Читаем без скачивания Рота уходит в небо - Александр Тамоников

И кому какое дело, что выпил Доронин, встретив своего однокурсника на сборах, и всего сто граммов? Было? Было. И то, что отказался заступить в наряд вместо «скосившего» под больного сынка начальника штаба округа? Опять-таки. Было? Было.

А превышение власти? В чем? В том, что въехал в челюсть одному подчиненному, распоясавшемуся сержанту? Сержанту, который заставлял молодых солдат закапывать на двухметровую глубину случайно брошенный мимо урны окурок? Конечно, юридически он не имел права трогать сержанта Шульгина. Но этот тип являл собой образец мерзости и цинизма. С каким-то садистским упоением он унижал тех, кто был моложе по срокам службы и слабее его.

И разве Доронин не пытался по-хорошему урезонить сержанта? Не проводил беседы? Не наказывал дисциплинарно? Но куда там? Шульгин только нагло смотрел в глаза –  говори, мол, говори, золотая рыбка, ничего ты мне сделать не сможешь. И разве не подавал Доронин рапорт о проступках сержанта вышестоящему командованию? Подавал. А результат? Нулевой. Воспитывай, ты на то и поставлен. Вот и провел Доронин воспитательную работу. Один удар –  и Шульгин тут же обнаружил, что он на самом деле представляет. Куда спесь девалась? Хотел узнать, что я смогу ему сделать? А вот что. И так будет постоянно, пока не поймет, что вокруг него люди, а не рабы.

А зам по воспитательной, понятное дело, тут как тут. Еще бы, ЧП в части. Доложили ему в момент, и немудрено –  развел «стукачей» на всех уровнях. И тут же раздул дело до суда.

Хорошо, что еще командир –  человек с понятием, бывший афганец, суровый, но справедливый офицер. И бурная деятельность его зама, которого какая-то высокая рука поставила на эту должность, чтобы затем рвануть вверх, была командиру не «в жилу». Это чувствовалось в их отношениях –  холодных, неприязненных.

Поэтому, может быть, Смирнов как-то, вызвав его, Доронина, на беседу, посоветовал не связываться с замполитом –  как по старинке продолжали называть замов по воспитательной.

Да черт с ним, с замполитом, но под его защитой наглеют старослужащие, пытающиеся установить свой диктат в подразделениях. И в какой-то степени это им удается.

Доронин посмотрел на время. Пора выдвигаться. Подойдя к клубу, он встретился с сослуживцами, которые курили, собравшись кучами. Его позвал Вова Чирков –  командир инженерно-саперной роты.

— Что, Сань, готов к промыванию мозгов?

— Ты знаешь, где я видал это промывание.

— Это понятно. Непонятно другое, с чего к тебе так прочно прицепился Куделин? В части подобных случаев было да и есть до черта. Но все заминали до сих пор. А тут решили вдруг предать огласке? Для чего? Да, по сути, и предавать-то нечего. Подумаешь, въехал козлу по морде. Мои архаровцы иногда так доведут, что всех готов порвать.

— Все, Вова, здесь понятно. И дело не в том, что я ударил подчиненного или дернул по сотке. Неугоден я. Должность занимаю, а замполиту надо своих, нужных ему людей продвигать. Возьми Панкратова. Папа в Академии Генерального штаба, генерал, а сын –  взводный. Но должности заняты? Как продвинуть парня? Надо освободить место и положить Панкратова на роту, хотя ему и взводом-то командовать рановато. Глядишь, папа и вспомнит добрым словом того, кто сынка бестолкового к очередной звездочке протолкнул. Или Кудецкий? Вместо него меня в наряд пытались засунуть. Он будет бухать и класть на всех с прибором, а я за него лямку тянуть? Уже… Как говорит мой нерусский старшина –  такой сикиш не канает. Но Кудецкого не тронули. Попробуй –  все же сын начальника штаба округа. А Доронина? Отчего ж, его можно. Кудецкий, видишь ли, был только пьян, а я отказался выполнить приказ. Он, понимаешь, ни при чем. Виноват я.

— Ладно, Сань, не заводись. Тебя командир поддерживает. Не даст сожрать замполиту.

— Сейчас, может, и не даст, но Куделин и под командира копает. А что этот козел задумает, того добиваться будет всеми способами.

Разговор офицеров был прерван командою ЗНШ –  заместителя начальника штаба:

— Товарищи офицеры, кончай курить. Прошу всех в клуб.

Офицеры потянулись в зал. По ходу суда Доронину отводилась особая роль, и зайти он мог одним из последних. Поэтому Александр остался на улице, тем более что командование еще не подошло.

Как вести себя на суде? Агрессивно защищаться? Или играть в молчанку? В любом случае решение по нему уже принято, осталось только разыграть спектакль. Молчать будет трудновато –  все же обвинения против него сильно притянуты за уши, поэтому-то и обидны.

За размышлениями он не заметил, как от штаба подошел командир в окружении заместителей. Смирнов пропустил, как положено, замов вперед, сам подошел к Доронину.

— Ну что, Доронин, особого приглашения ждешь? Готов к суду?

— Я-то готов, товарищ подполковник, только несправедливо все это. Вам не кажется?

— Казаться мне, Доронин, по должности не положено, но я предупреждал тебя –  держись от Куделина подальше.

— Так мы что, в разных армиях служим? Почему я должен просчитывать каждый свой шаг, боясь попасть на заметку какому-то уроду?

— Все! Прекрати. Не заводись –  себе хуже сделаешь. И болтай поменьше. Куделина речами не проймешь. Отмолчись. Дальше посмотрим.

Доронин вошел в клуб, присел на крайнее кресло предпоследнего ряда.

Следом зашел командир. Он занял место в президиуме, но не Смирнов играл сегодня первую скрипку, зам по воспитательной.

— Товарищи члены суда младших офицеров, прошу занять свои места.

Когда команда была выполнена, замполит обвел взглядом аудиторию.

— Доронин? Старший лейтенант Доронин?

— Я. –  Александр встал.

— Вы что, Доронин, первый раз замужем? Проходите и займите свое место.

Александр прошел через весь зал и остановился рядом со специально поставленным стулом, под президиумом, перед залом.

— Вот так, садитесь на стул позора.

— Не волнуйтесь, товарищ майор, я постою.

— Доронин! Здесь вам не цирк, –  настаивал замполит, –  а суд, пусть и товарищеский, так что извольте выполнять правила. Стул позора и предназначен для того, чтобы на нем сидел тот, кто коллективом предан позору.

— Сказал постою, значит, постою, и нечего меня уламывать.

— Товарищ подполковник! Обращаюсь к вам как к командиру. Сами видите, как ведет себя Доронин.

— Майор! По-моему, вы затягиваете. Если вам не дорого свое время, то пожалейте время подчиненных. Начинайте.

Зам по воспитательной с трудом проглотил пренебрежительный тон подполковника Смирнова, но, сдержавшись, продолжил исполнять отведенную ему роль.

— Что ж, Доронин, командир сделал для вас исключение. Но на то он и командир.

— Товарищ майор, –  донеслось из зала, –  ну на самом деле, давайте по теме, чего кота за хвост тянуть?

— Я попрошу нетерпеливых свое мнение попридержать при себе и не позволю превращать серьезное мероприятие в балаган. Начинайте, –  обратился он к председателю суда –  одному из командиров рот, капитану Березкину.

Тот начал:

— Товарищи офицеры! Мы с вами сегодня обсуждаем проступки, совершенные нашим сослуживцем, командиром пятой роты, старшим лейтенантом Дорониным Александром Владимировичем. Первое –  это избиение сержанта Шульгина на глазах у подчиненных. Что вы можете, товарищ старший лейтенант, сказать по этому поводу?

— Если вы считаете, что один удар в порыве гнева, по уважительной, поверьте, причине –  избиение, то тогда вообще о чем можно говорить? Прошу точнее сформулировать обвинения в мой адрес.

— Товарищ старший лейтенант, какая разница –  один вы нанесли удар, два ли, но вы ударили своего подчиненного?

— Да, ударил.

— Другие подчиненные рядового состава при этом присутствовали?

— Да, присутствовали.

— И как же вы оцениваете свой поступок?

— Если вы хотите этим вопросом спросить, ударил бы я сержанта вновь, повторись та же ситуация? Отвечаю –  да, ударил бы. Или, по-вашему, я должен был со стороны наблюдать, как сержант издевается над молодыми солдатами?

— Как у вас складно получается, –  вступил в разговор Куделин. –  Товарищ подполковник, товарищи офицеры, довожу до вашего сведения, что по случаю физического оскорбления сержанта Шульгина проводилось служебное расследование и фактов, подтверждающих то, что сержант издевался над «молодыми», как здесь выражается так называемый командир роты, не обнаружено. Стыдно, старший лейтенант, прибегать ко лжи во спасение своей изрядно подмоченной репутации. Стыдно и недостойно офицера.

— Вы проводили дознание и факты не подтвердились? А что вы ждали? Да кто же вам правду скажет о Шульгине? Ведь всему личному составу известно, что он ваш, товарищ майор, осведомитель.

— Что-о? Что вы сказали? Вы в своем уме? Или опять пьяны? Вы понимаете, в чем только что меня обвинили? Товарищ подполковник, товарищи офицеры, я обращаю ваше внимание на слова этого негодяя. Вы еще ответите за свои слова, Доронин, ответите.