Читаем без скачивания Саксонские Хроники - Бернард Корнуэлл

– Неважно, как нас называют, – резко бросил отец, – главное, чтобы нам повиновались!

И он заставил Эльфрика поклясться на гребне святого Катберта, что тот будет чтить новое завещание и признает меня Утредом Беббанбургским. Эльфрик поклялся.

– Но все будет хорошо, – сказал отец. – Мы перережем этих датчан, как овец в загоне, и вернемся домой с добычей и славой.

– Будем молить о том Господа, – отозвался Эльфрик.

Эльфрик и еще тридцать человек остались в Беббанбурге защищать крепость и оберегать женщин. В тот вечер дядя сделал мне подарок: кожаный нагрудник, защищающий от удара меча, и, самое главное, шлем, который кузнец Элдвульф украсил ободком из позолоченной бронзы.

– Теперь все поймут, что ты принц, – сказал Эльфрик.

– Он не принц, – возразил отец, – а наследник олдермена.

Но он был доволен подарками брата и прибавил еще два от себя: короткий меч и лошадь. Меч был старым, сточенным, в кожаных ножнах с овечьим руном внутри, с коротким толстым эфесом и слишком тяжелый... Но в ту ночь я спал, положив его под одеялом рядом с собой.

На следующее утро моя мачеха рыдала на валу у Верхних Ворот, а мы отправились под голубым безоблачным небом на войну. Две с половиной сотни человек ехали на юг под нашим знаменем с волчьей головой.

Это был год 867-й, и я отправлялся на войну в первый раз.

Эта война длится для меня до сих пор.

– В клине ты не пойдешь, – сказал отец.

– Да, отец.

– Только мужчины могут выстоять в клине, – продолжал он. – Но ты будешь наблюдать, будешь учиться – и поймешь, что самый опасный удар можно получить не тем мечом или топором, которые тебе видны, а теми, которые ты не видишь. Теми, что разят снизу, перерезая сухожилия.

Он дал мне множество других советов во время долгого пути на юг. Из двух с половиной сотен человек, отправившихся в Эофервик из Беббанбурга, сто двадцать ехали верхом – то были воины моего отца или самые зажиточные фермеры, которые могли себе позволить доспехи, щиты и мечи. Большинство людей не были богачами, но поклялись в верности моему отцу и шли теперь с серпами, копьями, косами, баграми и топорами. У некоторых имелись охотничьи луки, и всем приказали захватить недельный запас провианта – в основном черствый хлеб, еще более черствый сыр и копченую рыбу.

Многие взяли в поход женщин. Отец велел не брать их, но не стал прогонять тех, кого все-таки взяли: они все равно увязались бы следом. К тому же мужчины дерутся лучше, когда за ними наблюдают жены и любовницы. Отец был уверен, что эти женщины скоро увидят, как нортумбрийцы безжалостно перережут датчан. Он заявил, что мы самые мужественные люди Англии, гораздо мужественнее мягкотелых мерсийцев.

– Твоя мать была из Мерсии, – сказал он, но больше ничего не добавил.

Он никогда не рассказывал мне о матери. Я знал, что они были женаты меньше года, когда она умерла, рожая меня. Моя мать была дочерью олдермена, но для отца ее словно не существовало: он презирал мерсийцев, хотя не так сильно, как изнеженных западных саксов.

– Они в своем Уэссексе не видели лиха, – обычно говаривал он.

Но самой суровой его оценки удостоилась Восточная Англия.

– Они живут в болоте, – сказал он мне как-то раз, – живут, как лягушки.

Мы, жители Нортумбрии, ненавидели обитателей Восточной Англии, потому что много лет назад те предали нас в бою и убили Этельфрита, нортумбрийского короля и супруга Беббы, в честь которой назвали нашу крепость. Позже я узнал, что люди Восточной Англии позволили перезимовать датчанам, захватившим Эофервик, и давали им лошадей, поэтому отец был прав, презирая мерсийцев, – они были вероломными лягушками.

Отец Беокка отправился на юг вместе с нами. Мой отец не слишком жаловал священника, но не хотел отправляться на войну без божьего человека и его молитв. Беокка же хранил неизменную верность моему отцу, который освободил его из рабства и дал возможность учиться; думаю, поклоняйся отец хоть дьяволу, священник закрыл бы на это глаза. Беокка был молодым человеком, чисто выбритым и невероятно уродливым, с сильно косящим глазом, приплюснутым носом, буйными рыжими волосами и парализованной рукой. А еще он был умным – хотя тогда я этого не ценил, поскольку ненавидел его уроки. Бедняга так старался выучить меня грамоте, а я сводил все его усилия на нет, предпочитая получать взбучки от отца, чем заниматься азбукой.

Мы ехали по римской дороге, под Тайном миновали построенную римлянами громадную стену и двинулись дальше на юг. Римляне, говорил отец, были гигантами, возводившими удивительные постройки, но гиганты вернулись в Рим и умерли, остались только священники. Дороги же сохранились, и, пока мы ехали на юг, к нам присоединялось все больше людей, так что наконец по пустоши с обеих сторон от разбитого каменного полотна двигалась целая толпа. Воины ночевали под открытым небом, а отец и его вассалы спали в аббатствах или конюшнях.

И все это войско двигалось вразброд. Даже в девять лет я замечал отсутствие порядка. Воины везли с собой выпивку, воровали мед и эль в деревнях, через которые мы проезжали, частенько напивались вдрызг и валились на обочину, но никому до этого не было дела.

– Нагонят, – беспечно говорил отец.

– Это плохо, – однажды сказал мне Беокка.

– Что плохо?

– Они должны соблюдать порядок. Я читал о римских войнах и знаю, что в войске должна быть дисциплина.

– Нагонят, – сказал я, подражая отцу.

В тот вечер к нам присоединились люди из местечка Кетрехт, под которым давным-давно мы разбили в большом сражении валлийцев. Вновь прибывшие пели о битвах, похваляясь, как мы кормили воронов мясом врага, и эти слова будоражили отца. Он сказал, что мы уже рядом с Эофервиком и, возможно, завтра встретимся с Эллой и Осбертом, а еще через день снова накормим воронов. Мы сидели у костра – одного из сотен костров, разбросанных по полю. Я видел, как далеко на юге небо отсвечивает над плоской равниной огнями других костров, и знал: там расположилась другая часть армии Нортумбрии.

– Ворон – птица Вотана, да? – взволнованно спросил я. Отец мрачно посмотрел на меня.

– Кто тебе это сказал?

Я молча пожал плечами.

– Элдвульф? – догадался он.

Отец знал, что беббанбургский кузнец, оставшийся в крепости с Эльфриком, в глубине души язычник.

– Я просто слышал где-то, – сказал я, в надежде отвертеться от колотушек, – и знаю, что мы происходим от Вотана.

– Так и есть, – признал отец, – но теперь у нас новый Бог. – Он мрачно оглядел пьяный лагерь. – Ты знаешь, кто выиграет сражение, парень?

– Мы, отец.

– Тот, кто менее пьян.

Он помолчал и прибавил:

– Но пьянство помогает.

– Почему?

– Потому что клин – ужасная вещь.

Он пристально глядел в огонь.

– Я шесть раз бился в клине, – продолжал он, – и каждый раз молился, чтобы этот оказался последним. Вот твоему брату клин понравился бы. В нем был задор.

Отец умолк, задумавшись, потом нахмурился.

– Тот, кто привез его голову. Мне нужна голова этого человека. Хочу плюнуть в его мертвые глаза и насадить его череп на шест над Нижними Воротами.

– Ты получишь голову, – сказал я.

Он усмехнулся.

– Много ты понимаешь, – сказал он. – Я взял тебя с собой, парень, потому что ты должен посмотреть на битву. Потому что наши люди должны видеть, что ты здесь. Только сражаться ты не будешь. Ты – как молодой щенок, который наблюдает, как старые псы травят кабана, но сам не кусает. Смотри и учись, смотри и учись, и, может быть, однажды ты пригодишься. Но пока ты всего лишь щенок.

Он жестом велел мне идти.

На следующий день римская дорога через канавы и овраги привела нас туда, где стояли лагерем объединенные армии Осберта и Эллы. За лагерем виднелся сквозь редкие деревья Эофервик, где находились датчане.

Эофервик был и остается главным городом Северной Англии. С высокими стенами, с большим аббатством, где живет архиепископ, с крепостью и широким рынком. Город стоит на реке Уз и гордится своим мостом. В Эофервик заходят суда из далекого моря – так пришли и датчане. Они, должно быть, знали, что Нортумбрия ослаблена внутренней войной, что Ос-берт, законный король, отправился на запад навстречу войскам претендента на трон, Эллы, – и в отсутствие короля захватили город. Им было нетрудно узнать, где сейчас Осберт: ссора Осберта с Эллой тянулась не одну неделю, а в Эофервике было полно торговцев, многие из которых явились из-за моря, и все знали о ссоре. Что-что, а шпионить датчане умеют. Монахи пишут в своих хрониках, как датчане являлись откуда ни возьмись, как их корабли с драконьими головами возникали словно из пустоты, но так бывало очень редко. Отдельные отряды викингов еще могли напасть внезапно, но большие военные флотилии приходили туда, где было заведомо неспокойно. Они находили зияющую рану и облепляли ее, словно мясные мухи.