Читаем без скачивания Остров без сокровищ - Виктор Точинов

Но и у Джима есть гарантия, что сквайр не уплывет на «Испаньоле», оставив его куковать в усадьбе. Пока сквайр снаряжает корабль и готовится к отплытию, Джим занимается вот чем:

«А я жил в усадьбе под присмотром старого егеря Редрута, почти как пленник, мечтая о неведомых островах и морских приключениях. Много часов провел я над картой и выучил ее наизусть. Сидя у огня в комнате домоправителя, я в мечтах своих подплывал к острову с различных сторон. Я исследовал каждый его вершок, тысячи раз взбирался на высокий холм, названный Подзорной Трубой, и любовался оттуда удивительным, постоянно меняющимся видом».

То есть карта не у сквайра в Бристоле, и не у доктора Ливси, – карта осталась у Хокинса. Он живет в усадьбе как пленник, но карту из рук не выпускает. У Трелони вот-вот будет готов корабль, но без Хокинса – без карты – отплывать не имеет смысла.

Если это не система продуманных взаимных гарантий, то что же?

(Попутно обратим внимание на крайне важный момент: «провел много часов над картой и выучил ее наизусть». Это ведь не просто лишняя гарантия для Хокинса. Знание карты наизусть, способность набросать по памяти пусть не карту, но хотя бы приблизительную схему, способную привести к сокровищам, – фактор, многое меняющий в понимании противостояния, развернувшегося позже на острове.)

И еще один дополнительный бонус выторговал Хокинс: сквайр Трелони за свой счет полностью восстановил «Адмирал Бенбоу». То есть даже при неудаче экспедиции голодная смерть Хокинсам не грозит.

Но был ли восстановлен «Бенбоу» во второй своей ипостаси? Заработал ли снова как перевалочная база контрабандистов? Есть основания полагать, что заработал. Сквайр посадил в трактир своего человека, Хокинс называет его мальчиком, своим ровесником. Учитывая, как вольно Джим трактует слово «мальчик», логично предположить, что на деле это скорее молодой человек… Не будем вдаваться в анализ того, чем этот молодой человек занимался в трактире, просто отметим еще раз: устроил его на эту должность именно сквайр. Хотя логичнее было бы предоставить миссис Хокинс право самой подобрать помощника в деревне.

Шайка слепого Пью после гибели главаря едва ли продолжила прежнюю деятельность, – никто там на роль организатора не годился, даже Черный Пес, чересчур вспыльчивый и хватающийся за оружие по любому поводу. Однако другие контрабандисты вполне могли использовать налаженный канал и удобную стоянку в Киттовой Дыре.

Но вернемся к достигнутым договоренностям.

А что же доктор Ливси? Какие он получил гарантии?

Ему дополнительные гарантии не нужны. Он сам себе гарантия. Ливси ведь выступает не самостоятельно, а представляет очень грозную силу – якобитов. Те контролируют северную часть страны, имеют там многочисленную армию, а в районах, подконтрольных королю Георгу, активно действуют якобитские шпионы и эмиссары. При этом якобиты законами не связаны, терять им нечего, – они и без того все потенциальные висельники, объявленные вне закона.

Это не шайка бедолаги Пью, ссориться с такими людьми и пытаться их обмануть мог лишь человек, осознанно стремящийся к суициду.

Вот такой получился итоговый расклад в результате ночного разговора в усадьбе сквайра…

Теперь попробуем понять, как стороны к нему пришли.

Сочиняя свой мемуар, Хокинс и сам иногда чувствует фальшь. По крайней мере он попытался хотя бы намеками объяснить нам участие в поисках сокровищ доктора Ливси, ничего не внесшего в предприятие.

Если верить Хокинсу, он первым делом вручил бумаги Флинта доктору: «Доктор осмотрел пакет со всех сторон. По-видимому, ему не терпелось вскрыть его. Но он пересилил себя и спокойно положил пакет в карман».

А затем доктор начинает разговор со сквайром, упирая на то, что документы сейчас находятся именно у него, у Ливси:

«– Мы скоро узнаем, ради чего они рисковали шкурой, – ответил доктор. – Вы так горячитесь, что не даете мне слова сказать. Вот что я хотел бы выяснить: предположим, здесь, у меня в кармане, находится ключ, с помощью которого можно узнать, где Флинт спрятал свои сокровища. Велики ли эти сокровища?

– Велики ли, сэр! – закричал сквайр. – Так слушайте! Если только действительно в наших руках находится ключ, о котором вы говорите, я немедленно в бристольских доках снаряжаю подходящее судно, беру с собой вас и Хокинса и еду добывать это сокровище, хотя бы нам пришлось искать его целый год!

– Отлично, – сказал доктор. – В таком случае, если Джим согласен, давайте вскроем пакет».

Тонко играют джентльмены со словами и смыслами… Местоимениями жонглируют – залюбуешься. Доктор: у меня в кармане! Сквайр: не-е-ет, батенька, в наших руках!

Смысл последних слов сквайра: «хотя бы нам пришлось искать его целый год», – портит дурной перевод, на самом деле Трелони сказал: and I′ll have the treasure if I search a year, – я получу сокровище, если даже я буду искать год.

Я, я, я… Я снаряжу, я буду искать, я получу сокровище… Доктор тут же мягко напоминает о Джиме: мол, если тот согласен, давайте вскроем пакет.

А что же Джим? Молчит. Свое согласие на вскрытие пакета никак не демонстрирует. Но доктор пакет тут же вскрывает.

Красивая сцена, полная тонких смыслов… Возможно, истине она соответствует лишь отчасти, но Хокинс передает нам главное: как проходили переговоры на их начальном этапе. По-джентльменски, без прямых угроз и хватания друг друга за грудки. Все завуалировано, на полутонах и намеках…

Вопрос: мог ли Джим Хокинс поддерживать беседу на таком уровне? Может быть, не доктор Ливси, а сам Джим вел эту изящную словесную игру? Может, это он намекал сквайру на свой карман и ничего не передавал Ливси в начале разговора? Доктору, если он и в самом деле держал сквайра за горло (вернее, за кошелек) такая эквилибристика вроде бы ни к чему…

Вопрос сложный. Мы ничего не знаем толком о происхождении Хокинса – может быть, его родители были достаточно образованные люди, принужденные жизненными обстоятельствами заняться трактирным промыслом. Гораздо позже о том же говорит Джон Сильвер: «Хокинс, можешь ты мне дать честное слово юного джентльмена, – потому что ты джентльмен, хотя родители твои люди бедные…»

Но по зрелому размышлению стоит отказаться от образа Хокинса, плетущего изящные словесные кружева. И Сильвер тут не свидетель – откуда он мог знать Хокинсов-старших? Джим рос при трактире, толкового образования не получил, и вести наполненный тонкими намеками разговор не мог, не умел.

Хокинс скромно сидел за столиком и поедал выданный от щедрот сквайра голубиный паштет. Подкреплялся и терпеливо ждал, когда придет время сделать единственный ход, ведущий к выигрышу всей партии.