Читаем без скачивания Ключи к полуночи - Дин Кунц

Время, проведенное во сне, было напрасно потерянным, выпавшим, украденным. Экономя три часа каждую ночь, за год он сберегал тысячу сто часов жизни; тысячу сто часов, в течение которых можно было читать книги, смотреть фильмы, заниматься любовью; это более сорока пяти дополнительных дней, когда можно наблюдать, изучать, учиться — и делать деньги. Время — деньги, возможно, это банальность, но также и истина. А деньги, в философии Алекса, были единственным верным способом добиться двух наиважнейших в жизни вещей: свободы и достоинства, которые значили для него в десять тысяч раз больше, чем любовь, секс, дружба, слава и религия, вместе взятые.

Он родился и вырос в бедной семье двух безнадежных алкоголиков, для которых слово "достоинство" было таким же пустым звуком, как и слово "ответственность". Будучи еще ребенком, он решил, что откроет секрет богатства. И он нашел его еще мальчиком: секрет богатства — время. Алекс усердно учился. За двадцать лет умелого обращения со временем его капитал вырос с пятисот долларов до более чем четырех миллионов. Он верил, что обычай поздно ложиться и рано вставать был главным фактором его феноменального успеха.

Обычно душ, бритье и одевание занимали у него первые двадцать минут после пробуждения, но в это утро он сделал исключение и позволил себе расслабляющую роскошь — почитать в постели. И именно там, с книгой в руках, он осознал, кто была Джоанна Ранд. Пока Алекс читал, его подсознание, не любившее тратить время зря, явно было занято тайной Джоанны, потому что, хотя он и не думал об этом специально, вдруг возникла связь между ней и лицом из его прошлого.

Со времен студенчества, когда ему нужно было найти решение по личному или деловому вопросу, Алекс разговаривал с собой. Теперь он отложил книгу и сказал: "Боже Всемогущий, это она. Обязана быть ею. Джоанна выглядит, как она, но лет на десять старше. И звучит, как она, лет десять спустя".

Он встал с постели, принял душ, побрился. Пристально разглядывая в зеркале ванной комнаты свои гладко выбритые щеки, Алекс рассуждал: "Спокойно, старик. Может быть, сходство не такое уж явное, как ты думаешь. С тех пор, как ты увидел фотографию Лизы Шелгрин, прошло десять долгих лет. Стоит сравнить фотографии: Джоанна Ранд может оказаться так же похожей на Лизу, как жираф на пони".

Он оделся и сел за стол в гостиной комнате номера, продолжая развивать мысль: "Кроме того, разве не известно, что у каждого человека в мире есть один или два не имеющих к нему никакого отношения двойника? Известно. Значит, сходство здесь может быть чисто случайным. Вполне. Над этим надо подумать".

Некоторое время Алекс задумчиво смотрел на телефон, а затем сказал: "М-да. Только все дело в том, что я никогда не верил в чистую случайность". Хантер организовал в Соединенных Штатах вторую по величине детективно-охранную фирму лишь благодаря тому, что не верил в случайное стечение обстоятельств, кропотливо отыскивая связь между событиями, которые, казалось бы, были переплетены между собой чисто случайно. Наконец, он придвинул телефон, снял трубку и заказал через коммутатор отеля разговор со Штатами. Задержки, проблемы многоканальности, прерывание связи — через все это ему пришлось пройти не однажды, но все-таки ему удалось дозвониться до штаб-квартиры своей фирмы. В 8.30 утра в Киото — 4.30 пополудни в Чикаго. Он говорил с Тедом Блейкеншипом, шефом чикагской конторы: "Тед, я хочу, чтобы ты лично пошел в отдел нераскрытых дел и вытащил на свет все, что у нас есть на Лизу Шелгрин. Мне нужен этот материал в Киото, и как можно скорее. Обработай и отдай его кому-нибудь из наших младших сотрудников, у кого нет сейчас задания, и пошли его первым же подходящим рейсом в нужном направлении".

Блейкеншип, тщательно подбирая слова, медленно произнес:

— Алекс, означает ли это, что дело снова возвращается в работу?

— Не думаю.

— Может, тебе удалось найти ее столько времени спустя, как ты думаешь?

— Я честно не знаю, Тед. Скорее всего, что нет: я гонюсь за призраком, и ничего из этого не выйдет. Надеюсь, этот разговор останется между нами.

— Конечно.

— В отдел пойди сам. Не посылай секретаря. Я не хочу, чтобы поползли слухи.

— Понимаю.

— И сопровождающий, кому это поручишь, тоже не должен знать, что в бумагах.

— Не беспокойся. Но, Алекс... ведь, если ты нашел ее, это сенсация, а?

— И очень большая, — согласился Алекс. — Позвони мне, когда все сделаешь, и дай знать, когда можно ожидать посыльного.

— Договорились.

Алекс положил трубку и подошел к одному из окон гостиной. Он стоял, наблюдая за велосипедистами и мотоциклистами на многолюдной улице внизу. Каждый из них, казалось, знал цену времени: все спешили куда-то попасть. Он увидел, как один из велосипедистов, неверно оценив ситуацию, попытался проскочить между двумя машинами, когда для него не было достаточно пространства. Белая "тойота" задела велосипедиста. Человек и велосипед попали в жестокое, тормозящее, катящееся, подпрыгивающее сплетение ног и покореженных велосипедных колес, рук и велосипедных рулей. Завизжали тормоза, движение остановилось, люди бросились к сбитому человеку. Алекс, не будучи суеверным, ощутил незнакомое ему жуткое чувство, что ему в этот момент был послан омен — недобрый знак.

Глава 7

В полдень Алекс встретился с Джоанной, чтобы пообедать в Мицутани. Когда он снова увидел ее, то понял, что ее портрет, который он держал у себя в памяти, был настолько близок к оригиналу, насколько фотография Ниагарского водопада передает истинную красоту необузданно падающего потока. Она была много золотистее, живее, стройнее, ее глаза были синее, чем он помнил, хотя с тех пор, когда он видел ее в последний раз, прошла только одна ночь. На Джоанне был надет то скромно скрывающий ее формы, то провоцирующе облегающий терракотовый брючный костюм, дополненный ярким красным шарфиком и красным керамическим браслетом на левом запястье. Алекс взял ее руку и поцеловал, не потому, что он был приверженцем европейских манер, но потому, что это давало ему удобный предлог прикоснуться к ее коже.

Мицутани представлял из себя ресторан, разделенный перегородками из рисовой бумаги на много отдельных кабинетов, в каждом из которых стол сервировался строго в японском стиле. Потолок был невысокий: голова Алекса не доставала до него менее восемнадцати дюймов; пол был из отполированной до блеска сосны и такой светлый, что казался прозрачным и глубоким, как море. В вестибюле Алекс и Джоанна сменили свою уличную обувь на мягкие тапочки, и миловидная официантка провела их в кабинет, где они сели на пол, рядом друг с другом, на тонкие, но удобные подушечки, разложенные перед низким столиком. Перед ними находилось окно площадью в шесть футов, за которым был виден сад, обнесенный стеной. В конце года в саду уже не было цветов, чтобы порадовать взор, но можно было полюбоваться ухоженными вечнозелеными деревьями нескольких видов и зеленым ковром мха, который еще не успел по-зимнему побуреть. В центре сада находилась каменная пирамида, из которой на высоту семи футов бил фонтан; сотнями маленьких ручейков вода сбегала в мелкий, покрытый рябью пруд. Алекс никогда не видел ресторана более совершенно подходящего для влюбленных, чем этот; это было местечко, в котором вполне можно было заложить первые камни в здание нового романа.

Алекс попытался поудобнее устроиться на подушке, ища положение, которое позволило бы разместить его длинные ноги под низким столиком, и дважды ненамеренно коснулся коленями ее ног. Смутившись от своей неловкости, он улыбнулся и сказал:

— Япония очаровательна, но я здесь не в своей тарелке. Когда я улетал из Чикаго, мой рост был шесть футов и два дюйма, но, клянусь, кажется, в самолете я подрос еще на два фута. Здесь все такое хрупкое. Я чувствую себя как неуклюжий, грубый, волосатый варвар.

— Напротив, — сказала Джоанна, — для ваших габаритов вы довольно грациозны, даже по японским меркам.

— Спасибо, но я знаю, что это не так.

— Вы хотите назвать меня лгуньей?

— Как?

— Лгуньей. — Она притворилась, что обиделась.

— Конечно, нет.

— Тогда что вы скажете обо мне?

— Это была только дань вежливости.

— Вы хотите сказать, что человек может лгать, чтобы быть вежливым?

— Я хочу сказать, что я медведь, гиппопотам, и я знаю это.

— Я бы не сказала, что вы грациозны, если бы так не думала. Я всегда говорю то, что думаю.

— Все так делают.

— Да? И вы тоже?

— Всегда.

— Вы как нельзя лучше подходите мне.

— Я запомню это.

— Я этого и хочу, — сказала Джоанна.

Ее голос дрогнул, ясные голубые глаза встретились с его глазами:

— Мне нравятся люди, которые говорят то, что думают, даже если они говорят мне вещи, которые я не хотела бы слышать. Поступая так с другими, я надеюсь, что и они ответят мне тем же, и к черту все эти политесы между друзьями. Если вы не уйдете, то увидите, что я говорю правду.