Читаем без скачивания Вечная мерзлота - Александра Давыдова

Однажды брат вернулся неправильный.

— Нашел? — Валя не сразу понял, в чем подвох. Это потом он что-то осознал, сопоставил… а пока заговорил с этим, как будто оно было Тином.

— Нашел, — вернувшийся взамен брата, выглядящий, как брат, опустил на пол толстую стопку бумаг, несколько папок, покрытых инеем. От них тянуло гнилью и сладковатым, тошнотворным запахом.

— Это… сокровище? — Валя даже забыл на миг о больном горле.

— Еще какое, — незнакомо, по-взрослому ухмыльнулось… ухмыльнулся Тин.

От этого воспоминания Зимин даже на секунду забыл о кончившемся воздухе. Дернулся ниже, нырнул под стол и протянул руку к ноутбуку… нет его, пропал! Со всеми данными из тех папок… В порядке, с выводами, с версиями. Про три года, и про то, как этот срок сложно продлить, и как это… этот Тин, или Тина, или кто бы то ни был из живущих взаймы рыдает по прошлому. На мертвой дороге умели поднимать людей, но не учили жить вперед. Зачем? Пусть работают, пусть строят.

— Думаешь, тебе поверят? — Девушка сидела, покачивая скрещенными ногами в такт колесному ритму. — Не сочтут сумасшедшим? Вон, Илья никому не верил. И не поверил бы. Он думал, что у меня любовник, без которого я не могу. А я не могу без себя. Вот ты, Валя… сможешь без себя?

Вместо снежной ваты во рту оказалась раскаленная смола. Теперь Зимин не просто задыхался: в легкие и желудок текла жидкая боль. Вцеплялась во внутренности, закручивала их, превращала в тлеющие угли. Живот будто наполнялся жаром и пеплом. Зимин свалился на пол и, корчась, пополз к двери.

Вагон тряхнуло, и купе захлопнулось, отрезав луч света из коридора.

Валя ехал в лагерь на Черное море — на самое настоящее море! Туда, где тепло, и юг, и даже обещали настоящую черешню… Что это такое, Валя не знал, но очень хотел попробовать.

Тин — ссохшийся и осунувшийся, то и дело перхающий гноем — оставался дома. Родителям он не по-детски серьезно доказывал, что не вынесет дороги. Вале сказал прямо:

— Мне уже от тела далеко не отойти. Мутит.

Еще давно, через неделю после того, как был найден «клад», Тин сводил брата к месту своей гибели. Они прошли по длинному извилистому оврагу, влезли в едва приметный лаз и спрыгнули в комнату с бетонными стенами. На одной из них висел плакат «Трансполярная магистраль: Салехард-Игарка». Тин — новый Тин — протянул руку и показал на себя старого, придавленного железной балкой на проходе в соседнюю комнату.

— Вот, — пробормотал он, будто это все объясняло.

— Вот, — прошептал Валя. Смысл этого самого «вот» он понял, уже учась в институте, разобрав записи мертвой лаборатории по косточкам. Восемьдесят тысяч заключенных. Сорок миллиардов рублей. Километры рельсов по вечной мерзлоте, и вместо шпал — трупы. Когда «шпалы» в этом аду начали оживать, кто знал, что эксперимент над смертью вырвется на свободу и начнет расползаться все дальше и дальше от трансполярной?…

Позже, вернувшись с моря, он не застал брата дома.

— Пропал, — вытирала слезы мать.

— Сбежал, негодяй, — коротко брякнул отец.

«К телу вернулся», — шепнул Валя. Именно тогда у него появилась привычка разговаривать с самим собой.

Перед глазами у Зимина плыли багровые круги. Он уже не чувствовал тела, не помнил себя, не ощущал ничего, кроме всепожирающей дикой боли.

И только голос Тины шелестел вокруг него, не давая до конца раствориться в плавящем мясо и кости пламени.

— Я любил его. Понимаешь? Любила. И хотела остаться. Забыть про прошлое. Платила шаманам, бабкам, сектантам… деньги кончались. А он не понимал. И я сорвалась. Вернулась к себе. И все равно плачу. Раньше платила, а теперь плачу. Думаешь, сколько он меня будет искать? День? Неделю? Доведет моих родителей до слез? Поверит им? Как ты думаешь?

Сердце Зимина екнуло в последний раз и остановилось.

— Илья тоже тебя любил, — буркнул он, поднимаясь с пола. Отряхнул колени. Морщась, потянул волос из-под ногтя. — Не как ты его, но все же… Не рыдай.

Бывший головопатолог сошел с поезда в Пурпе и уселся на вокзале, ждать состава в южном направлении, к черешне.

Утром в вагоне включили радио. На удивление, из скрипучего приемника звучало не диско десятилетней давности и не «Белые розы», а свежие новости.

Проводница шваркнула на столик стакан с чаем и удалилась к себе, шипя «сошел раньше и белье не сдал… самый умный, к-козел».

Илья звенел ложечкой, щурясь от головной боли.

— Авария на привокзальной площади в Тобольске, — деловито вещал диктор. — Водитель такси не справился с управлением и врезался в фонарный столб. Водитель погиб на месте, пассажир к вечеру скончался в реанимации от полученных травм.

Илья допил чай и стал собирать вещи. В окно он старался не смотреть — в рассветных сумерках почему-то казалось, что от подножья железнодорожной насыпи, из-под снежного одеяла расползается черная гниль. Илье даже казалось, что он чувствует на губах сладковатый привкус, хотя… он же не клал сахар в чай?