Читаем без скачивания Крестовый поход идиота - Клиффорд Саймак

Я не перестаю поражаться легкости, с которой этот носитель использует мои возможности, и не перестаю ужасаться способам их применения. Меня более чем удивляет его собственная убежденность в своей умственной ущербности; его действия с момента моего внедрения этого не подтверждают. Возможно, культ неполноценности является характерной чертой этого вида, а может быть, думать о себе иначе считается дурным тоном.

Однако я начинаю подозревать, что каким-то образом он меня вычислил и с помощью этой непонятной стратегии пытается выжить. В таком случае оставаться с ним не вполне корректно с моей стороны, но он показал себя таким отличным местом для наблюдений, что было бы жаль его лишиться.

На самом же деле, я ничего не знаю. Я мог бы, конечно, взять под контроль его сознание, разобраться в истине и во всем, что меня смущает. Но я боюсь, что таким образом он потеряет ценность как свободный агент, и качество наблюдений снизится. Я решил выждать, прежде чем пойти на крайние меры.

Я позавтракал наспех, так мне не терпелось начать. Ма спросила, что я собираюсь делать, и я сказал, что просто пойду погуляю.

Первым делом я пошел к дому священника и сел там у забора между домом и церковью. Вскоре вышел проповедник Мартин и принялся ходить туда-сюда по своему, как он его называет, садику, притворяясь погруженным в благочестивые мысли. Но я всегда подозревал, что это только способ произвести впечатление на старушек.

Я легко дотянулся до него и так в него вошел, что, казалось, будто это я, а не он, расхаживаю туда-сюда. Странное чувство, скажу я вам, потому что все это время я прекрасно знал, что сижу за забором.

Ни о чем благочестивом он не думал. Он мысленно подбирал аргументы в пользу повышения своего жалования, которыми собирался сразить руководство церкви. Некоторых он клял за то, что они сквалыги и захребетники, и здесь я с ним соглашался, потому что так оно и есть.

Осторожно, как бы крадучись в его мыслях, я вынудил его думать об органистке Дженн Смит — о том, как он с ней обращается, и заставил его покраснеть от стыда.

Он попытался прогнать меня, хотя и не знал, что это я; он думал, что это в его собственных мыслях такое безобразие. Ничего у него не вышло. Я в него глубоко влез.

Я заставил его думать о том, как прихожане верят в него, считают своим духовным наставником; заставил его вспомнить молодость, когда он только вышел из семинарии и смотрел на свою жизнь, как на великую миссию. Я заставил его признаться в предательстве всего, во что он тогда верил, и так его извел, что он чуть не заголосил. И наконец, я заставил его осознать, что только чистосердечное раскаяние может его спасти. Только раскаявшись, он сможет начать новую жизнь и оправдать доверие прихожан.

Я ушел, чувствуя, что хорошо поработал, но время от времени решил проверять.

Потом я зашел в магазин, сел и принялся наблюдать за Бертом Джоунсом, подметавшим пол. Пока он со мной разговаривал, я пролез в его мысли и напомнил ему все случаи, когда он платил фермерам за яйца меньше, чем на рынке, когда должникам приписывал лишние счета, и как он обманывал налогового инспектора. На инспекторе он порядком струхнул, но я продолжал над ним работать, пока он не решил отдать деньги всем, кого обманул.

До конца я эту работу не довел, но успокоился на том, что в любое время могу вернуться и, глядишь, Берт станет честным человеком.

В парикмахерской Джейк стриг какого-то мужчину. Мне было все равно, кто это такой, — он жил в трех-четырех милях от города — и вообще я решил ограничиться своей округой.

Перед тем, как уйти, я заставил Джейка потрястись из-за рулетки, которой он баловался в задней комнате бильярдной, и он уже был готов во всем признаться жене.

Я пошел в бильярдную. Майк сидел в шляпе за стойкой и читал газету с бейсбольными новостями. Я тоже достал вчерашнюю газету и сделал вид, что читаю. Майк засмеялся и спросил, когда это я научился читать, и тогда я еще больше в нее углубился.

Выходя, я был уверен, что, как только за мной закроется дверь, он побежит в подвал и выльет весь самогон в канализацию, а там, еще немного усилий, и он прикроет свою лавочку.

На сыроваренном заводе мне почти не удалось поработать над Беном. Фермеры как раз привозили молоко, и его голова была слишком занята, чтобы в нее проникнуть. Но все же я заставил его подумать о том, что будет, если Джейк застанет его со своей женой. Я решил, что обработаю его по первому разряду, когда поймаю одного, потому что это проняло его сразу.

Вот такие я делал дела.

Работа была тяжелая, и временами мне хотелось ее бросить. Тогда я садился и напоминал себе, что довести ее до конца — это мой долг, что именно мне почему-то дана такая сила и что в моей власти использовать ее как следует. Более того, она не предназначена только для меня, для моих корыстных целей, но должна служить на благо людям.

Вряд ли я пропустил хотя бы одного человека в городе.

Помните, как мы сомневались, не закралась ли в наш план невидимая ошибка? Мы досконально проверили его, ничего не нашли и все же продолжали бояться, что на практике она обнаружится. Теперь я могу доложить, что такая ошибка есть. Вот она:

Осторожное и пассивное наблюдение невозможно, поскольку, как скоро вы внедряетесь в носителя, он начинает осваивать ваши способности, что становится фактором, разрушающим схему.

В результате я получаю искаженную картину жизни на этой планете. До сих пор я не хотел вмешиваться, но сейчас я вынужден взять под контроль ситуацию.

Берт, с тех пор, как стал честным, — счастливейший человек. Даже потеря всех своих клиентов, которые обиделись на него после объяснений и возврата денег, его не волнует. Я не знаю, как поживает Бен, — он исчез сразу после того, как Джейк наставил на него дробовик. Но, впрочем, все согласны, что Бен перестарался, когда пошел к Джейку и сказал, что так, мол, и так. Жена Джейка тоже пропала, и поговаривают, что она убежала за Беном.

Откровенно говоря, меня вполне устраивает все, что происходит. Все честные, никто никого не надувает, никаких азартных игр и ни капли спиртного во всем городе. Мэйплтон, наверное, самый нравственный город Соединенных Штатов.

Я думаю, так получилось потому, что я начал с искоренения собственных дурных наклонностей и вместо того, чтобы убить всех, кого ненавидел, я стал делать для них добро.

Правда, когда по вечерам я хожу по городу, меня удивляет, что счастливых мыслей в домах стало меньше, чем прежде. Иногда я вынужден ходить ночь напролет и поднимать у них настроение. А казалось бы — чем честнее человек, тем он счастливее. Я думаю, это потому, что раз теперь они не плохие, а хорошие, то и заняты не глупыми удовольствиями, а ведут серьезный и достойный образ жизни. Но одна мысль не дает мне покоя. Не сделал ли я все это добро из корыстных побуждений? Отчасти — да, чтобы загладить вину за убийство Элфа и банкира Пэттона. К тому же я трудился не для людей вообще, а только для тех, кого знаю. Это несправедливо. Разве только мои знакомые должны получать от этого пользу?