Читаем без скачивания Алексей Косыгин. «Второй» среди «первых», «первый» среди «вторых» - Телицын Вадим Леонидович

Эти заседания очень многое дали Алексею Николаевичу, по его собственному признанию; до этого ему практически не приходилось решать вопросы финансовой жизни всей страны, а не только отдельных отраслей хозяйства… Но пришлось «схлестнуться» с министром финансов Зверевым, который считал — хотя вслух, естественно, не произнес ни слова, — что Косыгин «занялся не своим делом». Он и сам был бы не прочь отойти в сторону от тех вопросов, в которых пока (пока!) не считал себя специалистом, но возражать Сталину, как и все, тот же Зверев — не смел.

Лето 1946-го в европейской части выдалось жарким и засушливым, в восточных областях — дождливым. Посевы зерновых на разоренных войной западных территориях гибли, население и в городах, и в особенности на селе голодало. Сообщалось о голодных смертях. Ситуация складывалась критическая, и в начале осени Алексей Николаевич подготовил докладную записку на имя Сталина. Тот согласился его принять.

Разговор был коротким. Сталин был не в настроении, и это было заметно, что называется, «невооруженным глазом».

Алексей Николаевич постарался быть очень кратким:

— Товарищ Сталин, ситуация с продовольствием в центрально-европейских областях СССР напряженная, не хватает самого необходимого, даже по карточкам. Из ряда областей приходят тревожные сигналы о голодных обмороках и даже о смертях…

Сталин оставался невозмутимым, но Косыгин увидел, как постепенно сужались его глаза… Первый признак скорого «взрыва»… Но Косыгин нашел в себе силы продолжить:

— Товарищ Сталин, мы предлагаем осуществить ряд безотлагательных мер…

Договорить не успел, Сталин прервал его, резко и громко:

— Товарищ Косыгин, я не верю паникерам и не намерен разбазаривать наши резервы!

Когда Косыгин вернулся в свой кабинет, «его лицо было покрыто красными пятнами, руки дрожали», ни на какие вопросы не отвечал…[267]

После этой встречи Алексей Николаевич вывел сам для себя: экономическая политика будет проводиться государством, то есть — Сталиным — так, как считает «первое лицо», причем — твердо и неуклонно, невзирая на чрезвычайные обстоятельства и многочисленные жертвы, поскольку «государство — это все». Косыгину был дан сигнал сконцентрироваться на главной задаче — денежной реформе, увязанной с отменой карточной системы.

А. А. Андреев, Н. М. Шверник, Н. А. Вознесенский, А. Н. Косыгин (слева направо) и другие в Президиуме VII сессии Верховного Совета РСФСР. Москва. 1946. [РГАКФД. Ед. хр. 6775]

Отмена карточек на продовольственные и промышленные товары планировалась на 21 октября 1947 года (сроки в итоге не выдержали), причем — с дифференцированием розничных государственных цен. Так, на хлеб и крупу цены предполагалось снизить в среднем на 10 %, но на мясо, рыбу, жиры, сахар, кондитерские изделия — оставить на уровне существующих цен. Цены на картофель, овощи, фрукты, яйца, молоко и чай предлагалось повысить — не менее чем на 15 %, а на спиртные напитки, на пиво и мороженое снизить в среднем на 29 %. Считалось, что подобного рода балансировка даст возможность снизить существующие коммерческие цены на продовольствие в три раза.

На ткани, обувь и одежду планировалось устанавливать единые государственные розничные цены, но в сельской местности — на уровне действующих, а в городе — «в среднем» на 10 % ниже уже существующих.

На папиросы и табак розничные цены предлагалось оставить без изменений, на парфюмерные изделия снизить в среднем по сравнению с ценами в коммерческой сети в 2,5 раза. На 35 % планировалось снизить государственные розничные цены и на товары «длительного пользования» — радиоприемники, патефоны, фотоаппараты, охотничье оружие. Но в то же время цены на мыло подымались на 100 %, а на спички — на 50 %.

А. Н. Косыгин, В. М. Молотов, И. В. Сталин в почетном карауле у гроба В. В. Вахрушева. Москва, ГУМ. 14 января 1947. [РГАКФД. Ед. хр. 9203]

Дифференцирование розничных государственных цен рассматривалось как некий механизм, с помощью которого удастся, с одной стороны, избежать резкого их роста на те или иные товары, с другой — не допустить падения доходов казны. Причем к вопросу о дифференцировании подходили, просчитывая, какие товары «при любом раскладе» будут востребованы населением, например спички и мыло — как товары «повседневного спроса», а значит, можно увеличить цену по максимуму; а на какие — как товары «длительного пользования» — можно и значительно понизить… Население, правда, реагировало по-своему, но об этом чуть ниже.

Прейскурант единых розничных цен на все продовольственные и промышленные товары поручалось — Министерству торговли и Министерству финансов — разработать и утвердить в срок до 1 июля 1947 года. Дабы избежать появления дефицита, предлагалось принять все меры не только «по расширению в 1947 году мощности» промышленного сектора, но и для организации и обеспечения завоза продовольственных и промышленных товаров, а также по уменьшению «фондов внерыночного потребления», по сокращению отпуска товаров «для военных потребителей», по использованию государственного резерва промтоваров.

По предварительным расчетам самого Косыгина, в 1948 году горожане могли рассчитывать получить от снижения цен в коммерческой торговле экономию в 60 миллиардов рублей, а в государственной — 18 миллиардов рублей. В абсолютных выражениях это, конечно, выглядит солидно, а в относительных — к отдельно взятому человеку? Крохи! Понимал ли это Косыгин? Или «мыслил по-государственному», рассчитывая не повторять ошибок, как совсем недавно, с докладной Сталину по поводу голода? Так или иначе, но осторожничал… Только этим объясняются его «предложения» и «соображения» по поводу трат населения в 1948-м.

В то же время в 1948 году расходы на покупку товаров, по которым цены повышались, должны были увеличиться: по продовольственным товарам на 4 миллиарда рублей и по промышленным — на 14 миллиардов рублей. Если экономия выражалась в столь «приличных» цифрах — 78 миллиардов рублей, то денежные доходы рабочих и служащих в 1948 году по сравнению с первой половиной 1947 года можно было и уменьшить. Тем более что денежные доходы и расходы населения в IV квартале 1947 года «взаимно покрываются», а в 1948 году расходы должны были превысить доходы (за счет отложенных сбережений) на 10 миллиардов рублей.

Но в расчетах баланса денежных доходов и расходов населения непременным условием было запрещение «какого бы то ни было» повышения зарплаты и заготовительных цен. Вот так! По-государственному!

Ради централизации всего аппарата распределения продовольственных и промышленных товаров, ради отмены существующих самых минимальных льгот, предназначаемых рабочим «вредных производств», в период подготовки денежной реформы и отмены карточной системы предполагалось ликвидировать самостоятельно действующие отделы рабочего снабжения (орсы) на предприятиях в городах и рабочих поселках, а торговую сеть и сеть общественного питания, транспорт, торговые складские хозяйства и производственно-бытовые предприятия ликвидируемых орсов передать Министерству торговли СССР[268].

Идеи, предположения, расчеты были адресованы Косыгиным конкретно «первому лицу государства»: «Просим, товарищ Сталин, рассмотреть… и дать необходимые указания»[269].

С одной стороны, демонстрация желания сбалансировать интересы государства и общества, с другой — явное превалирование государственной выгоды, казна должна была в меньшей степени пострадать от реформы. Это — основная идея реформы, основная ее цель, главная задача, ориентир для всех и для каждого…