Читаем без скачивания Золотое на чёрном. Ярослав Осмомысл - Михаил Казовский

Ночью хлынул ливень. Гром гремел, и сверкала молния, море волновалось, а охранники прятались под навесы и смотрели больше на небо, чем на арестантов. Это помогло беглецу: чиркнув огнивом, запалил самодельный факел (палку с намотанной на неё промасленной тряпкой) и извлёк из-под лавки два заветных булыжника. Погрузившись в лаз, он предусмотрительно возвратил эти камни на место, даже навалил изнутри песок, чтоб они не выпали - вышло вроде прочно. Развернувшись в тесной норе, наследник трона Византии, потный, грязный, с затухающим факелом, энергично пополз в сторону акведука. Мягкий грунт осыпался от его движений, а намокший песок оседал Целыми пластами. И случилось самое страшное: от очередного удара грома задрожала земля, стены тоннеля обвалились, преградив дорогу Андронику и вперёд и назад. Тут же факел погас. Узник императора превратился в узника земли - в темноте и удушье не знал, как теперь выбраться на воздух.

Между тем под утро караул опомнился и немедленно выявил отсутствие заключённого в карцере. Потрясённый начальник башни лично осмотрел стены и решётку, простучал камни пола и не обнаружил никаких признаков побега. Значит, кто-то отомкнул двери? Но охранники божились, что всю ночь стояли в двух концах коридора и, хотя гремел гром, не могли бы пропустить ни одной души - ни туда, ни обратно.

Стали рыскать в окрестностях и вблизи акведука обнаружили двух людей, вылезавших из заваленного подкопа - женщину и мужчину. Это были Янка и один из слуг Добродеи-Ирины, помогавший ей в подземных работах. Их доставили в башню.

Дочь Берладника находилась в полуобморочном состоянии - и не столько из-за ареста, сколько из-за уверенности, что Андроник погиб, задохнувшись в песке. Отвечала невнятно, точно ненормальная, отрицала свою вину и смотрела на всех мутными глазами. Но зато слуге быстро развязали язык - вмазав пару раз по его мужскому достоинству; он сознался по каждому из вопросов: кто копал, для чего и как долго; лишь не выдал Ростислава, будучи не в курсе его роли в этом деле.

Крайне раздражённый начальник Анемы (тяжело восприняв первое чрезвычайное происшествие за свою многолетнюю безупречную службу) поспешил к эпарху доложить о случившемся. А его заместитель, лично выполняя распоряжение командира - заключить арестованных в помещение карцера, - сделал это так, что сестру поместили в ту же самую камеру, из которой сбежал Андроник. И шепнул, склонившись к её уху: «Камни под лежанкой… постарайся выбраться…» Янке захотелось воскликнуть: «Господи, а ты? Ведь тебя в любой момент могут заподозрить!» - но благоразумно смолчала. Только посмотрела на него с нежностью и грустью.

А её возлюбленный, взяв себя в руки, понял, что ползти к акведуку много дальше, чем обратно в тюрьму. И решил возвратиться в камеру: лучше быть в неволе живым, чем в подкопе мёртвым! Отыскал в темноте и ощупал потухший факел: помня, как он упал, попытался определить направление предстоящего движения. Начал разгребать глину и песок. Вскоре его рука провалилась в пустоту - значит, с пути не сбился! - и с удвоенной силой продолжал выползать из завала. Вскоре сделалось попросторнее - больше воздуха и меньше обрушившейся земли. Наконец оказался в конце своего тоннеля. Только стал скрести плохо поддающийся грунт, что поддерживал камни под лавкой, как услышал шорох. Кто-то явно копал сверху вниз. Испугавшись, что это тюремщики, сын Ирины попятился, затаил дыхание, мысленно прикидывая тактику будущей обороны.

Грунт осел, и кромешная тьма уступила место будто бы полумраку - в плохо различимом отверстии промелькнула фигурка, лезущая под землю. Тут же Андроник услышал вздох: «Господи, помилуй!» Голос показался ему знакомым. И, по всей вероятности, не мужским…

- Янка? - произнёс узник башни, больше наобум, нежели действительно веря, что судьба приготовила ему этакий роскошный подарок.

- Пресвятая Богородица! - донеслось до него радостно-истошное. - Слава Богу, жив!

Несколько мгновений - и они уже вместе, гладили друг друга, целовали перепачканные грязью лица, плакали, смеялись.

- Как тебе это удалось? - восхищался её любовник.

- Ой, не спрашивай, расскажу потом! Надо торопиться - как бы караульные не опомнились и не бросились в погоню.

- В середине пути завал. Я едва вылез из него.

- Попытаемся раскопать. А иначе погибнем.

- Как я рад, что мы снова вместе!

- Да, теперь ничего не страшно!

В то же самое время Чаргобай отобрал из охранников четырёх наименее смышлёных и отправился вместе с ними к спуску в подземный ход возле акведука. Сделав озабоченное лицо, он сказал:

- Мы с начальником Анемы верно угадали, что мятежник, сбежав из карцера, оказался заваленным под землёй. Наша задача - раскопать и извлечь его оттуда. Двое из вас работают внизу - двое караулят снаружи. И наоборот. Под Моим присмотром. При обнаружении тела - мёртвого или живого - никаких увечий не наносить, а доставить в целости на поверхность. Есть вопросы? Ну, тогда приступаем.

Ход, проделанный Янкой и слугами, был намного шире норы, вырытой Андроником: можно было не только ползти, но и слегка подниматься на четвереньки. Кроме того, для прочности стен и потолка там и сям стояли крепёжные чурбачки - так что грунт во время грозы не осел и не рухнул. В свете факелов добрались до конца подкопа, начали раскидывать землю. Каждый час Ростислав уходил подышать свежим воздухом и сменить подручных. День уже был в разгаре. Арки акведука высились над их головами - древние, замшелые, а в его желобах журчала ключевая вода, доставляемая в Константинополь; примитивный водопровод работал исправно, хоть и не справлялся уже с возрастающими потребностями многолюдного города; на Руси подобных сооружений не строили - пользовались одними колодцами. Вытирая пот, сын Берладника думал: «Господи, спаси и помилуй! Дай им выбраться из тюрьмы. Помоги и мне избежать неволи. Капельку везения - больше ничего не желаю!»

Опустившись снова под землю, он услышал звуки борьбы. Бросился вперёд и увидел в отблесках воткнутого в стену факела страшную картину: первый из двух охранников весь в крови корчится на земле, уворачиваясь от ударов Янки, бьющей его лопатой, а второй караульный душит Андроника. Что ж, пришлось поспешить на помощь и прикончить сообща двух тюремщиков. Сделав это чёрное дело, трое заговорщиков обнялись и расцеловались. Чаргобай сказал:

- Наверху ещё двое. Их придётся тоже прибить, а иначе не вырвемся.

- Мы с тобой лезем впереди, а за нами Янка, - распорядился возможный будущий император.

- Да, сначала я заговариваю с ними - вроде ничего не случилось, отвлекаю внимание, а тем временем ваша честь нападает сзади.

- Прекрати говорить мне «ваша честь». Перейдём на «ты». А тем более в русском языке, в отличие от ромейского, форма «вы» не принята, если не ошибаюсь?

- Нет, не ошибаешься.

- Вот и превосходно.

Часовых сняли быстро, без особого шума. Сбросили тела в лаз подземного хода, и что было сил устремились в имение Добродеи-Ирины: раздобыть коней и скакать, скакать от преследователей - гвардии эпарха.

4

Зная, что побег был намечен на эту ночь, мать Андроника не сомкнула глаз до зари. Подходила к окну, вздрагивала от молний и ужасных раскатов грома, истово молилась под образами. Но рассвет не принёс облегчения: ни сынок, ни внучатые племянники так и не появлялись. Вдовствующая принцесса, чтобы как-то развеяться, заглянула в детскую, пожелала маленькой Зое доброго утра и поцеловала р темечко. Та смотрела на бабушку точно тем же взглядом, что и Янка когда-то, в первый раз увидев отца; но глаза были чёрные, от Андроника; что-то гурундела на своём, не доступном для взрослых языке.

- Где ж твои родители? - прошептала женщина по-русски. - Отчего замешкались?

Дама отказалась от завтрака, от обычной прогулки по парку. Сидя на террасе, ждала. Даже сорвала раздражение (что обычно не позволяла себе) на своём управляющем - евнухе. Понимала здраво: если до полудня беглецы не появятся в имении, значит, их затея провалилась; но надеяться продолжала, не спуская глаз с вымершей аллеи.

Вдруг послышался конский топот, перебранка у въезда, челядинин-привратник распахнул ворота, и отряд гвардии эпарха поскакал к усадьбе. Около террасы ни один из воинов не соблаговолил спешиться, не приветствовал пожилую аристократку, а наоборот - командир отряда, еле сдерживая себя, проорал по-гречески:

- Где ты прячешь этих ублюдков? Добродея встала и сказала невозмутимо:

- Прочь пошёл отсюда, мерзость, сукин сын! Довожусь тёткой его императорскому величеству! Ты, нарушивший мой покой и неприкосновенность жилья, будешь гнить в тюрьме до скончания века!