Читаем без скачивания Пути Абсолюта - Александр Дугин

Метафизика никогда не существовала в земной истории как некая абстрактная и недостижимая цель, как размытый, далекий и недоступный горизонт. Напротив, принцип трансцендентного, будучи применен к любому бытийному уровню, в том числе к земной реальности, к реальности земного человечества, с необходимостью организует этот уровень в соответствии со строгой структурой, из него вытекающей. Поток становления исторического человечества при наличии метафизической перспективы сразу же приобретает логику, ориентиры, иерархизацию, смысл, направление и т. д., так как в жизненный хаос привносится вертикальная ценность, большее или меньшее соответствие которой становится мерой различения существ и вещей, мерой их упорядочивания. Это логически приводит к возникновению метафизической доктрины, которая сосредоточивает в себе все возможные пути метафизической оценки данного уровня природы, т. е. в нашем случае — природы земной и человеческой. Таким образом, историческая форма существования метафизики в человечестве имеет строго определенные черты, свойственные лишь земному срезу универсальной природы. Эта земная метафизическая доктрина — “метафизика для земли” — лежит в основе всего того, что мы называем словом “традиция”, одной из форм которой является современное понятие религии. Однако традиция, какой бы полноценной она ни была, с неизбежностью подвержена в своем внешнем аспекте законам становления, и поэтому ни одна конкретная традиция не может до конца отождествиться с метафизической доктриной, которая по своему определению является неизменной и постоянной. Но в то же время на своем внутреннем уровне конкретная традиция должна быть напрямую сопряжена с метафизикой, и в этом заключается ее вполне обоснованные претензии на “вечность”, “непреходящесть”, на внутреннее тождество с “Sophia Perennis”, ”вечной мудростью”.

“Метафизика для земли” — это всеобщий исток исторической мысли, который не только воплотился в сакральных учениях человечества, но и вообще сформировал человеческое сознание от начала до конца, вплоть до того, что сам человек в традиционных цивилизациях считался “воплощением метафизики” или “земным отражением абсолюта”. Поэтому все содержание человеческого сознания ориентировано вертикальной метафизической осью. Иными словами, это сознание сущностно является символическим, то есть предполагающим за всякой вещью ее невидимую, но, тем не менее, с необходимостью присутствующую метафизическую сущность. И наиболее полно символизм человеческого сознания как такового проявляется в “человеческом языке”, который и есть чистое выражение принципа метафизики, коль скоро сама идея названия предмета (то есть нечто выходящее за предел тавтологического равенства этого предмета самому себе) есть реализация изъятия предмета из потока изменения, “увековечивание” его сущности, независимо от наличия или отсутствия его самого.

Метафизика, таким образом, воплощается в Традиции, понимаемой в широком смысле, включая формирование самого человека как вида, как “мыслящего” и “говорящего” животного. Человек и его сознание исторически являются частью Традиции, элементами метафизической доктрины. Напротив, утверждение, что “Традиция является частью человека”, совершенно не соответствует истине. Это станет очевидным, если мы обратим внимание на тот простой факт, что человек, как и все твари, подвержен становлению и, являясь частью становления, не может быть заинтересован в прекращении и отмене этого становления, то есть в том, что как раз и составляет сферу метафизики. А кроме того, земное человечество не вечно — его когда-то не было и когда-то не будет снова. Традиция же в своем метафизическом аспекте не зависит от человека, поскольку, имея дело с вечным, она не может зависеть от временного и конечного. Именно поэтому сущность традиционного, метафизического сознания, да и человеческого сознания вообще, ориентируется на преодоление человеческой ограниченности, на преображение человека, на его превращение в нечто большее, нежели он сам. Это проявляется не только в традиционных, метафизических и религиозных учениях, но и в самых банальных клише человеческого разума. Вспомним знаменитый пример из “Махабхараты”, где “бог” смерти Яма, в образе ракшаса явившийся своему сыну Юдхистхире, старшему из Пандавов, для того, чтобы испытать его, спрашивает: “Каково самое большое чудо у людей?” — на что мудрый Юдхистхира отвечает: “Самое большое чудо в том, что люди, каждый день видя вокруг себя смерть, продолжают жить так, как если бы они были бессмертны”. Действительно, даже в обыденной жизни самые убогие и ничтожные люди подчас действуют и рассуждают так, как “если бы они были бессмертными и бесплотными ангелами, парящими в пустоте”.[2] Другими словами, бездны человеческого солипсизма, особенно гротескно проявляющиеся на фоне современного духовного и религиозного упадка, были бы совершенно необъяснимы, если не учитывать инерциальную преемственность человеческого сознания сознанию над-человеческому или, если угодно, нечеловеческому, сконцентрированному в метафизической доктрине.

Итак, мы определили в общих чертах то, что следует понимать под термином “метафизика” и под сопутствующими ему терминами “трансцендентное” и “абсолютное”. Что же касается термина “онтология”, “учение о бытии”, который иногда рассматривается почти как синоним “метафизики”, то мы считаем, что их отождествление никоим образом не правомочно. Хотя трансцендентное (метафизическое) начало и включает в себя сферу чистого бытия, бытия принципиального, а потому и над-физического, оно рассмотрением этого бытия отнюдь не исчерпывается, относясь к реальностям еще более высоким (нежели сфера онтологии), к реальностям не-бытия, также закономерно включенного в область метафизики.

Глава II. ПЛАНЫ МЕТАФИЗИКИ

ассмотрим общую структуру бытия и бытийных планов в соответствии с метафизической доктриной. Для этой цели воспользуемся индуистской терминологией, наиболее богатой в отношении детально разработанных метафизических концепций,[3] хотя следует подчеркнуть, что и в других традициях существуют аналогичные представления, на которые по мере необходимости мы будем ссылаться. Метафизика, по большому счету, не может быть ни христианской, ни индуистской, ни китайской, ни исламской, ни какой-либо другой: существуют лишь разные способы изложения единой метафизики, свойственные той или иной исторической традиции, причем в некоторых из этих традиций одни аспекты разработаны более подробно, а другие менее. Поэтому подчас следует искать в других традициях то, что отсутствует в данной, тем более что, если внимательнее приглядеться и к самой этой традиции, мы обязательно найдем и в ней недостающий элемент, быть может, слишком завуалированный или попросту забытый некоторое время назад. Такое положение дел относится, однако, только к описательной стороне метафизики, с которой имеют дело эти исторические религиозные (или нерелигиозные) традиции. В вопросе оценки тех или иных областей метафизики, их аксиологической окрашенности все обстоит гораздо сложнее, и разногласия между различными историческими традициями имеют подчас очень глубокое основание.[4]

Итак, общая картина всех основных элементов метафизики такова:

Первым метафизическим принципом является совершенно иное, невыразимое, абсолютно потустороннее, непознаваемое, отсутствующее. Этот первопринцип, чисто трансцендентное, индуизм называет “брахма ниргуна” (“бескачественный абсолют”), а еврейская каббала —“эн-соф”. Во всех традициях этот метафизический уровень связан с отрицанием, все его имена сопряжены с обязательным преодолением, уничтожением того, что содержится в позитивной части высказывания. Этот трансцендентно-апофатический подход, который, как мы увидим далее, характерен и не только для первопринципа, тем не менее именно здесь является совершенно радикальным, т. к. здесь и только здесь утверждается совершенная невозможность перевести непознаваемое в какую бы то ни было (пусть даже парадоксальную) познаваемую величину. Как бы далеко мы ни отодвигали пределы вселенского ведения — первопринцип всегда остается за чертой, одинаковым образом не присутствуя ни в самом большом, ни в самом малом. Абсолютно потустороннее всегда выступает как недостижимое и нереализуемое, тогда как другие метафизические планы, хотя и самых высоких порядков, всегда заключают в себе возможность быть реализованными, даже в том случае, если по отношению к другим, более низким, уровням они и выступают как относительно апофатические принципы.

Абсолютно потустороннее — это преодоление преодоления, это всепокрывающая и ничему не тождественная категория, из которой (негативным образом) возникает все,[5] и в которой исчезает все, без того, чтобы хотя бы в малейшей степени ее затронуть. Это — начало начал, никогда и ни при каких обстоятельствах не могущее быть определенным, т. е. ограниченным чем бы то ни было. Этот уровень не может быть назван “абсолютным бытием”, “абсолютной идеей”, “абсолютной реальностью”, “абсолютной возможностью” и т. д. Он есть “абсолютное” без добавления какого бы то ни было понятия, поскольку это вообще не бытие, не идея, не реальность, не возможность, не нечто, но и не ничто. Согласно брахманической формуле, этот уровень определяется “нети-нети”, т. е. “ни то, ни то”, будучи запредельным по отношению ко всем видам двойственности, даже по отношению к высшей метафизической двойственности (превышающей, в свою очередь, само единство!) бытия и небытия. Поэтому индуисты говорят о том, что “брахма ниргуна” не есть “ни сат, ни асат”, т. е. “ни сущий и ни несущий”, ни бытие и ни небытие, но — принцип адвайты, недвойственности,[6] отнюдь не совпадающей, тем не менее, с единством бытия (сат).