Читаем без скачивания Лиловый (I) (СИ) - . Ганнибал

Он заметил силуэт сидящего человека в тени, отброшенной пальмой, и ускорил шаг.

-- Сафир, -- негромко позвал он. -- Сафир.

Девушка повернула голову, но не поднялась со своего места. Острон подошел к ней, опустился рядом и вдруг обнаружил, что ее щеки блестят.

-- С-сафир, -- растерянно окликнул он, протягивая руку, -- ты... плачешь? Что случилось?

Подушечки пальцев осторожно коснулись ее кожи. Мокрая. Девушка повернула голову, уходя от его прикосновения, еле слышно вздохнула.

-- Это... самый ужасный праздник огня в моей жизни, Острон, -- наконец прошептала она. -- Нет, не спрашивай. Я...

Он молча пододвинулся к ней, взял за плечи и привлек к себе. Сафир дрожала. На какие-то мгновения Острон забылся, запуская пальцы в ее нежные волосы, пахнущие пустыней, так, как он делал это много раз, еще с детства, когда они оба были маленькими и часто играли вдвоем. Он любил ее волосы, они напоминали ему ночное полотно неба, и если был какой-то запах, который был бы связан с домом, это был запах ее волос.

Хотя, конечно, какой у кочевников дом...

-- Боги, почему только твоя мать разорвала тот свиток, -- выдохнула девушка, зарываясь носом в ткань бишта на его плече. -- Почему только твой отец так нелепо погиб в пустыне...

-- О чем ты, Сафир?..

-- Ведь если бы у тебя было доказательство того, что ты потомок Эль Масуди, -- продолжала шептать она, и ее руки тряслись, -- или если бы хотя б наследство твоего деда досталось тебе... мой отец бы согласился на брак. Но сегодня меня сосватал человек из другого племени, Острон. И мой отец дал согласие, потому что у этого человека табун коней и много верблюдов. Половину этого табуна он обещал моему отцу...

-- Сафир!..

Острон поднял голову, глядя перед собой, но не видя ни песков, ни шершавых стволов пальм. Этим утром в племя прибыли люди из другой ветви Нари, просили разрешения остаться на праздник, и какой нелепой теперь казалась ему собственная радость оттого, что на празднике будут присутствовать новые лица! Он сжал кулаки: и он еще рассматривал молодого парня, ведшего отряд, с любопытством, и гадал, нельзя ли будет с ним познакомиться, чтобы разузнать, как дела в соседнем племени!

В голове плясали дикие мысли. Схватить ее, бежать в пустыню -- нет, они погибнут, как погибли его отец и мать, как погиб его дед. Или их нагонит этот молодой богатый парень из другого племени, убьет его, Острона, и заберет Сафир назад... Или их нагонит отец Сафир и убьет их обоих -- за бесчестье, которое принесла ему дочь.

Вызвать этого богача на поединок!.. Но Острон, хотя и умел обращаться с ятаганом, прекрасно знал, что в драке с другим человеком он вряд ли выйдет победителем, дядя никогда не учил его сражаться с человеческим противником.

Совершить подлое убийство, подстрелить его исподтишка?.. Лук был в его руках действительно опасным оружием. Но выстрелить в живого человека -- совсем не то же самое, что стрелять в животное, как бы он ни ненавидел своего врага... Небо, подумал он, Мубаррад, что за мысли?!

Хрипло прокричала птица где-то сверху, в листьях дерева. Сафир вздрогнула. Он по инерции прижал ее к себе, но девушка уже мягко пихнула его в плечо.

-- Мне надо идти, -- прошептала она. -- Теперь отец вряд ли одобрит, что мы с тобой... проводим время вместе.

Ее глаза блеснули. Острон посмотрел на нее и вдруг почувствовал, что все это время она будто чего-то ждала от него -- но он так и не понял, чего. Девушка вытерла щеки рукавами свободной блузки, поднялась на ноги.

-- Я думала, дядя учил тебя охотиться на львов, -- сказала Сафир. Острон поднял голову.

-- Учил. Причем тут это?

Она фыркнула и побежала прочь, подметая песок подолом.

Это был самый ужасный праздник огня в его жизни; ни о каком веселье речи быть не могло, Сафир не присоединилась к танцующим девушкам, и Острон поплелся к себе в юрту. Он пытался понять, чего она ждала от него, зачем было это странное "учил тебя охотиться", только что-то упрямо не сходилось. В юрте было темно и пахло верблюжьей шерстью. Острон зажег остроносую лампу, осторожно поставил ее на низкий столик и упал в подушки. Жесткая ткань оказалась под его пальцами, и парень еще долго лежал, не считая времени, разглядывая узоры вышивки.

Полог юрты распахнулся неожиданно. Он резко вскинул голову, едва не опрокинул столик с лампой, но обнаружил, что это всего лишь вернулся дядя.

Смуглое морщинистое лицо Мансура погрузилось в тень. Он еще постоял на входе, держа полог поднятым, повернул голову. Острон смотрел на крючковатый нос дяди, на его густую бороду и ждал.

Дядя напоследок потянул носом и позволил пологу обрушиться. Все его движения, движения охотника на львов, были плавны и почти неуловимы, он стремительно прошел внутрь и опустился на подушку перед столиком. Острон недоуменно наблюдал за тем, как дядя Мансур достает из складок накидки трубку и разжигает ее от лампы. Дядя молчал и заговорил только тогда, когда первые клубы дыма медленно поплыли к матерчатому потолку.

-- Не нравится мне это, -- буркнул дядя.

-- Что? -- наконец рискнул спросить племянник: он давно уже знал, что когда дядя в таком настроении, любой неосторожный вопрос может привести к гневу. Что ни говори, братья были похожи, и хотя дядя Мансур всегда говорил, что уж он-то поспокойней, и он был больше похож на облитый маслом кустарник, поднеси лучинку -- и вспыхнет.

-- Все, -- дядя сердито затряс головой, отчего складки хадира задергались на его плечах. Дядя был большой приверженец традиций и редко расставался со своим головным убором, "гордостью нари", как он называл его. Острон временами ловил себя на мысли, что почти не представляет себе дядю Мансура без его потрепанного, завернутого в диковинный лабиринт на затылке хадира.

Дядя молчал, и Острон осмелился заговорить о том, что волновало его самого.

-- Что ты думаешь о приезжих нари, дядя?

-- Этот юнец, Адель? -- хмыкнул тот, взмахнув трубкой. -- Ну да, ведь он же приехал сватать Сафир.

-- Ты знал?!

-- Конечно, знал, -- дядя нагнулся вперед, внимательно заглядывая в лицо племянника. -- Ты не собираешься удрать в пустыню, Острон?

-- Н-нет, -- растерялся тот. -- Зачем? Я же знаю, что это верная гибель... н-ну, если ты имеешь в виду, взять с собой Сафир, выкрасть ее... все закончится точно так же, как и с моей мамой, правда?

Мансур вздохнул и откинулся назад. Его пронзительные темные глаза смотрели на огонек лампы.

-- ...Нет, -- наконец сказал дядя. -- То ли наша кровь еще не проснулась в тебе, то ли слишком слаба. Я опасался, что ты сорвешься с места этой ночью, Острон, и спешил вернуться. Это хорошо, с одной стороны... а с другой стороны, зачем-то разочаровывает меня. Она говорила с тобой, верно?