уже в другом месте, так что, когда Нэаль искоса взглянул на сарай, того уже там не было.
В то же самое мгновение что-то защекотало его по обнаженной спине, и он, выругавшись, даже замахнулся молотком. Краем глаза он заметил, как в сторону амбара метнулась тень и зачерпнула пригоршню зерна; но, несмотря на всю быстроту движений Нэаля, он так и не успел толком ничего рассмотреть – существо уже исчезло за углом.
– Эй! – закричал Нэаль и бросился за угол, и снова существо улизнуло от него, лишь вспыхнув коричневатым всполохом.
Однажды он уже гонялся за ним, и оно водило его через изгороди и валуны на
