Читаем без скачивания Иной Путь - Влад Вегашин

Стас более-менее близко познакомился с Алфеевым, когда тот ухитрился подхватить воспаление легких, и ему пришлось срочно уходить с последней пары. Ветровский, глядя на едва стоящего на ногах Женьку, отпросился у Галины Викторовны и помог больному сперва добраться до такси, а потом до квартиры. И правильно сделал – сам Алфеев просто не дошел бы. Он почти потерял сознание еще во флаере, а когда Стас внес задыхающегося от жара парня в квартиру и уложил на кровать, Женька начал бредить. Стас со своего мобила вызвал врачей и сам им заплатил – по счастью, он как раз вчера снял со счета пятьсот евро на покупку нового мобила, так как старый работал со сбоями и порой просто выключался ни с того, ни с сего, но потратить деньги еще не успел.

Врачи не стали забирать Алфеева в клинику: вкололи несколько препаратов, оставили рецепт и рекомендации, и велели не оставлять больного, пока не придет в себя. Стас сделал себе чашку чаю, и устроился в Женькином кресле с ноутбуком, готовясь к завтрашним парам. Он настолько увлекся чтением, что пронзительный вопль дверного звонка заставил его подпрыгнуть. Несколько секунд поразмышляв, юноша решил все же посмотреть, кто пришел.

За дверью, нервно переступая на месте, стоял мужчина лет пятидесяти, одетый в дорогой костюм. Не успел Стас коснуться дверного замка, как тот вновь надавил на звонок.

– Кто ты такой? – резко спросил мужчина, тут же оттесняя Ветровского в глубь квартиры. Глаза у него были совсем как у Женьки.

– Стас, то есть, Станислав Ветровский. Мы с Женей учимся вместе.

– Что ты здесь делаешь, и где мой сын?

– Он в комнате, спит, – юноша вкратце пересказал события этого дня.

– Даже так? Спасибо. Меня зовут Георгий Антонович, и я, как ты понял, отец Евгения. Подожди на кухне, я посмотрю, как он там.

Ждать пришлось недолго. Уже через пять минут Алфеев-старший вышел к Стасу.

– Пока спит, – ответил он на немой вопрос студента. – Так, сколько ты заплатил врачам?

– Триста пятьдесят евро, – честно ответил Ветровский. Он был рад, что удастся получить деньги обратно – в конце концов, от этого богача явно не убудет.

– Хорошо. Держи, – Георгий Антонович протянул парню тысячную купюру. – Мельче у меня нет. А теперь послушай: если ты думаешь, что с Женей удобно дружить, потому что у него богатый папа – оставь эту затею. Я помогаю сыну, но только с работой. Получает он не так много, чтобы бросать подачки прихлебателям. За сегодня я тебя поблагодарил, но на большее не рассчитывай.

Стас почувствовал, что в глазах темнеет от ярости. Стек сейчас бросился бы на обидчика с кулаками, а возможно – и с кухонным ножом, так соблазнительно лежавшим на расстоянии вытянутой руки. Но Стас сдержался. Его лицо окаменело, взгляд стал совершенно безэмоциональным.

– А теперь вы, Георгий Антонович, послушайте меня. Я не знал, кто отец Жени – это первое. Я помог бы ему в любом случае – это второе. Мне не нужны ваши подачки и благодарности – это третье, – он бросил купюру на стол. – Если вы сумеете через Женю передать мне потраченные мною триста пятьдесят евро – я буду благодарен. Это четвертое. И наконец, пятое – если вы считаете, что все в этом мире меряется деньгами и делается ради денег – мне вас жаль, – он развернулся, намереваясь уйти, но удивленный голос собеседника остановил его на пороге кухни.

– Подожди, Стас, – юноша обернулся. Георгий Антонович стоял, чуть склонив голову на бок, и в его глазах читалось изумление пополам с каким-то еще чувством, которое Ветровский разобрать не мог. – Подожди. Извини, я тебя обидел. Деньги возьми – это не подачка, это благодарность. Ты пропустил пару, потратил свои деньги на такси, сидел здесь вместо того, чтобы идти домой.

– Я это делал не ради денег, – запальчиво возразил юноша.

– Это я уже понял, – Алфеев усмехнулся. – Тем не менее, лишними они тебе не будут. А еще у меня к тебе есть просьба.

– Какая? – Стас насторожился.

– Как ты понимаешь, Женя в ближайшее время не сможет посещать институт. Он и так плохо учится, нельзя, чтобы его выгнали. Ты не мог бы приходить к нему после занятий, рассказывать, что было на уроках и помогать проходить материал? Я понимаю, что у тебя много своих дел, может, работа, или что-то еще. Я заплачу за услугу.

– Не надо мне ничего платить. Я и так собирался приезжать. Это все? – холодно поинтересовался он.

В глазах Георгия Антоновича мелькнуло что-то странное – и он вдруг улыбнулся.

– Идеалист. Как ты собираешься жить со своим идеализмом? Даже нет, не так. Как ты собираешься с ним выживать?

– Как-нибудь выживу, – буркнул Ветровский, почему-то чувствуя себя виноватым.

– Наверное, это правильно, – протянул Алфеев. – Что ж, удачи тебе. Понадобится. А деньги все же возьми – едва ли ты полностью обеспечиваешь себя сам, и едва ли твои родители так богаты, чтобы отказываться от тысячи евро. Это не оскорбление, я просто хочу поблагодарить, как могу.

– Хотите поблагодарить – побольше общайтесь с сыном, – бросил Стас, сгреб со стола купюру – в чем-то бизнесмен был прав, в семье деньги лишними не будут, и направился к двери, чувствуя спиной задумчивый взгляд.

К Женьке он приехал на следующий день. Тогда-то Алфеев-младший, давясь слезами, и рассказал о своих взаимоотношениях в семье.

Нельзя сказать, что после этого ребята стали друзьями – скорее, хорошими приятелями. Дружба проверяется временем, а время еще не прошло. Но именно Женька оказался первым, кому Стас дал почитать книжку в синей обложке, столь кардинально изменившую жизнь его самого.

И сегодня в столовой Ветровский искал Алфеева взглядом, чтобы задать такой простой и обыденный вопрос: "Ну, как тебе?".

III. VII.

"Ум, красота и талант -

Все заслонил прейскурант!"

Преподаватель уголовного права откинулся на спинку высокого стула, закинул ногу на ногу, и начал отмечать на мониторе результаты семинара. Второкурсники, прекратив даже перешептываться, следили за движениями его руки, пытаясь угадать – напротив какой фамилии какая ставится оценка.

– Ну-с… Неплохо, неплохо. Лучше, чем в прошлый раз, – Валентин Александрович почесал уже полуседой висок. – Итак, господа юристы: Авканов – семь, Адаренко – пять…

Один за другим, по мере перечисления студенты вздыхали – кто с облегчением, кто горестно. Вторых было раза в два больше: мало того, что преподаватель требовательный, так и сама дисциплина – одна из самых сложных по объему изучаемого.

– Левтанов – двенадцать…

Самые завистливые зло покосились на счастливчика. Остальные никак не отреагировали – привыкли, второй год уже всё-таки. Сам же Левтанов довольно улыбнулся. Так, чтобы заметили не все, а только те, кто присматривался бы. Работать на ненужных людей – неблагодарное занятие.

– Эчвадзе – девять. Ну, – преподаватель посмотрел на наручные часы, – Всё, перерыв. Домашнее задание дам на следующей паре.

Группа высыпала в коридор, а затем, дождавшись, пока "старый хрыч" скроется в лифте, начала бурно делиться впечатлениями по поводу прошедшего семинара.

– Вовк? – к Левтанову, приводящему около зеркала в порядок вечно растрепывающуюся прическу, подошел его друг-сокурсник.

– Коль, я же просил…

– Хорошо, хорошо, извини. Владимир!

– Во! Я слушаю вас, Николай! – Левтанов, закончив с зеркалом, с улыбкой повернулся к собеседнику.

– Владимир, как вы смотрите на то, чтобы спуститься в кафе?

– Отличная мысль, Николай, я всецело ее поддерживаю!

Ребята направились к лестнице, не став ждать лифта.

– Слушай, а ты это… реферат сделал? По уголовному? – Коля оглянулся по сторонам, отслеживая, чтобы никого из их преподавателей не оказалось поблизости.

– Что, опять? – вздохнул Левтанов.

– Мне только посмотреть! Ну, не понимаю я ее, не понимаю!

– Его.

– Его… Все равно не понимаю!

– Раздолбай ты… Ладно, завтра принесу.

Реферат, в принципе, ему был не нужен, так как он его уже сдал. А резервный файл… Ладно, черт с ним, пусть читает. Нехорошо будет, если одного из немногих людей, с кем можно нормально пообщаться, отчислят.

Самому Володе – или, как он приучал себя звать, Владимиру – учеба давалась не то что очень легко, но порядком легче, чем другим из их группы. Начиная хотя бы с того момента, что он поступил на юрфак не "потому что престижная высокооплачиваемая профессия", а по собственному выбору. Реальный же интерес к объекту изучения – уже половина дела. Особенно это стало заметно на фоне сокурсников: отличников, кроме Левтанова, в группе было всего трое, плюс человек десять хорошистов – конечно, если смотреть на тех, кто учился реально, а не проплачивая каждый второй экзамен.

Вторым немаловажным фактором, без которого, наверное, первый оказался бы бесполезным – с преподавателями просто нереально везло. На взгляд Владимира, конечно же. Если для прочих это были "стервы", "сволочи" и прочие нелестные эпитеты, то для него – честные, неподкупные люди. Честные, конечно, в меру – чтобы совершенно честные люди, да в институте? То есть хоть им и приходилось довольно часто ставить положительные оценки совершенно не заслуживающим их, но и тем, кто того заслуживал, они баллы не занижали, оценивая по должному.