Читаем без скачивания Мёртвое море памяти - Елена Кузьмичёва

В тени высокого дома на бордюре сидел мальчик и сосредоточенно вычерчивал у себя под ногами круги крошечным куском мела, царапая пальцы об асфальт. У меня из рук выпала книга и оказалась вдруг на недосягаемом расстоянии, развернув страницы на теплой дороге, а не на каменных ступенях. Уступив здравомыслию, я всё же поднял её.

Лицемерие изящно согнулось в триумфальную арку при входе в мою жизнь. Теорема памяти осталась недоказанной, я чертил в воздухе равнобедренный треугольник, вписывал в него мнимое солнце, и ломал перпендикуляры о жаркую черноту крыш. Я отверг всё, чем жил, и отправился в путь. Я выбрал тонко отточенный грифель простого карандаша, скользящий по чистому листу бумаги. Я выбрал пустоту, испепеляющую дни и ночи, потому что ни одна эмоция больше не закрадывалась в обыденный узор моего бегства, ставшего привычным и вместе с тем безвозвратным.

Но отступать было поздно, и я продолжал идти вниз по ледяным ступеням среди полуденной жары. Я продолжал существовать. Как мертвый голубь на зеленой траве.

Страница 73

Эхо

Теперь я старался не смотреть под ноги, суеверно боясь увидеть очередной труп погибшей птицы. Я торопливо покидал своё лето, листая вперед страницы с числами, отдавая полы плаща порывам ветра и шагая в известном только ветру направлении. Моё лето утонуло в слякоти под ногами, его заглушил лай дворовых собак.

Внезапно возникший вектор света нарушил цельность пасмурного дня, опустившись из самой чёрной тучи на верхушку березы, сразу робко заблестевшей мокрыми листьями. Свернув в самый узкий из незнакомых переулков, я заплутал в одинаковых домах, и всё ускорял шаг, как человек, отчаявшийся искать, торопится выбрать нужное направление, всё ощутимей теряя секунды. Я ничего не искал, разве что какой-нибудь крохотной детали, которая отозвалась бы во мне эхом узнавания. Я лелеял свою придуманную тоску по призракам прошлого, которые всегда внушали мне нежное и болезненное чувство.

Отзвук той жизни, которой я когда-то обладал, а потом терял, терял, обретая пустое множество значений, которое всё пустело, хоть нечему было пустеть. Проходя через тихий двор, я увидел пятерых ребят на детской площадке, которые, увидев меня, начали переглядываться и шептаться. Этот смеющийся полушепот и лица в полоборота, обрамленные запахами дождливого дня вызвали неприятное, тяжелое эхо. Блаженное воспоминание, оскорбленное убогим повтором.

Я вспомнил своё падение с высокого дерева, куда я забрался, поспорив на щелбан с самим собой. Я упал спиной на скользкие камни, выступавшие из воды, как акульи плавники. С тех пор ни один камень ещё не посягнул на драгоценную память об этой сиюминутной смелости, не заботящейся ни о ком, даже о себе. Я соскользнул с камней и опустился на дно мелкой реки, высунув из холодной воды только лицо с зажмуренными от боли глазами. Глупая толстая рыба проплыла мимо моих плеч, ткнувшись в них слепым ртом. Песок нежно захватывал пальцы ног. Руки медленно немели, боль стихала в ледяной весенней воде. В переулке вновь пошёл дождь. Навстречу мне шел улыбающийся мужчина на двух довольно шатких костылях. У него не было ноги, но была бутылка водки, весело торчащая из кармана. Он то и дело опускал добрые, блестящие, пьяные глаза к её прозрачному стеклу. Едва он прошел мимо, дождливую тишь оборвал стеклянный звук разбивающихся надежд.

Я мысленно бросился на каменные акульи плавники, чтобы эта наблюдательная боль, разделенная лишь полумертвой сумасшедшей рыбой, вновь открыла мне глаза на тепло песка под тяжестью холодной реки, на азартный самообман, слепую веру в то, что ветка выдержит, на слезы жалости к самому себе, на доверчивое чутье рыбы, которая всего лишь проплыла мимо, на внезапную силу воли, которой я заставил себя выйти из спасительной воды. Но ничего не изменилось.

В проезжающем мимо автобусе девочка гримасничала, дразня подругу. Та схватила её за нос. Жизнь продолжалась. Всё вокруг было живо, жизнь обтекала меня, заставляя почувствовать болезненный контраст между ней и моим мертвым существованием.

Страница 74

Проекция жизни

Я чувствовал, что моя теперешняя жизнь – только проекция. Я жил в пространстве бессмысленных повторений одной и той же пожизненной ошибки, которая столь же глупа, сколько неисправима. Возможность исправления осталась где-то в настоящей жизни, которую, мне казалось, я давно прожил и лишь чувствую порой, как она врывается в мозг смутным ощущением, полусуществующим воспоминанием, а потом покидает её с быстротой сгорающей спички. Я же остаюсь в картонной декорации, где изо дня в день повторяю свое бегство.

Я утратил все возможности, я сделал многое из того, что мог, но всё же я сделал не всё. Я понимаю это и принимаю на себя вину во всех причинах. Во всех декорациях и проекциях я виню лишь себя. Я выбрал неправильную стратегию, которая вела меня сквозь лабиринт подобных друг другу схем, уводя всё дальше от изначальной цели.

Схемы постепенно перестали быть (и даже казаться) живыми. Они утратили ценность, я утратил шансы, я утратил не только свою жизнь, я утратил даже возможность этой жизни, как будто, однажды выпав из системы координат, я оказался в пустоте.

Я заполнял пустоту декорациями, вырезал выдумки из картона, я тратил слова на декорации, грел свои холодные руки над нарисованным костром и глядел в нарисованное небо, так искренне удивляясь, почему с него не упало ни одной звезды. Я перестал верить в звезды, в смысл вопроса «почему?», в целесообразность вопроса «зачем?». Я разучился спать и часто по ночам я ловлю себя на том, что обнимаю руками воздух, мечтая о смыслах.

Вскоре ночи исчезли вовсе, вместо них я жил в бесконечно сером предрассветном небе, я забыл, как выглядит черный цвет.

Я рисовал новые декорации. Я ловил руками новый воздух. Я перемещался из проекции в проекцию. Я не верил в неупущенное время. Я не верил в ту настоящую жизнь, которую раньше чувствовал время от времени. Когда-то я ещё чувствовал, что существую.

Но море мельчало. Мое некогда безбрежное море тонуло в песке. Моё море тонуло в проекциях и схемах. Сила покидала волны, они всё реже омывали прибрежные камни, а я, стоя на пороге своего картонного дома, смотрел, как умирает моё море. Моя последняя надежда. Моя первая и моя последняя вера. Я смотрел и думал о том, что морю ничего не стоит навсегда смыть все мои глупые декорации, моему всесильному морю ничего не стоит спасти меня, пусть даже позволив мне при этом утонуть. Только память может меня спасти, лишь она может вернуть меня к настоящей жизни. Но откуда я мог знать, что моя память не стала такой же декорацией, как и всё вокруг? Я стоял и ждал спасения у моря.

Но море молчало. Оно просто тонуло в песке.

Я просто придумал его – своё море.

Страница 75

Мёртвое море внутри и Белое море снаружи

Осенние дни застали меня на холодных берегах Белого моря. Я оказался в ветреном прибрежном городке, где жизнь текла размеренно и плавно, как морские волны плывут друг за другом в светлый погожий день, как мирно умолкают во время штиля. Я был спокоен, я был нем, я слушал шум воды.

Это был один из тех городов, которые никогда не появляются в сводках телевизионных новостей, о которых не пишут газеты. Я знал, это только мой обман зрения, мне только казалось – что там не убивают людей, что не полыхают пожары, что волны не угрожают людям девятым валом. Но тогда мне было приятно обмануться – и я позволил себе это.

Белое море бросало волны к моим ногам. Я с упоением вглядывался в его пустой горизонт и смотрел на оживленные стайки голубей, которые были повсюду – то резко и шумно взлетали, то сидели на белом песке вокруг меня. Ветер запутался в моих волосах. Солнце повисло над морем, ещё слишком далеко от линии горизонта, чтобы обещать близкий закат, который алым покрывалом качался бы на этих безмятежных волнах.

Прохладный ветер купался в морских волнах, мои мысли утопали в них, обретая долгожданное спасение. Волны Белого моря шумели в согласии с солёными водами Мёртвого моря внутри меня. Чайкам, что кричали над водами Белого моря, вторили чёрные птицы с мёртвых берегов. Повинуясь неосознанному порыву, я зашел в воду. Руки, опьяненные ледяной водой, медленно немели от холода, с приятной настойчивостью посягая на воспоминание о падении на камни. Я видел, как вдали, по берегу, прогуливается тучная женщина в чёрной шляпе. Песок нежно захватывал пальцы ног. Ветер летел в лицо. Меня окружал обезоруживающе-мягкий холод.

Я думал о дурманящей жаре южных пляжей, где в эту самую секунду бродят тысячи людей, отыскивая для себя раскаленный квадрат песка, кое-как пробираясь между голыми телами, покрытыми каплями пота. На северном пляже, где очутился я, не было ни души, если не замечать гуляющих вдалеке, – а как легко было их не замечать! Невыносимо легко. На пляже стояла только одинокая желтая лавочка, на ней я примостился с самого края, повсюду летали голуби. Всеми органами чувств я впитывал в себя упоительное, северное одиночество, радующееся ветру, – отнюдь не счастью, – потому что и счастье – всего лишь ветер.